Уже не первое столетие в отечественной исторической науке не стихают споры о том, кто является субъектом и объектом истории, кому принадлежит первенство в глобальных преобразованиях, так или иначе постигающих общество. От чего зависит поступательное или скачкообразное развитие цивилизаций, этносов, государств, наций. От природных ли изменений, Всемирного Потопа, к примеру, или вспышек на солнце, или от пассионарности масс (как азиатских кочевников), или от деятельности харизматических личностей? В историях государства Российского Татищева, Карамзина ответ прячется прямо в оглавлениях, где каждая глава соответствует хронологии правления того или иного государственного лидера. В истории Ключевского общеисторическое развитие рассматривается на широком поле климатических и географических изменений. Эти же элементы присутствуют и у Соловьёва. Советская коммунистическая история писалась по революционным датам, съездам, пленумам и одной войне, в период коей съезды не собирались, а пленум партии прошёл всего один раз. Хотя между строк этой «съездовской хронологии», торчали вехами уши Ленина, Сталина, Хрущёва и иже с ними.
Национальная белорусская история начинала писаться А. Киркором, А. Сапуновым, Е. Карским и др. по географическим и этнографическим признакам. Наперекор официальной имперской политике русификации они прекрасно видели национальные, этнографические и исторические особенности литвинов-белорусов. Начало 20-го века явило выдающихся белорусских учёных-историков М. Довнар-Запольского и В. Ластовского. «Краткая история Беларуси» последнего, вышедшая в 1910 г. в формате карманной книжечки, представляла историю Беларуси как серию хронологических событий, где на равных был представлен народ и его правители. Настоящим прорывом в национальной истории стала книга-учебник В. Игнатовского «История Беларуси», переиздававшаяся несколько раз.
Интересно, что в отечественной истории, так или иначе, рассматривается поступательное развитие с точки зрения «единства и борьбы противоположностей». То мы боремся с отступающим ледником, осваивая новые земли к северу вслед за ним, то с непомерно разросшимися лесами, вырубая их на корню для подсечного, а потом двух-трёх польного земледелия, то с какими-либо пришедшими чужими племенами, потом между собой, между князьями, землями, странами, за урожаи, и прочими захватчиками наших девственных земель. Как говорит поговорка: «У верблюда два горба, потому что жизнь — борьба».
Действительно, если посмотреть даже на хронологию нашей истории, то не сложно заметить, сколько войн, восстаний, нападений пришлось на наши земли и народ. Практически ни одного века, ни одного года без этого не обошлось. Но с другой стороны, создаётся впечатление, что мы не просто живём катаклизмами и вечной борьбой, но кому-то выгодно держать нас всех в этом постоянном напряжённом состоянии.
Включаем, к примеру, телевизор — любой канал, любые новости. Что всегда нам предлагают в начале? Конечно, политические новости. Многие десятилетия. Правда, сейчас их место занимают больше новости криминальные или катастрофы, природные или техногенные. Возможно, последние наиболее удобоваримы для рейтингов, поскольку будоражат воображение, щекочут сидящему на диване обывателю его и без того расшатанные нервы. После — опять политика и политика с экономикой, после что-нибудь забавное, и как говорят, на десерт — что-нибудь из культуры, спорт и погода. Эту до боли знакомую и избитую схему с таким же успехом можно увидеть и любой газете, и даже в интернет-изданиях. По-прежнему на первом месте — «борьба». В отечественных «честных» газетах последнее время добавилась одна схема: на первых полосах о том, как у «нас» хорошо, на последней — как у «них» плохо. Ну, прямо-таки «Правда» с «Известиями» разлива 60-х — 70-х годов! Но и здесь сплошная борьба: за новую жизнь, экономическое чудо, социальную стабильность, с «врагами» внутренними и внешними, и, конечно, нескончаемая два раза в год битва за урожай. Даже политико-культурное мероприятие «дожинки» смотрится как завершающий этап этой победоносной борьбы.
Вольно или невольно, но победивший на одной шестой планеты марксистско-ленинский материализм стал кровью и плотью нашего восприятия мира и истории. По-прежнему трактуем жизнь официально, деля на базис и надстройку. Здесь хотелось бы сказать, что базисной меркантильности лишена церковь. Но не возможно. Достаточно посмотреть на количество церковных новоделов по всей стране. (Иногда кажется, что живём толи на севере в Кижах, толи где-то под Ярославлем.) Культура как таковая во всех проявлениях, за исключением физической, твёрдо и уверенно загнана на последнее историческое место. Она вроде как «десерт» после обеда. Можно съесть, а можно, если объелся, и не есть. Даже существует материальный рейтинг в государственном бюджете — что-то менее одного процента. И это, кстати, на то, что к культуре, конечно, относится, но не имеет ничего общего с культурой национальной.
Но где бы мы были, если бы не Евфросиния Полоцкая, Кирилл Туровский, известный Боян, полоцкие, витебские, гродненские зодчие 11-12 вв., если бы Скорина не привёз нам из Праги первые наши печатные книги, если бы Гусовский не написал «Песню о зубре», Иван Федорович, Мстиславец, Смотрицкий, Спиридон Соболь и иже с ними, не писали, не печатали, не переводили… Если бы, в конце-то концов, не сочинили первую для всей Восточной Европы «Азбуку» и «Букварь»! Если бы Симеон Полоцкий не только не учил детей Алексея Михайловича (и среди них царевича Петра), но и не создал первый в Москве театр и не стал автором первого российского стихосложения. (Кстати, мало кто задумывался: отчего это у Петра I вдруг появилась такая непреодолимая тяга к реформаторству на европейский манер? А может как раз в Симеоне Полоцком причина? Последний имел два европейских образования: Киево-Могилянской академии и Виленской, владел пятью языками, писал трактаты и стихи, занимался переводами. В Москве его за это и не любили, считая «латинянином» и скрытым еретиком. По этим же причинам была сожжена московская типография Ивана Федоровича. Вспоминать об этом не любят, зато безмерно гордятся первой «русской» печатной книгой — «Апостолом».)
В конце концов, те, кто изобрели колесо, мельницу, паровоз и самолёт — в первую очередь принадлежат культуре. И первый первобытный человек, вылепивший фигурку женщины-матери, украсивший росписью стены пещеры — тоже. И это подтверждает тезис, что не голодный желудок стимулирует прогресс. Вот, к примеру, африканским пигмеям компьютеры не нужны. Прогресс — в творчестве, в стремлении самоидентификации, в самопознании и познании мира как такового. И вот тут-то возникает закономерный вопрос: если мы не осознаем себя, как мы можем идентифицироваться в мировом сообществе?
Помните жаркие споры конца 80-х — 90-х: что важнее «колбаса» или родной язык? И вопрос-то этот стоял не на политическом уровне, со стороны национально настроенной «оппозиции», конечно, а на самом что ни есть бытовом. Оглянитесь вокруг — не кажется ли вам, что с огромным отрывом победила «колбаса»? И хотелось бы сказать «главному тренеру» спасибо, да вот что-то у значительного количества «электората» язык не поворачивается. У кого «мову заняло», а кому этой самой «колбасы» по-прежнему не хватает. И все попытки «мобилизовать» народ то на уборку урожая, то на экономию электроэнергии, воды и т. д. мало к чему приводят. В результате «тренерам» приходится просто повышать цены, тарифы, налоги и штрафы. До абсурдного — вносить возможную сумму штрафов в государственный бюджет! (т.е. — мы, плательщики штрафов уже наперёд, на будущее, в принципе виновны, даже ничего не совершив). Странным образом напрашивается мысль: а возможна ли в принципе «колбаса» без «языка», культуры в более широком смысле? Может всё-таки не материалистический базис является залогом сытого живота, а голова и то, что в ней заложено генами предков, их и нашей общей культурой?
В современном мире проблемы у отдельно взятого человека, как и у целых народов одинаковы. Но решают их все по-своему. И заметьте, решают их именно на национальном, своём культурном уровне. Прибалты сплочались, выходя сотнями тысяч на певческие поля, чехи — придумывая мифическую историю своего народа (чтобы избавиться от засилья немецкой культуры), россияне, разворачивая в августе 1991 г. огромный национальный флаг на улицах Москвы, украинцы — одеваясь в «жовто-блакітнае» и «памаранч» и т. д. Надо ли при этом напоминать, на каком языке прибалты пели, чехи писали, россияне и украинцы митинговали? И ведь происходило то это не за ради «колбасы». И в результате сегодня сложно даже поставить их и нас на одну ступеньку в мировом или европейском рейтинге.
Уважают тех, кто в первую очередь уважает самого себя: «Мой дядя самых лучших правил, когда не в шутку занемог…». И вряд ли нам удастся вырваться из нашего «закатного болота», если свои первые Полоцкое и Туровское государства будем считать «древнерусскими», Радзивилов и Сапег литовцами (читай этническими), Костюшку и Калиновского поляками, делить православную веру на «польскую» и «русскую». Мы только на словах, пусть даже и конституционных свободны и независимы. Реально же по-прежнему являемся самой, что ни на есть колонией, если даже Скорина «учится в Санкт-Петербурге». И эта колония, прежде всего в наших головах, головах тех, кто считает себя «отцами и вождями» нации. Их забота о народе — забота о «колбасе» и не более того. Их «идеология» — забота о своём благополучии, оправдание собственного тоталитаризма. Их культура — культура «совкового» стадиона и безликой «попсы». И им равно где жить и править: в Беларуси или в Буркина-Фасо. Главное, что бы было кем править, с кого взимать «штрафы».
Поэтому не нужна культура как таковая, не интересует самоидентификация нации, культура нации, традиции. Только этим и можно объяснить появление в стране православных «Кижей» и «Кремлёвских подворий», китайских пагод и римского амфитеатра (планируется строить в парке рядом с Национальной библиотекой), развлекательного центра с гостиницей в минских базилианских монастырских стенах, уничтожение исторических кварталов в Гродно и перекапывание экскаваторами археологических центров исторических городов, при подготовке к «Дожинкам» (в этом году уже разворотили без проведения исследований Оршу. Отдельная благодарность сегодняшнему «главному» государственному археологу О. Н. Левко).
Есть такая закономерность: голова человека составляет 1/7 его роста. Именно эта «надстройка» и руководит всей остальной «материальной базой». Но если признавать теорию Дарвина, то эволюционный путь человечества к этим высоким достижениям «был не лёгок и не прост». Почему исчезли динозавры? Может метеорит, может Всемирный Потоп, может амбиции в построении Вавилонской башни. А может, мы слишком много жрём? Не в прямом смысле, конечно, а в том числе и тех, кто рядом с нами, кто в «очках», в «шляпе»? Умный дедушка Крылов: «Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать. Сказал, и в тёмный лес ягнёнка уволок». Кто потом будет считать, сколько из этой 1/7 динозавра составляло мозга, а сколько желудка?
Об эволюции можно спорить. Но когда не интересуют «звёзды в небе», пропорции биологического мира могут резко меняться, доходя до вымерших холоднокровных. Вот и нам бы, как в анекдоте про лилипутов, не превратиться бы в мышей.