Проблема возможной трансформации белорусского политического режима стала выходить на первое место в экспертном сообществе. Название данной статьи позаимствовано из книги философа Карла Ясперса «Духовная ситуация времени». По мнению автора, неспособность белорусской элиты, как властной, так и оппозиционной, трезво оценить происходящее в стране не является случайной, а есть результат того, что стало модным сейчас называть «зависимостью от предыдущего пути развития» (path dependence).
Война из-за слёз
«Стабильность» — вот, пожалуй, то ключевое понятие, с помощью которого одно и то же конкретное физическое лицо сумело трижды войти в избирательный президентский поток и выйти из него сухим. В 1994 г. в качестве всеобщей надежды на ее достижение, в 2001 г. как политик, выполнивший свои предвыборные обещания, и, наконец, в 2006 г. в лице безальтернативного гаранта по удержанию достигнутого. Время вождей с их культом личности осталось в далеком советском прошлом. Время поводырей-реформаторов, ведущих за собой народ, сгорело в бурные и непродолжительные годы перестройки. В итоге нынешнему политическому лидеру Беларуси приходится довольствоваться лишь ролью символа порядка и стабильности [1].
Согласно официальной версии, белорусская стабильность базируется на динамично развивающейся экономике, эффективной власти, государственной идеологии и на структурах гражданского общества («конструктивно настроенных массовых общественных организациях» [2]). Опираясь на них, как мифический слон на не менее мифических черепах, Лукашенко еще в 2005 г. гневно отверг обвинения в жизнеспособности белорусской экономической модели исключительно за счет поставок дешевых российских энергоносителей.
Прошло чуть больше года. Под угрозой оказалась стабильность. Все ее четыре базовых фактора зашатались одновременно, и скрыть сей прискорбный факт оказалось невозможным даже в условиях почти полной монополии государства на СМИ. Достаточно вспомнить активность населения по конвертации сбережений из рублей в доллары.
Сильная и эффективная
Согласно А. Тойнби, развитие есть результат ответа на вызов. Судя по рыночной риторике высших белорусских чиновников, перевод союзнических отношений на рыночные принципы осознан в Беларуси именно как вызов. Приведет ли он к развитию? В качестве ответа на поставленный вопрос процитируем нобелевского лауреата Д. Стиглица: «В устаревших учебниках по экономической теории зачастую говорится о рыночной экономике так, как если бы она включала три существенных элемента: цены, частную собственность и мотив получения прибыли. Наряду с конкуренцией эти элементы обеспечивают стимулы, координируют процесс принятия экономических решений, гарантируют то, что фирмы произведут продукцию, необходимую потребителям, с минимальными издержками. Но не менее важно понимание роли институтов» [3] .
Для подтверждения данного вывода сошлемся на исследование Всемирного банка [4], в котором были сопоставлены данные по 84 странам за период 1983–1994 гг., характеризующие их экономический рост, качество экономической политики (КЭП) и степень защиты прав собственности и контрактов (качество институтов — КИ). Оказалось, что в странах с высоким КЭП и КИ темпы экономического роста составили 2,4%; в странах с низким КЭП и высоким КИ — 1,8%; в странах с высоким КЭП и низким КИ — 0,9% и низкими обоими показателями — 0,4%.
Понимают ли в Беларуси вклад институтов в экономическое развитие? Трудно сказать однозначно, но сам термин «институт» А. Лукашенко известен. По крайней мере в мае 2001 г. с трибуны второго Всебелорусского народного собрания он его произнес весьма уверенно: «Мы подняли нацию с колен, создали эффективно функционирующие государственные институты и оптимальную социально-экономическую систему… Именно в этом главный итог нашей деятельности за последние пять-семь лет».
Понятия «эффективная власть» и «сильная власть» для А. Лукашенко — синонимы. В свою очередь «сильная власть» для него определяется через возможность тотального личного контроля практически над всеми политическими и экономическими процессами в Беларуси.
Ф. Фукуяма согласен с А. Лукашенко в том, что сила и эффективность — синонимы, но он четко разделяет понятия «сила государства» и «сфера влияния государства» [5]. В первое он включает способность государства формулировать и осуществлять политические курсы и создавать законы; эффективно администрировать; контролировать коррупцию и взяточничество; поддерживать высокий уровень подотчетности правительственных учреждений и, что самое важное, реализовать законы. Второе же понятие в особом пояснении не нуждается. Достаточно вспомнить США, в которых сила государства сочетается с крайне ограниченной сферой его влияния на внутренние процессы.
Но в Беларуси главу государства, по его же собственному признанию, «беспокоит всё», поэтому сфера государственного влияния ограничена у нас лишь ресурсной базой бюрократии. Если бы не данное ограничение, то отечественный авторитаризм легко трансформировался бы в своего тоталитарного предшественника.
Что касается силы (эффективности) белорусского государства, то тут возникают вопросы. Приведу пример из книги Ф. Фукуямы. В 1989 г. известный экономист Де Сото посчитал, что для открытия бизнеса в Лиме (Перу) потребовалось пройти утверждение в 11 учреждениях, потратить 10 месяцев и 1231 доллар. Аналогичные действия в США и Канаде заняли бы 2 дня [6]. А что мы имеем в Беларуси? Согласно последнему докладу Всемирного банка «Как делать бизнес-2007», по легкости ведения бизнеса республика переместилась со 124-го места, которое она занимала в 2005 г., на 129-е в 2006 г. (всего обследовалось 175 стран).
В отличие от Перу образца 1989 г. в Беларуси для открытия бизнеса требуется не 11, а 16 согласований, что занимает в среднем 69 дней. Но не спешите радоваться, для занятия большинством видов бизнеса требуются лицензии, поэтому смело приплюсовывайте еще 354 дня. Изобретая многочисленные согласования, государство не забыло и о финансовой стороне дела. Открыть свой бизнес в Беларуси — занятие не из дешевых. В 2006 г. на это уходило 26,1% среднедушевого годового дохода. Примеры «эффективности по-белорусски» можно продолжать. Достаточно вспомнить последнее место в мире по качеству налоговой системы.
Повышение эффективности (силы) государства — задача, требующая многолетних интеллектуальных усилий. Куда проще провести подмену понятий и через указы и декреты, подкрепленные действиями специализированных структур, попытаться расширить сферу государственного (личного) влияния.
Здесь автору трудно удержаться от очередной цитаты: «Любой полудурок может взять кнут и заставить других людей подчиниться. Но для того чтобы служить народу, нужны голова и кропотливый труд. Лишь немногим удается производить ботинки дешевле и лучше конкурентов. Неумелый специалист всегда будет стремиться к бюрократическому господству. Он прекрасно знает, что не может добиться успеха в рамках конкурентной системы. Всесторонняя бюрократизация — это его спасение. Опираясь на властные полномочия своего учреждения, он будет добиваться выполнения своих решений при помощи полиции» (Людвиг фон Мизес) [7] .
История неполноценной синусоиды
Обратимся к рис. 1. Перед нами график изменения ВВП за последние 15 лет. Попытаемся взглянуть на динамику базового макроэкономического показателя с точки зрения политологии. В 1991 г. годовой прирост ВВП (по официальным данным) впервые оказался отрицательным. Через два с половиной года кризис экономический перешел в кризис системный, завершившийся полной деградацией власти и ее «заменой» через механизм всенародного голосования.
Избрание первого президента не остановило падения ВВП, но уже в следующем году экономика достигла своего «дна», после чего начался подъем. В полном соответствии с теорией восстановительного роста он оказался стремительным и краткосрочным. На стадии экономического падения в Беларуси произошла революционная (как тогда казалось) институциональная ломка, но одновременно в обществе стали нарастать процессы отторжения произошедших перемен. Общественное мнение, перепутав причину со следствием, связало ухудшение материального положения большинства жителей теперь уже независимой Беларуси с новыми институтами, и потому их оплот (первая демократическая Конституция) был обречен.
Рисунок 1. Темпы изменения ВВП в Беларуси за период с 1991 по 2006 гг.
Подобно расколовшемуся от переохлаждения терминатору, «партия власти» вновь собралась в единый управленческий организм, но в отличие от героя киноленты он не был точным клоном своего предшественника. В процессе сборки была решительно отброшена марксистская идеология, но главный принцип советской экономической модели, принцип неразделенности собственности и власти остался почти нетронутым. В итоге слабая неправовая советская республика трансформировалось в более сильное, но по-прежнему неправовое независимое государство.
Со стороны общества особых возражений по поводу реинкарнации властных институтов не последовало, ибо в условиях кризиса оно как никогда ранее нуждалось в институте государственного патернализма.
Успешность восстановительного роста сыграла с белорусской властью и обществом злую шутку: она создала колею, из которой главный архитектор белорусской экономической модели, судя по всему, не способен выбраться. Лучшее — враг хорошего, а с восстановительным ростом Лукашенко, и тут надо отдать ему должное, справился неплохо. Достаточно посмотреть на экономические показатели соседней Украины за те же годы.
Последовавшее в 1999 г. снижение темпов роста ВВП грозило перерасти в очередной полноценный спад. Резервы восстановительного роста были исчерпаны, а для серьезного перехода к росту инвестиционному в стране не были созданы соответствующие институты, и в первую очередь это касалось института частной собственности и института независимого суда. Формально они были созданы, однако ежедневная практика свидетельствовала об их имитационной природе. В качестве примера достаточно привести недавнее высказывание Лукашенко по поводу создания благоприятных условий для бизнеса в малых городах. Казалось бы, вот оно! Наконец-то! Но столь оптимистичный вывод преждевременен: по мнению президента, развитие бизнеса возможно лишь «под контролем государства, чтобы прибыль, которая будет зарабатываться на месте, инвестировалась в развитие малых городов, поселков, а не раскладывалась по карманам или, что еще хуже, вывозилась за пределы страны» [8]. Иными словами, право частной собственности в Беларуси на прибыль не распространяется.
Но вернемся к синусоиде. Ей было не суждено вновь пересечь нулевой уровень. Подъем российской экономики после дефолта, усиленный ростом цен на энергоносители, позволил довести прямые и косвенные дотации белорусской экономики со стороны России почти до 20% отечественного ВВП. При собственной добыче нефти в пределах 1 млн. т Беларусь фактически превратилась в «петростейт», а в государствах, живущих с природной ренты, проведение реформ не является их сильной стороной. Если в конце 2001 г. журналист «Советской Белоруссии» Н. Романова еще могла позволить себе написать: «Сегодня, в атмосфере ожиданий обещанной либерализации, тема иностранных инвестиций приобрела особенную остроту и актуальность», — то уже в 2002 г. «острота» как-то незаметно рассосалась.
Всё, на что способно государство на институциональном поле, — это изменять формальные институты. В принципе, для подобных новаций много времени не требуется (проснулся, а на дворе новая Конституция). Институты порождают роли и статусы, которые в свою очередь влияют на уровень развития человеческого потенциала. Фактически законсервировав советские институты, власть в Беларуси сохранила и сложившееся еще в СССР ролевое и статусное распределение.
Но за последние 15 лет много воды утекло. Так, например, число студентов в республике почти удвоилось. Увеличение произошло за счет обучения современным профессиям, однако для такого количества выпускников в экономике, ориентированной на строительство агрогородков и сохранение небольшого количества бюджетообразующих предприятий, просто нет соответствующих рабочих мест. Отсюда и Площадь Калиновского, возникшая вопреки двузначному росту доходов населения в течение трех последних лет. Подобно украинскому Майдану, ее главной движущей силой стали социально-статусные претензии, рожденные нереализованными ожиданиями.
Формальные институты, взаимодействуя с институтами неформальными, приводят к формированию социальных структур. По мнению российского социолога Т. Заславской: «Хорошая социальная структура такая, которая дает максимальному количеству разных людей возможность выдать на-гора то, что они знают и умеют» [9] .
Вот с выдачей выдачи «на-гора» в Беларуси и возникают проблемы. Для примера достаточно обратиться к еще не завершенному белорусско-российскому кризису. В середине декабря, когда кризис уже ломился во все двери, Национальное собрание принимает бюджет в рамках пролонгации условий 2006 г. Эстафету неэффективности у законодателей вскоре подхватывает правительство. Его неспособность комплексно оценить произошедшее очевидна. Переговорите с любым крупным чиновником из Минэкономики. В частных беседах каждый по отдельности вполне адекватно оценивает ситуацию, но собранные вместе, они превращаются в автоматы, чисто формально реагирующие на поток противоречивых указаний из Совмина.
Пройдет еще несколько лет, и специалистов, способных адекватно оценивать реальность (но не реагировать на нее), в министерских кабинетах и днем с огнем будет невозможно отыскать. Ничего удивительного в этом нет: социальные структуры напрямую влияют на качество человеческого потенциала. Именно они осуществляют селекцию, одновременно формируя спрос на работников с определенными характеристиками. А спрос, как известно, порождает предложение. Так, формальные институты в конечном итоге влияют на качество человеческого потенциала.
Обратимся к табл. 1, позаимствованной на сайте НИСЭПИ. Институциональная реинкарнация не прошла для общества бесследно. С 2002 г. стали возвращаться антирыночные настроения. Люди везде одинаковы. Их конечные цели не зависят от экономических моделей (семья, достаток и т. п.), но вот способы, которыми они пытаются их реализовать, оказываются весьма чувствительными к институциональным изменениям.
Таблица 1. Динамика мнения респондентов о наиболее желательном для работы предприятии, %
Вариант ответа | 11'97 | 04'00 | 10'01 | 12'02 | 06'06 | 01'07 |
Государственном | 53.5 | 48.9 | 42.3 | 43.5 | 52.0 | 50.0 |
Частном | 35.7 | 40.0 | 42.6 | 49.5 | 33.0 | 34.0 |
Другом | 4.5 | 6.5 | 3.1 | 4.1 | 2.7 | 4.8 |
Вероятность перемен
Процитируем еще раз Т. Заславскую: «За что ответственна в целом институциональная система? Она ответственна за то, чтобы в обществе доминировали эффективные или хотя бы социально допустимые способы действий индивидов и групп. И эта система выполняет четыре функции: стабилизационную, адаптационную, инновационную и интеграционную».
Понятно, что в современных динамичных условиях стабилизационная функция институтов всё в большей степени становится производной от трех остальных.
Согласно теории игр, эффективно противостоять противнику со случайной стратегией можно только выбрав случайную же стратегию. Попробуйте сыграть в футбол, расписав заранее все свои финты, и вы сразу поймете безнадежность затеи. Современный мир устроен так, что из всех постоянных характеристик востребована лишь способность к постоянным переменам, иными словами, стабильность напрямую зависит от реформаторского потенциала социальной системы.
Такой потенциал не может быть сосредоточен в одной точке. Есть уровень лидера, уровень элиты, уровень общества. Заметную роль при определенных обстоятельствах может сыграть и международный уровень. Начнем с последнего. Заинтересованность восточного соседа в глубоких институциональных реформах в Беларуси в особых комментариях не нуждается. Достаточно вспомнить «помощь», которую Кремль оказал Украине в 2004 г. С соседями на Западе не всё так однозначно, но до Америки далеко, а в объединенной Европе на сегодняшний день отсутствует механизм выработки согласованных, а главное — оперативных внешнеполитических решений.
Запрос на реформы со стороны белорусского общества не стоит преувеличивать. Большая часть населения сумела адаптироваться к «белорусской экономической модели». Простой народ недостатком инновационных способностей никогда и не страдал. За годы независимости он освоил несчетное количество скрытых и явных технологий выживания. Попробуйте, к примеру, съездить в Брест и купить билет на электричку, отходящую в Польшу, и вы сразу поймете, что жизнь не стоит на месте. Очередь, занятая за 7-8 часов до отправления, еще не является гарантией покупки билета. Для тех же, кто в силу объективных причин лишен возможности активно осваивать современные технологии выживания, существует не менее эффективный способ адаптации. Они понижают уровень личных потребностей. Как говорится, если гора не идет к Магомету…
Возможность реформаторских инициатив со стороны элиты и лидера была подробно проанализирована в статье Янова Полесского «Хрупкое равновесие». Вывод в ней делается неутешительный, и с этим следует согласиться. Необходимо лишь добавить, что возможность агентов на политическом рынке Беларуси действовать рационально не следует преувеличивать. Во-первых, существует такое понятие, как «ловушка краткосрочной рациональности»: то, что выглядит рациональным на короткой дистанции, может не оказаться таковым на более длинном временном отрезке. Но это не главное. Колея, в которой оказалась белорусская элита после бума восстановительного роста и затянувшегося аттракциона «неслыханная щедрость» со стороны России, лишила ее последней возможности адекватно оценивать происходящее. Достаточно вспомнить заявление главы государства о 73-х террористических организациях, раскрытых накануне президентских выборов.
Кто-то возразит, что в пылу избирательной кампании можно выдать и не такое, мол, это не оговорка по Фрейду, а согласованный с политтехнологами пиаровский ход. Возможно. Однако у российского политолога Л. Шевцовой есть и другое объяснение: «Всё больше возвышающаяся над обществом „вертикаль“ теряет связь с действительностью, что приводит к принятию неадекватных решений. При этом сам лидер, раз начав, уже не может остановиться и продолжает ослаблять все остальные институты и силы, рассматривая любой намек на самостоятельность и политические амбиции как проявление враждебности. Усмирение политического поля и превращение его в пустыню повышает риск непредсказуемых инициатив и движений за пределами поля, что, в свою очередь, несет в себе угрозу стабильности» [10] .
По мнению уже цитируемого выше К. Ясперса: «Увидеть ситуацию означает начать господствовать над ней». Вот этой способности с каждым днем всё больше и не хватает белорусской элите. В своих «красных домах», в своих персональных еврокоттеджах они стали дезертирами действительности. Отказавшись от последовательных реформ в качестве основного инструмента поддержания стабильности, они открыли дверь для лавинообразных изменений. Данный вывод полностью согласуется с теорией и практикой административного рынка, а никаких иных рынков наследница советской бюрократии выстраивать и не умеет.
[1] Ю. Левада. От мнения к пониманию. Московская школа политических исследований. 2000. С. 27.
[2] Журнал «Наш современник». 2005. № 12.
[3] Д. Стиглиц. Кто потерял Россию. www.rusref.nm.ru
[4] Институциональная экономика. Москва ИНФРА-М, 2003. С. 28.
[5] Ф. Фукуяма. Сильное государство. Хранитель. Москва, 2006. С. 26.
Там же. С. 45
[6] Там же. С. 45.
[7] Людвиг фон Мизес. Бюрократия. Запланированный хаос. Антикапиталистическая ментальность. www.library.metromir.ru
[8] А. Лукашенко. Выступление перед журналистами. 16.02.2007 www.belarustime.by
[9] Т. Заславская. Человеческий фактор в трансформации российского общества. Лекция на www.polit.ru
[10] Л. Шевцова. Вперед, в прошлое! www.liberal.ru