Проблема возможной трансформации белорусского политического режима стала выходить на первое место в экспертном сообществе. Название данной статьи позаимствовано из книги философа Карла Ясперса «Духовная ситуация времени». По мнению автора, неспособность белорусской элиты, как властной, так и оппозиционной, трезво оценить происходящее в стране не является случайной, а есть результат того, что стало модным сейчас называть «зависимостью от предыдущего пути развития» (path dependence).

Война из-за слёз

«Стабильность» — вот, пожалуй, то ключевое понятие, с помощью которого одно и то же конкретное физическое лицо сумело трижды войти в избирательный президентский поток и выйти из него сухим. В 1994 г. в качестве всеобщей надежды на ее достижение, в 2001 г. как политик, выполнивший свои предвыборные обещания, и, наконец, в 2006 г. в лице безальтернативного гаранта по удержанию достигнутого. Время вождей с их культом личности осталось в далеком советском прошлом. Время поводырей-реформаторов, ведущих за собой народ, сгорело в бурные и непродолжительные годы перестройки. В итоге нынешнему политическому лидеру Беларуси приходится довольствоваться лишь ролью символа порядка и стабильности [1].

Согласно официальной версии, белорусская стабильность базируется на динамично развивающейся экономике, эффективной власти, государственной идеологии и на структурах гражданского общества («конструктивно настроенных массовых общественных организациях» [2]). Опираясь на них, как мифический слон на не менее мифических черепах, Лукашенко еще в 2005 г. гневно отверг обвинения в жизнеспособности белорусской экономической модели исключительно за счет поставок дешевых российских энергоносителей.

Прошло чуть больше года. Под угрозой оказалась стабильность. Все ее четыре базовых фактора зашатались одновременно, и скрыть сей прискорбный факт оказалось невозможным даже в условиях почти полной монополии государства на СМИ. Достаточно вспомнить активность населения по конвертации сбережений из рублей в доллары.

Сильная и эффективная

Согласно А. Тойнби, развитие есть результат ответа на вызов. Судя по рыночной риторике высших белорусских чиновников, перевод союзнических отношений на рыночные принципы осознан в Беларуси именно как вызов. Приведет ли он к развитию? В качестве ответа на поставленный вопрос процитируем нобелевского лауреата Д. Стиглица: «В устаревших учебниках по экономической теории зачастую говорится о рыночной экономике так, как если бы она включала три существенных элемента: цены, частную собственность и мотив получения прибыли. Наряду с конкуренцией эти элементы обеспечивают стимулы, координируют процесс принятия экономических решений, гарантируют то, что фирмы произведут продукцию, необходимую потребителям, с минимальными издержками. Но не менее важно понимание роли институтов» [3] .

Для подтверждения данного вывода сошлемся на исследование Всемирного банка [4], в котором были сопоставлены данные по 84 странам за период 1983–1994 гг., характеризующие их экономический рост, качество экономической политики (КЭП) и степень защиты прав собственности и контрактов (качество институтов — КИ). Оказалось, что в странах с высоким КЭП и КИ темпы экономического роста составили 2,4%; в странах с низким КЭП и высоким КИ — 1,8%; в странах с высоким КЭП и низким КИ — 0,9% и низкими обоими показателями — 0,4%.

Понимают ли в Беларуси вклад институтов в экономическое развитие? Трудно сказать однозначно, но сам термин «институт» А. Лукашенко известен. По крайней мере в мае 2001 г. с трибуны второго Всебелорусского народного собрания он его произнес весьма уверенно: «Мы подняли нацию с колен, создали эффективно функционирующие государственные институты и оптимальную социально-экономическую систему… Именно в этом главный итог нашей деятельности за последние пять-семь лет».

Понятия «эффективная власть» и «сильная власть» для А. Лукашенко — синонимы. В свою очередь «сильная власть» для него определяется через возможность тотального личного контроля практически над всеми политическими и экономическими процессами в Беларуси.

Ф. Фукуяма согласен с А. Лукашенко в том, что сила и эффективность — синонимы, но он четко разделяет понятия «сила государства» и «сфера влияния государства» [5]. В первое он включает способность государства формулировать и осуществлять политические курсы и создавать законы; эффективно администрировать; контролировать коррупцию и взяточничество; поддерживать высокий уровень подотчетности правительственных учреждений и, что самое важное, реализовать законы. Второе же понятие в особом пояснении не нуждается. Достаточно вспомнить США, в которых сила государства сочетается с крайне ограниченной сферой его влияния на внутренние процессы.

Но в Беларуси главу государства, по его же собственному признанию, «беспокоит всё», поэтому сфера государственного влияния ограничена у нас лишь ресурсной базой бюрократии. Если бы не данное ограничение, то отечественный авторитаризм легко трансформировался бы в своего тоталитарного предшественника.

Что касается силы (эффективности) белорусского государства, то тут возникают вопросы. Приведу пример из книги Ф. Фукуямы. В 1989 г. известный экономист Де Сото посчитал, что для открытия бизнеса в Лиме (Перу) потребовалось пройти утверждение в 11 учреждениях, потратить 10 месяцев и 1231 доллар. Аналогичные действия в США и Канаде заняли бы 2 дня [6]. А что мы имеем в Беларуси? Согласно последнему докладу Всемирного банка «Как делать бизнес-2007», по легкости ведения бизнеса республика переместилась со 124-го места, которое она занимала в 2005 г., на 129-е в 2006 г. (всего обследовалось 175 стран).

В отличие от Перу образца 1989 г. в Беларуси для открытия бизнеса требуется не 11, а 16 согласований, что занимает в среднем 69 дней. Но не спешите радоваться, для занятия большинством видов бизнеса требуются лицензии, поэтому смело приплюсовывайте еще 354 дня. Изобретая многочисленные согласования, государство не забыло и о финансовой стороне дела. Открыть свой бизнес в Беларуси — занятие не из дешевых. В 2006 г. на это уходило 26,1% среднедушевого годового дохода. Примеры «эффективности по-белорусски» можно продолжать. Достаточно вспомнить последнее место в мире по качеству налоговой системы.

Повышение эффективности (силы) государства — задача, требующая многолетних интеллектуальных усилий. Куда проще провести подмену понятий и через указы и декреты, подкрепленные действиями специализированных структур, попытаться расширить сферу государственного (личного) влияния.

Здесь автору трудно удержаться от очередной цитаты: «Любой полудурок может взять кнут и заставить других людей подчиниться. Но для того чтобы служить народу, нужны голова и кропотливый труд. Лишь немногим удается производить ботинки дешевле и лучше конкурентов. Неумелый специалист всегда будет стремиться к бюрократическому господству. Он прекрасно знает, что не может добиться успеха в рамках конкурентной системы. Всесторонняя бюрократизация — это его спасение. Опираясь на властные полномочия своего учреждения, он будет добиваться выполнения своих решений при помощи полиции» (Людвиг фон Мизес) [7] .

История неполноценной синусоиды

Обратимся к рис. 1. Перед нами график изменения ВВП за последние 15 лет. Попытаемся взглянуть на динамику базового макроэкономического показателя с точки зрения политологии. В 1991 г. годовой прирост ВВП (по официальным данным) впервые оказался отрицательным. Через два с половиной года кризис экономический перешел в кризис системный, завершившийся полной деградацией власти и ее «заменой» через механизм всенародного голосования.

Избрание первого президента не остановило падения ВВП, но уже в следующем году экономика достигла своего «дна», после чего начался подъем. В полном соответствии с теорией восстановительного роста он оказался стремительным и краткосрочным. На стадии экономического падения в Беларуси произошла революционная (как тогда казалось) институциональная ломка, но одновременно в обществе стали нарастать процессы отторжения произошедших перемен. Общественное мнение, перепутав причину со следствием, связало ухудшение материального положения большинства жителей теперь уже независимой Беларуси с новыми институтами, и потому их оплот (первая демократическая Конституция) был обречен.

Рисунок 1. Темпы изменения ВВП в Беларуси за период с 1991 по 2006 гг.

Подобно расколовшемуся от переохлаждения терминатору, «партия власти» вновь собралась в единый управленческий организм, но в отличие от героя киноленты он не был точным клоном своего предшественника. В процессе сборки была решительно отброшена марксистская идеология, но главный принцип советской экономической модели, принцип неразделенности собственности и власти остался почти нетронутым. В итоге слабая неправовая советская республика трансформировалось в более сильное, но по-прежнему неправовое независимое государство.

Со стороны общества особых возражений по поводу реинкарнации властных институтов не последовало, ибо в условиях кризиса оно как никогда ранее нуждалось в институте государственного патернализма.

Успешность восстановительного роста сыграла с белорусской властью и обществом злую шутку: она создала колею, из которой главный архитектор белорусской экономической модели, судя по всему, не способен выбраться. Лучшее — враг хорошего, а с восстановительным ростом Лукашенко, и тут надо отдать ему должное, справился неплохо. Достаточно посмотреть на экономические показатели соседней Украины за те же годы.

Последовавшее в 1999 г. снижение темпов роста ВВП грозило перерасти в очередной полноценный спад. Резервы восстановительного роста были исчерпаны, а для серьезного перехода к росту инвестиционному в стране не были созданы соответствующие институты, и в первую очередь это касалось института частной собственности и института независимого суда. Формально они были созданы, однако ежедневная практика свидетельствовала об их имитационной природе. В качестве примера достаточно привести недавнее высказывание Лукашенко по поводу создания благоприятных условий для бизнеса в малых городах. Казалось бы, вот оно! Наконец-то! Но столь оптимистичный вывод преждевременен: по мнению президента, развитие бизнеса возможно лишь «под контролем государства, чтобы прибыль, которая будет зарабатываться на месте, инвестировалась в развитие малых городов, поселков, а не раскладывалась по карманам или, что еще хуже, вывозилась за пределы страны» [8]. Иными словами, право частной собственности в Беларуси на прибыль не распространяется.

Но вернемся к синусоиде. Ей было не суждено вновь пересечь нулевой уровень. Подъем российской экономики после дефолта, усиленный ростом цен на энергоносители, позволил довести прямые и косвенные дотации белорусской экономики со стороны России почти до 20% отечественного ВВП. При собственной добыче нефти в пределах 1 млн. т Беларусь фактически превратилась в «петростейт», а в государствах, живущих с природной ренты, проведение реформ не является их сильной стороной. Если в конце 2001 г. журналист «Советской Белоруссии» Н. Романова еще могла позволить себе написать: «Сегодня, в атмосфере ожиданий обещанной либерализации, тема иностранных инвестиций приобрела особенную остроту и актуальность», — то уже в 2002 г. «острота» как-то незаметно рассосалась.

Всё, на что способно государство на институциональном поле, — это изменять формальные институты. В принципе, для подобных новаций много времени не требуется (проснулся, а на дворе новая Конституция). Институты порождают роли и статусы, которые в свою очередь влияют на уровень развития человеческого потенциала. Фактически законсервировав советские институты, власть в Беларуси сохранила и сложившееся еще в СССР ролевое и статусное распределение.

Но за последние 15 лет много воды утекло. Так, например, число студентов в республике почти удвоилось. Увеличение произошло за счет обучения современным профессиям, однако для такого количества выпускников в экономике, ориентированной на строительство агрогородков и сохранение небольшого количества бюджетообразующих предприятий, просто нет соответствующих рабочих мест. Отсюда и Площадь Калиновского, возникшая вопреки двузначному росту доходов населения в течение трех последних лет. Подобно украинскому Майдану, ее главной движущей силой стали социально-статусные претензии, рожденные нереализованными ожиданиями.

Формальные институты, взаимодействуя с институтами неформальными, приводят к формированию социальных структур. По мнению российского социолога Т. Заславской: «Хорошая социальная структура такая, которая дает максимальному количеству разных людей возможность выдать на-гора то, что они знают и умеют» [9] .

Вот с выдачей выдачи «на-гора» в Беларуси и возникают проблемы. Для примера достаточно обратиться к еще не завершенному белорусско-российскому кризису. В середине декабря, когда кризис уже ломился во все двери, Национальное собрание принимает бюджет в рамках пролонгации условий 2006 г. Эстафету неэффективности у законодателей вскоре подхватывает правительство. Его неспособность комплексно оценить произошедшее очевидна. Переговорите с любым крупным чиновником из Минэкономики. В частных беседах каждый по отдельности вполне адекватно оценивает ситуацию, но собранные вместе, они превращаются в автоматы, чисто формально реагирующие на поток противоречивых указаний из Совмина.

Пройдет еще несколько лет, и специалистов, способных адекватно оценивать реальность (но не реагировать на нее), в министерских кабинетах и днем с огнем будет невозможно отыскать. Ничего удивительного в этом нет: социальные структуры напрямую влияют на качество человеческого потенциала. Именно они осуществляют селекцию, одновременно формируя спрос на работников с определенными характеристиками. А спрос, как известно, порождает предложение. Так, формальные институты в конечном итоге влияют на качество человеческого потенциала.

Обратимся к табл. 1, позаимствованной на сайте НИСЭПИ. Институциональная реинкарнация не прошла для общества бесследно. С 2002 г. стали возвращаться антирыночные настроения. Люди везде одинаковы. Их конечные цели не зависят от экономических моделей (семья, достаток и т. п.), но вот способы, которыми они пытаются их реализовать, оказываются весьма чувствительными к институциональным изменениям.

Таблица 1. Динамика мнения респондентов о наиболее желательном для работы предприятии, %

Вариант ответа

11'97

04'00

10'01

12'02

06'06

01'07

Государственном

53.5

48.9

42.3

43.5

52.0

50.0

Частном

35.7

40.0

42.6

49.5

33.0

34.0

Другом

4.5

6.5

3.1

4.1

2.7

4.8

Вероятность перемен

Процитируем еще раз Т. Заславскую: «За что ответственна в целом институциональная система? Она ответственна за то, чтобы в обществе доминировали эффективные или хотя бы социально допустимые способы действий индивидов и групп. И эта система выполняет четыре функции: стабилизационную, адаптационную, инновационную и интеграционную».

Понятно, что в современных динамичных условиях стабилизационная функция институтов всё в большей степени становится производной от трех остальных.

Согласно теории игр, эффективно противостоять противнику со случайной стратегией можно только выбрав случайную же стратегию. Попробуйте сыграть в футбол, расписав заранее все свои финты, и вы сразу поймете безнадежность затеи. Современный мир устроен так, что из всех постоянных характеристик востребована лишь способность к постоянным переменам, иными словами, стабильность напрямую зависит от реформаторского потенциала социальной системы.

Такой потенциал не может быть сосредоточен в одной точке. Есть уровень лидера, уровень элиты, уровень общества. Заметную роль при определенных обстоятельствах может сыграть и международный уровень. Начнем с последнего. Заинтересованность восточного соседа в глубоких институциональных реформах в Беларуси в особых комментариях не нуждается. Достаточно вспомнить «помощь», которую Кремль оказал Украине в 2004 г. С соседями на Западе не всё так однозначно, но до Америки далеко, а в объединенной Европе на сегодняшний день отсутствует механизм выработки согласованных, а главное — оперативных внешнеполитических решений.

Запрос на реформы со стороны белорусского общества не стоит преувеличивать. Большая часть населения сумела адаптироваться к «белорусской экономической модели». Простой народ недостатком инновационных способностей никогда и не страдал. За годы независимости он освоил несчетное количество скрытых и явных технологий выживания. Попробуйте, к примеру, съездить в Брест и купить билет на электричку, отходящую в Польшу, и вы сразу поймете, что жизнь не стоит на месте. Очередь, занятая за 7-8 часов до отправления, еще не является гарантией покупки билета. Для тех же, кто в силу объективных причин лишен возможности активно осваивать современные технологии выживания, существует не менее эффективный способ адаптации. Они понижают уровень личных потребностей. Как говорится, если гора не идет к Магомету…

Возможность реформаторских инициатив со стороны элиты и лидера была подробно проанализирована в статье Янова Полесского «Хрупкое равновесие». Вывод в ней делается неутешительный, и с этим следует согласиться. Необходимо лишь добавить, что возможность агентов на политическом рынке Беларуси действовать рационально не следует преувеличивать. Во-первых, существует такое понятие, как «ловушка краткосрочной рациональности»: то, что выглядит рациональным на короткой дистанции, может не оказаться таковым на более длинном временном отрезке. Но это не главное. Колея, в которой оказалась белорусская элита после бума восстановительного роста и затянувшегося аттракциона «неслыханная щедрость» со стороны России, лишила ее последней возможности адекватно оценивать происходящее. Достаточно вспомнить заявление главы государства о 73-х террористических организациях, раскрытых накануне президентских выборов.

Кто-то возразит, что в пылу избирательной кампании можно выдать и не такое, мол, это не оговорка по Фрейду, а согласованный с политтехнологами пиаровский ход. Возможно. Однако у российского политолога Л. Шевцовой есть и другое объяснение: «Всё больше возвышающаяся над обществом „вертикаль“ теряет связь с действительностью, что приводит к принятию неадекватных решений. При этом сам лидер, раз начав, уже не может остановиться и продолжает ослаблять все остальные институты и силы, рассматривая любой намек на самостоятельность и политические амбиции как проявление враждебности. Усмирение политического поля и превращение его в пустыню повышает риск непредсказуемых инициатив и движений за пределами поля, что, в свою очередь, несет в себе угрозу стабильности» [10] .

По мнению уже цитируемого выше К. Ясперса: «Увидеть ситуацию означает начать господствовать над ней». Вот этой способности с каждым днем всё больше и не хватает белорусской элите. В своих «красных домах», в своих персональных еврокоттеджах они стали дезертирами действительности. Отказавшись от последовательных реформ в качестве основного инструмента поддержания стабильности, они открыли дверь для лавинообразных изменений. Данный вывод полностью согласуется с теорией и практикой административного рынка, а никаких иных рынков наследница советской бюрократии выстраивать и не умеет.

[1] Ю. Левада. От мнения к пониманию. Московская школа политических исследований. 2000. С. 27.

[2] Журнал «Наш современник». 2005. № 12.

[3] Д. Стиглиц. Кто потерял Россию. www.rusref.nm.ru

[4] Институциональная экономика. Москва ИНФРА-М, 2003. С. 28.

[5] Ф. Фукуяма. Сильное государство. Хранитель. Москва, 2006. С. 26.

Там же. С. 45

[6] Там же. С. 45.

[7] Людвиг фон Мизес. Бюрократия. Запланированный хаос. Антикапиталистическая ментальность. www.library.metromir.ru

[8] А. Лукашенко. Выступление перед журналистами. 16.02.2007 www.belarustime.by

[9] Т. Заславская. Человеческий фактор в трансформации российского общества. Лекция на www.polit.ru

[10] Л. Шевцова. Вперед, в прошлое! www.liberal.ru