Наверняка читатель, увидевший заголовок, подумал, что речь пойдет о Лукашенко с изобличением его диктаторских наклонностей и с критикой тоталитарной системы. Однако это не так. Дело в том, что негативный образ Лукашенко — это такая же пустая иллюзия, как и его позитивный образ. Фактически того Лукашенко, о котором так много говорят в демократической печати (и особенно на Западе), не существует вовсе. Он представляет собой лишь символ, образ, икону особой социальной системы, взращенной в Беларуси. Лукашенко — это всего лишь фотография «Большого Брата», зримое воплощение «внутренней партии».

Напомню, что в антиутопии Дж. Оруэлла «1984» Большой Брат был самой большой загадкой. Он был средоточием всех социальных мистификаций. Несмотря на то, что повсеместно транслировалась его огромная фотография: усы, высокий лоб, лысина, широко посаженные глаза, никто о нем ничего конкретного не знал. Не было даже косвенной информации о том, существует ли он. Точно так же и с Лукашенко — это своеобразная провокация, за которой скрывается множество тайн. Он стал воплощением особой социальной мифологии.

Тем не менее является ли Лукашенко Большим Братом? Или Лукашенко только его зримый образ, его фотография? Говоря проще: кто кого породил — Лукашенко систему или он сам является ее функцией? Постараемся в этом разобраться.

Напомню, что главный герой романа «1984» так и не понял того, что Большой Брат не является человеком, он не существует в качестве биологического организма. Его нет среди людей. Большой Брат — это особый социальный механизм, который управляется «внутренней партией». И в этой статье я постараюсь показать, что так же дело обстоит и с Лукашенко. Он не существует. Так же как не существует и Великого Оппозиционера, фигурирующего у Оруэлла под именем Голдстэйна. Не существует в том смысле, что и от Лукашенко, и от Великого Оппозиционера мало что зависит в этой стране. Мы все в Беларуси существуем, незримо подчиняясь «внутренней партии», которая для подавляющего большинства людей абсолютно не прозрачна. Мы все являемся винтиками одного большого коллективного разума.

Итак, те, кто ругает Лукашенко за «созданный им режим», ни черта не смыслят ни в социологии, ни в политологии. Они не знают в конечном итоге ничего о том, кто на самом деле является здесь Большим Братом. И я постараюсь сейчас это показать.

Александр Зиновьев о Большом Брате

Пожалуй, сложно найти человека, который столь же негативно относился бы к советской интеллигенции, как Александр Зиновьев. В автобиографии он пишет: «С моральной точки зрения советская интеллигенция есть наиболее циничная и подлая часть населения. Она лучше образована. Ее менталитет исключительно гибок, изворотлив, приспособителен. Она умеет скрывать свою натуру, представлять свое поведение в наилучшем свете и находить оправдания. Власти хоть в какой-то мере вынуждены думать об интересах страны. Интеллигенция думает только о себе… Она не есть жертва режима. Она носитель режима».

Советская интеллигенция реализовывала особый социальный механизм, названный Зиновьевым коммунальными отношениями. Это специфическая система координации человеческих поступков, благодаря которой люди договариваются о совместных действиях в обход прокламируемым социальным ценностям. Яркий пример коммунальных отношений — блат, весьма распространенный в советской среде. Благодаря коммунальным отношениям отстраивается незримая сеть глубоко скоординированных действий, в которой все законы приемлемого поведения являются неписаными. Только тот, кто знает эти законы (которые, надо сказать, никогда не проговариваются в открытую) может вписываться в разветвленную сеть коммунальных отношений и делать благодаря этому социальную карьеру. В итоге социальные отношения становятся фикцией. Поэтому тот, кто искренне верит в социальные ценности, никогда не может реализоваться в плане карьерного роста. Подлинно значимые ценности являются исключительно коммунальными.

Можно заметить, что, скажем, для американского общества условия успешной карьеры являются общедоступными. Никаких скрытых механизмов, способствующих карьере, не существует. Все знают, что для того чтобы достичь такой-то позиции, необходимо пройти такие-то этапы. Например, закончить колледж и т. д. В Советском Союзе было намного сложнее.

При этом Зиновьев считал, что для коммунально-развитых обществ, каким был Советский Союз, характерна особая «нелюбовь» к талантливым людям. При жизни они всегда оказываются объектами травли. И только после смерти они могут получить признание. Иными словами, им уготована участь юродивых, которые при жизни никак не вписываются в сеть коммунальных отношений, а после смерти остаются в памяти как примеры необычных биографий.

Любопытно, что, как считает Зиновьев, коммунальные отношения не были изобретением советского режима. В российской среде они существовали с давних времен. Любопытно также и то, что, по его мнению, они только усилились в постсоветское время.

Беларусь, избрав путь культурной изоляции, стала взращивать сеть коммунальных отношений в большей степени, чем это имеет место в нынешней России. Наиболее активная часть белорусской интеллигенции стала Большим Братом, коллективным разумом, «внутренней партией». Мы живем в огромной синхронизированной сети коммунальных отношений, для которой Лукашенко мало что значит. Он лишь фетиш, вершина пирамиды.

Генезис нашего коллективного разума

А теперь совершим небольшой исторический экскурс, проследив истоки Большого Брата — всепоглощающей сети коммунальных отношений.

В течение более чем семи веков христианства на Руси образованием никто никогда не занимался. Как следствие, до конца XVII в. православное белое духовенство было в своем подавляющем большинстве либо малограмотным, либо вовсе безграмотным. Эту картину усугубляло также и то, что приходское духовенство было выборным и на должность приходского священника могло претендовать также и лицо, не имеющее духовного звания. Обычно священником становился тот, кто собирался брать с общины меньше средств на поддержание приходской деятельности. Никаких требований к уровню образования претендента не предъявлялось и не могло предъявляться за отсутствием профессиональных учебных заведений.

Первое профессиональное учебное заведение возникло на Руси только в 1615 г. в Киеве. Называлось оно Киево-братской школой и представляло собой заведение, в котором давалось лишь базовое образование по грамматике, риторике, богословию. Фактически это была средняя школа в нашем теперешнем смысле этого слова. Со временем школа трансформировалась во влиятельный образовательный центр (за отсутствием остальных), и на ее базе в 1701 г. была учреждена знаменитая Киево-Могилянская академия. Фактически она стала первым высшим учебным заведением на Руси. Добавлю, что к этому году Вольтеру уже исполнилось 5 лет, Хр. Вольфу — 22, а Дж. Локку — 69. А на Руси появляется только первый аналог университета!

Несколько лучше дела обстояли в белорусских землях — на территории Великого княжества Литовского. Здесь уже к 1570 г. была учреждена школа при Иезуитской коллегии Вильни. Со временем очень мощным культурным центром стал также Полоцк.

Отсутствие профессионального образования ни в коем случае не означает, что русские люди были неполноценными, «дикарями» или «варварами». Дело в том, что в рамках русского православия взращивалась особая система знания, для которой интеллектуальный продукт отдельно взятого человека не имеет особой ценности. Главное — это синхронизация знания в единую картину. На Руси с давних времен пытались вырастить коллективный разум, где все должны поступать «в интересах правды, а не в интересах истины». Эту мысль прекрасно подтверждает своей деятельностью Кураев — свой весьма мощный интеллект он направляет на изничтожающую критику любого мало-мальски интересного интеллектуального явления в российской среде, которое протекает вне рамок РПЦ. При этом всё, что происходит в РПЦ, его, кажется, не интересует.

Отметим, что в русском православии нет ни одного святого, который был бы в миру интеллектуалом. Тем не менее канонизировано довольно много юродивых — людей, которых очень сложно отличить от умалишенных.

С тех пор мало что изменилось. В сети коммунальных отношений интеллектуальный продукт отдельного человека не имеет никакой значимости. В условиях коллективного разума и тотальной синхронизации важно чувствовать среду и действовать с учетом сетевых отношений. Попытка самостоятельно производить интеллектуальный продукт заканчивается утратой всех социальных статусов. Человек становится юродивым.

В Беларуси не так давно жил свой собственный интеллектуал, превратившийся в юродивого, — Ким Хадеев. Общение с Кимом приносило, по всей видимости, особое удовольствие знавшим его. Это придавало специфическую остроту — созерцание плохо пахнущего, заросшего, неопрятного субъекта в полуистлевшей одежде, который для неискушенного зрителя однозначно идентифицировался с бомжем. Ведь этот престранный субъект был одним из немногих белорусских диссидентов, человек, не имеющий ученой степени и при этом за деньги написавший около 50 диссертаций по различным гуманитарным наукам, которые другие люди успешно защитили. Белорусскому интеллигенту нравилось заходить к нему в гости — посещать квартиру, которая никогда не убиралась и представляла собой своеобразный питомник для всех видов мелкой насекомообразной живности. В гостях все радостно пили за здоровье Кима, а затем возвращались в свои аккуратные, чистенькие квартиры.

Породил ли кого-нибудь в духовном смысле Ким Хадеев? Нет, у юродивых не бывает потомства. Просто с ним было интересно и необычно.

Почему у нас не производится интеллектуальный продукт?

Кажется, в одной из статей Григория Миненкова прозвучали такие слова. Мол, философия интернациональна, она не может быть чисто белорусской, и, например, Локк — это достояние всемирной философии, а следовательно, достояние белорусской философии тоже. С этим тезисом я не могу согласиться. Философия, конечно же, интернациональна, но Локк не является достоянием нашей культуры.

Западное общество никогда не шло по пути построения коллективного разума как сети коммунальных отношений. Для Запада всегда был важен индивидуальный интеллектуальный продукт. Все коллективные явления были результатом свободной конкуренции индивидуального продукта, индивидуального творчества. Соответственно, западная наука и западная философия создавались в иных социальных условиях и строились на принципах конкурентной борьбы, для которой определяющим фактором успеха является интеллектуальная изощренность произведенного продукта.

Совершенно иная картина наблюдается у нас. Меня поначалу очень удивляло, как некоторые люди, которые мало того что не сделали никаких научных открытий, но, в общем-то, и не имеют никаких серьезных публикаций, становятся заслуженными деятелями науки Республики Беларусь. Со временем мне стало ясно. Интеллектуальный продукт для общества коллективного разума, каким является Беларусь, не имеет особого значения. Дело в том, что существуют люди, которые становятся важными буферными элементами белорусской науки и белорусского образования, «переходниками», как говорят технари, в контактно-релейных схемах коллективного разума. Именно это их качество оценивается по достоинству, и они (в отдельных случаях и без единой серьезной публикации) становятся заслуженными деятелями, лауреатами и т. д.

Локк чужд белорусской науке по самой ее природе. Вопрос даже не в том, какие идеи продуцировал Локк. Западная наука строится на традиции. Для того чтобы производить более и более изощренный в интеллектуальном отношении продукт, я должен учитывать уже полученные результаты. Я должен действовать в рамках научной традиции. Отсюда возникают очень длительные линии генеалогической преемственности научных идей.

Например, Локк породил (конечно, в духовном смысле) Энтони Эшли Купера, а также многих других философов и политических деятелей тех лет и т. д. Продолжая эту генеалогическую линию, мы приходим к таким знаковым фигурам XX в., как Дж. Остин (Austin) и Г. Райль (Ryle). Самым же ярким потомком Локка нынешних дней является, бесспорно, Дов Габбай (Gabbay), но к нему мы вернемся несколько позже.

Однако Локк не появился сам собой. Он также имеет довольно долгую генеалогию: Локка породил Р. Бойль и оксфордские философы, Бойля породили оксфордские физики и т. д. Заметим, что в этой очень долгой цепи ученической преемственности обязательно встретятся имена Эразма Роттердамского, Томаса Мора (XV–XVI вв.), и так вплоть до Роджера Бэкона и Дунса Скотта (XIII в.) — философов и ученых Оксфорда, чьи имена известны до сих пор.

А теперь о Дове Габбае. Пожалуй, он один из самых известных философов-ученых наших дней, знаковая фигура для всех тех, кто занимается computer science, или аналитической философией, человек, который является главным редактором десятка научных журналов, издаваемых в Оксфорде и считающихся одними из самых престижных в мире. Вместе с тем в среде программеров и философов Беларуси о Габбае никто ничего не знает. Но любопытно другое. Скорее всего, Габбай ни разу не ссылался в своих работах на идеи Локка, хотя по духу он и является его прямым преемником. Западная философия давно ушла вперед, но при этом работы Локка оказались важной ступенькой развития.

То, что в Беларуси вспоминают Локка, — это, конечно же, хорошо. Плохо другое — интеллигенция, взращивающая коллективный разум, не терпит долгих культурных традиций. Локк всегда будет оставаться здесь пустым звуком. Поэтому было бы гораздо лучше, если бы вспоминали современных философов. Но для этого необходимо самому производить интеллектуальный продукт, которого в Беларуси не так уж и много производится.

Можно ли бороться с Большим Братом?

Инертная сеть коммунальных отношений делает невозможными любые социальные преобразования. Общество оказывается очень стабильным и статичным. Смена президентов в Беларуси будет возможна только в том случае, если коллективный разум осознает, что Лукашенко свою функцию уже выполнил и может уйти на покой. В этом смысле единственно перспективной политической программой оппозиции является идея «единого народа», идея, учитывающая социальный контекст белорусского общества. Но при этом не стоит ожидать каких-либо глубинных социальных преобразований.

Они будут возможны лишь тогда, когда сеть коммунальных отношений будет заменена мощной пассионарной идеей. В этом смысле весьма плодотворной кажется мысль Владимира Мацкевича о необходимости создания в Беларуси единой христианской политической партии, объединяющей в своих рядах представителей различных протестантских направлений. Человек должен осознать себя свободным, отключиться от коллективного разума и действовать, руководствуясь собственной рефлексией.

Конечно же, эта мысль кажется несколько утопичной. Но в любом случае, если удастся реализовать, то это пойдет на пользу Большому Брату и его коллективному разуму. И помни, читатель, Большой Брат видит тебя…