Правда, как известно, у каждого своя. Если в отношении истины (ее объективности) еще можно поспорить, то у правды, как правило, выраженный субъективистский характер. Это значит, она полностью зависит от субъекта, который ее высказывает — его характера, ценностных предпочтений, общей культуры. Если вам говорят, что кто-то высказал всю «правду», значит за этим что-то из области психологии. Неожиданное, без предупреждений, высказывание правды может быть шокирующим для окружающих. Представьте, живет рядом с вами человек. Вроде бы «свой». По некоторым вопросам отмалчивается (что легко списать на особенности темперамента), но однажды он срывается и говорит «всю правду». Да так, что остается только почесать в затылке.

В интерпретации Белорусского телевидения на европейском саммите по безопасности Путин выступил как прилежный ученик нашего президента. Параллельный показ сюжетов из прошлого (Лукашенко) и настоящего (Путин) обнажает несомненное сходство в стиле и содержательном наполнении их выступлений. Беларусь вдруг (опять же в терминологии БТ) на какое-то время становится для Москвы «политическим локомотивом». Наконец-то российский президент отважился на то, что давно уже в совершенстве освоил Лукашенко. Имеется в виду высказывание «правды» в глаза мировым державам. Уж больно много накопилось обидного и недосказанного.

Выплеснув миру «наболевшее», Путин озадачил многих. Прежде всего тех, кто ему доверял. Обличительные речи А. Лукашенко с трибуны ООН не способны вызвать такого эффекта. Масштаб представительства не тот, да и привыкли уже. Сколько уже было с его стороны подобных заявлений. Его «правда» давно всем известна, о ней говорит само белорусское политическое и экономическое «чудо». А вот то, что примерно такая же «правда» у Путина, для многих стало сюрпризом.

Все помнят хорошую мину, которую удавалось сохранять Путину во время визитов Буша и других высокопоставленных лиц в Петербург, замыслы вступления в ВТО и прочие «излишества». И тут на тебе. Оказывается всё это лишь внешнее оформление того, что остается неизменным, — страха перед военной угрозой с Запада, неприятия его точки зрения на безопасность, нежелания идти навстречу в вопросах обеспечения мира на континенте. Устами Путина Россия дала понять Западу, что ценности демократии и прав человека для нее не являются приоритетными. Они нужны ей лишь для фасада. Гораздо важнее для нее такие вещи, как национальная гордость («нечего нас учить»), самобытность («у нас своя демократия»), уязвленное самолюбие («мы остаемся великой державой»).

Аналогичным образом, но уже в Беларуси, о своих ценностных предпочтениях неожиданно проговорился лидер белорусской оппозиции. В недавнем письме президенту страны он, по сути, заявил о том, что есть «вещи поважнее, чем демократия». Прежде всего он имел в виду, конечно, государственный суверенитет. Собственно, в то, что на него (суверенитет) кто-то серьезно покушается, мало кто верил. Разве что «наивные» представители российской национально ориентированной элиты, искренне доверявшие словам Батьки об интеграции. Да еще (опять же) национально ориентированная оппозиция в Беларуси, во всех бедах пытающаяся узреть пресловутую «руку Москвы». Из трезвомыслящих людей трудно найти того, кто поверил бы в то, что А.Г. способен отказаться от независимости, а значит, и от власти (надо знать, как он ею дорожит). Понятно, что миф о союзном государстве и разыгрываемые вокруг него ритуальные танцы под названием «интеграционный процесс» нужны прежде всего ностальгирующим по прошлому пенсионерам. Кроме того, с ним легче выторговывать преференции у больной имперскими замашками Москвы. Тем удивительнее наблюдать, как искренне возмутилась российская политическая элита «предательством» Лукашенко. Откуда такая неподдельная и не свойственная политику наивность?

Пророссийская политика А. Лукашенко для белорусской оппозиции была неиссякаемым источником «вдохновения». Последние события говорят о том, что нелюбовь к «последнему диктатору Европы» была вызвана не столько его «диктаторством», сколько промосковской ориентацией. Когда выяснилось, что «рукой Москвы» он все-таки не является, с ним стало возможным говорить и даже договариваться. Он стал ближе и понятнее, т. е. по большому счету «своим», с которым можно и нужно дружить против «чужих». При этом пороки диктатуры отступили на второй план, так же как и ценности самой демократии (см. на эту тему статью А. Адамянца на сайте «Новая Европа»).

Подобную политическую наивность (в лексиконе большевиков на этот счет было много удачных определений типа «политической близорукости», оппортунизма и др.) нельзя объяснить случайностью, простым политическим просчетом. На то есть серьезные идейно-политические основания. Во-первых (и это самое простое и поверхностное объяснение), сказывается утрата «навыков» политической борьбы в силу практического отсутствия таковой. В стране сложилась ситуация, когда политическая жизнь оказалась попросту «замороженной». Политика сократилась до нехитрых рассуждений «мудрого» правителя и их комментариев в СМИ.

Во-вторых, лидеры оппозиции, по-видимому, поверили в иллюзию всеобщего «единства», которое в определенной мере сложилось среди различных политических партий. Предложенная президентом картина мира разделила общество на «позицию» и «оппозицию». В рядах последней из тактических соображений (т.е. по сути вынужденно) оказались все, кто «против», — и коммунисты, и социал-демократы, и либералы, и консерваторы. Идеологические разногласия отступили на второй план. Создалось впечатление, что ради «великой цели» можно объединяться с кем угодно. Значит… ради еще «более великой» цели будем договариваться с президентом.

В-третьих, свою роль, очевидно, сыграли и внешнеполитические приоритеты А. Милинкевича. Постоянное общение с европейскими организациями заразило его европейскими «болезнями». Пораженная антиамериканизмом и страдающая от политической и экономической «левизны» Европа никогда не была настолько принципиальной, чтобы идеологические разногласия ставить выше экономических интересов. На этот счет нашей оппозиции стоило бы поучиться у американцев. В отношении белорусского режима они традиционно занимают более взвешенную и, как следствие, более жесткую позицию. У них нет иллюзий по поводу желания А. Лукашенко идти на уступки. Они предпочитают не торопиться с «подарками» и дожидаться от него конкретных шагов навстречу. Да и в вопросе о ценностях они проявляют не в пример большую принципиальность, чем европейцы. Помешанные на свободе и правах человека, американцы по-настоящему ненавидят всякую диктатуру, и нужны очень веские основания, чтобы заставить их с ней о чем-то договариваться.

Последняя, может быть самая значимая, причина неожиданной уступчивости оппозиции кроется в исповедуемой ею иерархии ценностей. «Великой целью», которая всё спишет, для нее стало сохранение суверенитета. Подобное писал еще Н. Макиавелли. Ради достижения этой цели можно использовать любые, даже самые неблаговидные средства. В ХХ веке ему вторит Карл Шмит, когда говорит о том, что осуществляемое государством разделение на «друзей и врагов» является самым сильным, подчиняющим себе все другие разделения (религиозные, идеологические, этические).

Тем не менее история вносит в этот вопрос свои коррективы. Процессы глобализации «размывают традиционную идентификацию людей с местом жительства, одновременно ослабевает и роль нации-государства как источника идентификации» (С. Хантингтон). Так же, как в свое время «войны между королями» уступили место войнам между народами, а конфликт наций в дальнейшем (ХХ в.) уступил место конфликту идеологий, современные конфликты всё чаще определяются культурными факторами и сводятся к «столкновению цивилизаций». Причем водоразделом, на наш взгляд, является не только религия и культура (как считал Хантингтон), но и вся совокупность идей и ценностей (имеющих во многом идеологическую природу — сложились в рамках либерализма), положенных в основу современной западной цивилизации.

Всей своей политикой А. Лукашенко противопоставил себя Западу, а вместе с ним и всему тому, что его олицетворяет — конституционной демократии, правам человека, честным выборам, свободным СМИ, политической и экономической конкуренции и пр. Его любовь к «Востоку» (Ирак, Китай, Сирия) — это не только дань политической конъюнктуре. Сказывается ментальная близость президента исповедуемым в тех местах ценностям — общинному коллективизму, патернализму, сервилизму. Созданный в Беларуси экономический порядок весьма напоминает пресловутый «азиатский способ производства» с его феноменом «власти-собственности», господством чиновника и бесправием гражданина. В такой ситуации попытки «договориться» с президентом показывают не только феноменальную неспособность разбираться в людях (в психологии диктатора), но и несомненный шаг назад при определении критериев определения «друзей» и «врагов». Сделав такой шаг в прошлое, политик рискует опоздать в современность.

Политические элиты России и Беларуси в большинстве своем (включая оппозицию) не слишком комплексуют по поводу политических ценностей и прочих «абстрактных истин». Стараниями Путина в одной упряжке идут и крайние радикалы, и вполне умеренные консерваторы. Значимые для западного человека идеи используются как прикрытие в борьбе за «национальное возрождение» (Беларусь) или «национальное превосходство» (Россия). О «возрождении» личности, попираемых государством чести и достоинстве беспокоиться некому.

При столь «халатном» отношении к столь значимым вещам легко предположить, что нас всех ожидает в будущем. Новая власть скоро напомнит гражданам, что они всю жизнь говорили «не на том» языке и пора эту ошибку исправить. Конституцию легко привести в соответствие с «новым курсом» (благо, что опыт ее изменения накоплен немалый). Таким образом, при всех различиях между президентом и оппозицией можно наблюдать много общего. Обе стороны с легкостью готовы приносить в жертву общим интересам (нации, государству) права человека. Идеи последовательного либерализма пока что не нашли своих сторонников ни по ту, ни по другую сторону баррикад.

Следует отметить, что высказывание «правды» для официальной белорусской власти занятие совершенно несвойственное. Правда не только не выгодна власти в пропагандистском смысле (мифы и утопии действуют гораздо эффективнее), но и не востребована массовым сознанием (сладкая ложь куда приятнее). Вся советская история — это непрекращающаяся ложь «во спасение». Вот и сегодня, даже в тех случаях, когда обманывать вроде бы незачем, правда всё равно «не получается». Язык, видно, в эту сторону не поворачивается.

В недавнем интервью корреспонденту Рейтер на простой вопрос о том, чем вызвана новая для А.Г. риторика в отношении Запада, тот не мог ответить по существу. Корреспондент получает отповедь в том, что не знает белорусских реалий. В частности, того обстоятельства, что президент Беларуси никогда не лукавит и говорит «правду». А правда заключается в том, что Беларусь всегда (!) была заинтересована в развитии сотрудничества с Европой и последние события с Россией здесь ни при чем. Нетрудно заметить, что слово «правда» в данном контексте приобретает совершенно иной смысл. Если исходить из такого ее понимания, то власть (российская и белорусская) в последние годы только тем и занимается, что высказывает правду — своему народу, международному сообществу, друг дружке. Неужели и белорусская оппозиция собирается пойти тем же путем?

Чисто по-человечески можно понять стремление А. Милинкевича использовать любые средства для того, чтобы спасти страну от падения, вернуть ее, так сказать, «в лоно европейской цивилизации». Но где гарантия, что в политике взаимных уступок победит именно он? Ведь история говорит как раз об обратном. Опыта борьбы с превосходящими силами противника нашему президенту не занимать. Вот уже сколько лет он успешно отражает атаки с Востока и Запада. Что если он «использует», а потом «кинет» нашу доверчивую оппозицию? А может, и она в силу своей явной ценностной неустойчивости (возрастной незрелости?) при тесном общении с харизматическим лидером поддастся его влиянию. И тогда, как это уже случилось с Путиным, она начнет говорить только «правду».