«И не надо мне прав человека. Я давно уже не человек» — горькие строки русского поэта Владимира Соколова замечательно передают пафос буйно активизировавшейся в последнее время в государственных белорусских СМИ «контрпропаганды». «Контрпропаганда» — последняя из утех идеологических служб КПСС, очередная не доведенная до конца кампания по промывке мозгов, начатая при К. У. Черненко и бесславно почившая в горячее перестроечное время. Уже выросло поколение людей, которые и слов таких никогда не слыхали и за пределами Беларуси вряд ли услышат. В нашей стране открыто оно тоже пока не произносится, но, возвращаясь всем народом в прославившую себя неувядаемыми политическими анекдотами эпоху застоя, даже странно обойтись без этого столь важного для идеологического дискурса понятия, тем более что подразумеваемая им деятельность давно уже ведется белорусскими официозными медийцами. Теперь, надо ожидать, к ним присоединятся долгое время остававшиеся невостребованными и истосковавшиеся по настоящему делу бывшие коллеги президента — многочисленные красные пропагандисты и агитаторы, велеречивые замполиты и не шибко грамотные (но в этом и есть источник их твердости и силы) идейные контролеры, прочие повсеместно вышедшие было в тираж кадры, только что и обученные не на жизнь, а на смерть сражаться за единственно правильную и научно обоснованную идеологию. Интересно заметить, что в рядах борцов за единомыслие — не только покрытые шрамами, поседевшие в жестоких боях с изворотливым идеологическим противником старцы, но и юные наступающие на пятки ветеранам рекруты. Выгодное это сегодня в Беларуси ремесло — вот и плодятся последователи Жданова и Суслова, наследники анонимного, растворившегося в истории легиона колеблющихся с линией партии работников пера и топора. Кто теперь вспомнит их имена? А если и вспомнит, то добром не помянет. Помнят тех, кого они травили и объявляли врагами — Василя Быкова, Ахматову и Зощенко, Булгакова и Пастернака, Вавилова и Сахарова и многих еще, сумевших прожить талантливо и гордо и, в отличие от тех, кто строил карьеру на удавлении других, до конца остаться достойными людьми. Бывают в истории и в частной жизни периоды, когда это — дано не каждому.
* * *
У нынешних идеологических бойцов работы — край непочатый, врагов не счесть. Тут вам и Буш с Путиным, и Сорос с «Айрексом», и либералы с демократами, и «богачи» с националистами, и рыночники с правозащитниками, и «неправильные» коммунисты, и российские олигархи, и те, кто не «за батьку», и все страны мира, за исключением трех-четырех (одна из них — Беларусь, но не вся, не в полном, то есть, составе), — одним словом, не счесть врагов. Вот только друзей нет, кроме бывших, — Милошевича с Хусейном, да еще нескольких политически бесперспективных российских «товарищей». Но тут уж — «как Сади некогда сказал».
Кого и за что бить — выбор самый широкий. Вот с позитивными ценностями не просто. Их как будто бы и нет, кроме незыблемости персональной правоты Александра Лукашенко, далеко в своих убеждениях и пристрастиях не постоянного, что, несомненно, привносит в труд агитатора малоизвестный в советские времена элемент непредсказуемости и творческого куража.
У Оруэлла — сегодня «мы» (Океания) всегда дружили с Остазией и воевали с Евразией. А уже завтра «мы» всегда дружили с Евразией и воевали с Остазией. В белорусском исполнении — еще вчера «мы» всегда были с ненаглядной Евразией исторически единым народом и пламенно желали объединиться валютами и всем, что у нас (а особенно у них) есть, а уже сегодня треклятая Евразия всегда была империей и хотела подло отнять у «нас» суверенитет, сведя на нет значение президентских полномочий. (Удобно, конечно, что с Океанией без вариантов — воевали, воюем и будем воевать. Пробовали, правда, совсем по Оруэллу, сунуться с дружескими чувствами, презрев Евразию, но не обломилось. А что до Остазии, то ей, слава Богу, до нас и дела нет. Как и нам до нее). При таких обстоятельствах пропагандистский хлеб действительно полит потом и задаром не достается.
* * *
В не являющихся белорусам примером западных демократиях принято, чтобы представители политических групп сами рассказывали о себе, своих программах и намерениях, используя все легальные средства информирования населения. А уже дальше можно с ними спорить, не соглашаться, критиковать их и доказывать преимущества собственной точки зрения. В Беларуси, где доступ к ряду СМИ, самых массовых (телевидение, радио), за наши же деньги надежно перекрыт и приватизирован исполнительной властью, за них это делают с вгоняющими в смертельную тоску потугами на юмор анемичные юноши и девушки с БТ, на лицах которых следы высшего образования угадываются с трудом. Вообще иногда не верится, чтобы они в жизни своей читали что-либо сложнее сказки про колобка. Проблемные интервью, публичные дискуссии, круглые столы — для них как святая вода для нечистой силы, не потянуть ни за что, другие тут нужны навыки и интеллектуальные возможности. И зачитывают нам невыразительными голосами безликие, расписанные «по ролям» тексты. Тут они и за «оппозицию», и за «Европу», и за «Россию» с ее «олигархами». Как игра в карты с самими собой. И всякий раз непременно оказываются в выигрыше, если не запутаются. У себя же. И белорусская власть, у которой все они на пайке, обязательно выходит всех красивее, добрее и мудрее. А как же, когда с телеэкрана очевидцы, комментаторы БТ, убедительно рассказывают о том, что лично наблюдали, как лидеры оппозиции на завтрак пожирают младенцев.
* * *
В нормальных политических условиях, свойственных «пресловутым» «цивилизованным» обществам, враждебно ныне воспринимаемым национальным руководством и телевидением, условиях, к которым медленно, но приближалась до середины 1994 года Республика Беларусь, и вне которых простой аграрий Лукашенко никогда не стал бы сначала депутатом, а затем президентом (вот о чем неплохо бы подумать, призывая к возврату в СССР), каждый, разумеется, имеет право поддерживать ту политическую группировку, тех политиков (например, Александра Лукашенко) и ту идеологию, которые ему больше по душе, или не поддерживать никого. В нормальных политических условиях совершенно естественно, что есть люди, составляющие, скажем, значительный процент населения, которым нравится лично политик Иванов, исповедуемые им взгляды и ценности, предлагаемая и осуществляемая им программа внутри- и внешнеполитических действий. Это нормально постольку, поскольку рядом ведет энергичную политическую жизнь выражающий прямо противоположные, но не запрещенные законом взгляды лидер оппозиционной партии Петров, не теряющий надежду убедить население массово проголосовать за него на следующих выборах. Следующие выборы — это святое. Именно для того, чтобы Иванов не засиделся на одном месте, и у него не возникло соблазна обратить в свою пользу мощь государственного аппарата, дабы насильственно заставить поголовно все население разделить его философию (если она имеется) и незаконно лишить Петрова права участвовать в политической конкуренции, — именно по этой причине и вводится ограничение на сроки пребывания у власти. А ведь где-то рядом, не таясь, активно вырисовывается на политической сцене еще и Сидоров, который в общем разделяет социальные и экономические воззрения Иванова, но считает, что реализует их лучше и добьется более весомых результатов. Единая для всех идеология в этих обстоятельствах является нонсенсом, так как у Иванова и Петрова она диаметрально противоположна, в том числе и в отношении роли государства как такового, а у Сидорова тоже, может быть, имеет свои нюансы. Тут, как народ выберет, так в ближайшие четыре года и будет. А дальше опять выберет. Понравится, не переубедит его оппозиция, а эта опасность и заставляет Иванова больше всего стараться, опять выберет то же самое. И так далее. Все это нормально.
Это и есть свобода, демократия, выбор и права человека. До тех пор, пока одна из политических групп не вознамерится, получив власть, сделаться единственной, ликвидировать честную конкуренцию и устранить соперников минимум с политического поля, максимум — физически. Политическая группа становится кликой, демократия сменяется авторитарной или тоталитарной диктатурой, идейный плюрализм и право каждого на собственное мнение и самостоятельный поиск истины — обязательной государственной идеологией, как правило, тривиальной по содержанию и без мощного аппарата насильственного принуждения малоэффективной по исполнению. Монополизированные государством СМИ из инструмента распространения информации становятся орудием пропагандистского оболванивания населения, а культура ценится по степени ее пригодности для политического обслуживания диктатора и его свиты.
Вернемся к белорусским реалиям. Так ли они далеки от описанной выше гипотетической картины? При недавнем обсуждении в прессе готовящегося учебника по государственной идеологии выяснилось, что, в целом подробно останавливаясь на Конституции и сложившейся в РБ политической системе, авторы учебника, без всяких оговорок очень, надо сказать, компетентные и понимающие, что они делают, люди, даже не включили туда, за очевидной ненадобностью, темы связанной с политическими партиями. Скорее всего, приведенное соображение было подкреплено соответствующим указанием.
Чтобы сообразить, что происходит в этой сфере, нет нужды обзаводиться статусом искушенного политолога и использовать какие-то сугубо профессиональные методики анализа. Достаточно послушать радио и раз-другой включить БТ. Невооруженным взглядом заметно, что в Беларуси идет последовательная ликвидация так и не сложившейся многопартийности. Это со стороны власти почти логично. При единой идеологии — зачем и кому она нужна? Либералам с эсдеками — «в бессильной злобе мутить народ?» (См. «Неуловимые мстители»). А кто же будет смотреть телевидение батьки Бурнаша?
Белорусский режим имеет достаточно специфический характер, пока, скорее, авторитарный. Юрий Дракохруст недавно в одной из публикаций справедливо писал о том, что теория тоталитаризма в значительной степени формировалась на основе опыта итальянского и немецкого фашизма, а также советского коммунизма. Кстати говоря, именно в фашистской Германии и в сталинском СССР впервые в истории в 20 веке появились специальные государственные органы, ведающие вопросами идеологии и пропаганды. Каким бы фантазиям ни предавалась «Советская Белоруссия» и другие безудержные на выдумку госиздания, в демократических странах на официальном уровне никогда ничего подобного не существовало. Более того, во многих странах государственная идеология прямо запрещена законом. По причинам, пунктирно изложенным выше.
Характеризуя белорусский режим, нужно делать поправку и на то, что не только внутренняя, но и глобальная ситуация сейчас радикально иная, нежели она была в 30–70-е годы прошлого века. Однако, вероятно, читателю будет небезынтересно сопоставить самые известные и признанные классическими описания тоталитарного режима с четко проявляющимися тенденциями развития белорусской политической действительности.
В 1954 гарвардский ученый, профессор Карл Фридрих выступил с докладом «Уникальный характер тоталитарного общества», в котором представил пять факторов, объединяющих фашистские и коммунистические государства. По его мнению, это «официальная идеология, которой все обязаны были придерживаться и которая звала к некоему конечному идеалу общественного устройства для всего человечества; единственная массовая партия, возглавляемая, как правило, одним вождем и организованная строго иерархически, причем-либо стоящая над государственной бюрократией, либо тесно сросшаяся с ней; почти полный контроль партии и бюрократии над вооруженными силами в военное время; аналогичный почти полный контроль над средствами массовой коммуникации; система репрессивного полицейского режима с использованием физического и психологического воздействия».
(Цит. по «Тоталитаризм: что это такое? Исследования зарубежных политологов». Отв. ред. Л. Н. Верченов, Ю. И. Игрицкий. ч. II.М., 1998, с. 95-96). Впоследствии эти характеристики были развернуты Фридрихом в книге «Тоталитарная диктатура и автократия», подготовленной в соавторстве с молодым З. Бжезинским и вышедшей в 1956 г.
Десять лет спустя знаменитый французский политический философ и социолог Раймон Арон, учтя новый опыт, в книге «Демократия и тоталитаризм» дал свое объяснение «феномена тоталитаризма», тоже выделив пять основных признаков:
1. Тоталитаризм возникает в режиме, предоставляющем какой-то одной партии монопольное право на политическую деятельность.
2. Эта партия имеет на вооружении (или в качестве знамени) идеологию, которой она придает статус единственного авторитета, а в дальнейшем — и официальной государственной истины.
3. Для распространения официальной истины государство наделяет себя исключительным правом на силовое воздействие и на средства убеждения. Государство и его представители руководят всеми средствами массовой информации — радио, телевидением, печатью.
4. Большинство видов экономической и профессиональной деятельности находится в подчинении государства и становится его частью. Поскольку государство неотделимо от своей идеологии, то почти на все виды деятельности накладывает свой отпечаток официальная истина.
5. В связи с тем, что любая деятельность стала государственной и подчиненной идеологии, любое прегрешение в хозяйственной или профессиональной сфере сразу же превращается в прегрешение идеологическое. Результат — политизация, идеологизация всех возможных прегрешений отдельного человека и, как заключительный аккорд, террор, одновременно полицейский и идеологический.
(Р. Арон, «Демократия и тоталитаризм» / Пер. с фр. М.: Текст, 1993, с. 230-231).
Если отвлечься от некоторых исторических особенностей, в остатке в обоих фрагментах обнаружится немало уже известного белорусам. И отсутствие многопартийности. И единоличное правление вождя, имеющего в своем полном распоряжении государственную бюрократию. И гипертрофированная роль государства. И единая насильственно насаждаемая государственная идеология. И контроль над СМИ.
Что дальше?
* * *
В независимой прессе уже обращалось внимание (Ю. Рабчук, «Терминатора заказывали?») на несколько уже давние, но ничуть не устаревшие по выразительности и демонстрации художественной и ментальной стилистики идеологического наступления публикации автора (а, может, их там несколько), скромно укрывшегося за невзрачным, как у разведчика, псевдонимом Антон Андреенко. Вообще, на первый взгляд, удивительным, но очень знаковым является это пристрастие пропагандистов официоза прятаться за тщательно оберегаемыми конспиративными прозвищами, при том что независимые и оппозиционные журналисты, политологи, экономисты, юристы, политики выступают от собственного имени, а если и пользуются псевдонимами, то абсолютно прозрачными для профессиональной среды. А тут за авторами вроде бы стоит вся мощь авторитарного государства, на их стороне силовые структуры, государственная идеология, сам президент, а они все равно предпочитают роли цирковых идеологических богатырей в масках.
Впрочем, их можно понять. Статьи Андрея Антоненко (пардон, Антона Андреенко) оставляют тягостное впечатление глубокого и агрессивного невежества, вульгарности и очевидной моральной нечистоплотности (это автоматически относится и к руководству редакций, для которых эти и им подобные опусы, заполонившие государственные СМИ — нормальная газетная продукция). Чего стоят сколь оскорбительные, столь же и дурацкие утверждения, что популярная в транзитивных (переходных) демократиях (количественно это, надо сказать, десятки, если не сотни миллионов людей) концепция «Открытого общества» непосредственно имеет в виду социум, состоящий прежде всего из наркоманов (!) и криминальных структур (как говорится, Анри Бергсон и Карл Поппер отдыхают), построение которого является целью существования НПО и негосударственных СМИ в Беларуси и Восточной Европе («Наркогарант» открытого общества». «7 дней», № 32 от 09.08.2003). Или еще более революционные для политической науки и практики выводы, что теории гражданского общества, прав человека и вообще демократии (как игриво замечает автор, «и т. д., и т. п.»), есть изобретение воинственных «американских стратегов», которые с помощью «общественных объединений, комитетов в защиту чего-то и кого-то, политических движений, „независимых“ средств массовой информации, Интернет-сайтов» собираются, ясен пень, «без бомб и ракет» гнусно «овладеть» синеокой Беларусью, внеся в процессе этого неизлечимую заразу в ее «государственный организм». А для чего еще эти «общественные…» и «т. д., и т. п.» годятся? («Вирусы демократии». «Республика», № 170-171 от 08.09.03). Более умному автору, вероятно, показалось бы необычным, что наибольшее количество этих зловредных «инфекционных вирусов» зафиксировано в самом логове врага. Где они нисколько не мешают, а, напротив, способствуют процветанию общества и бесспорному возрастанию мощи государства, превратившегося в мировую гипердержаву. Но логика и мыслительные операции никогда не были в почете у государственных СМИ. У них — иное призвание и карма.
Одновременно появившиеся в двух изданиях явно заказные статьи расчистили дорогу давно начатому отстрелу на поражение белорусских общественных организаций, самим своим существованием (и здесь Антоненко с Андреенко правы) представляющих угрозу для режима, не наученного функционировать в условиях свободы и разнообразия мнений.
Антон Андреенко худо-бедно отыграл свою незавидную роль и может временно сойти со сцены. Возможно, его даже наградят.
Между тем нельзя исключить, что вызывающая примитивность этих и подобных текстов является сознательным приемом, рассчитанным на наименее образованную часть общества, традиционно составляющую самый преданный электоральный ресурс белорусского президента. Давно известно, что чем грубее и циничнее ложь, тем легче заставить в нее поверить аудиторию, не обладающую достаточной степенью интеллектуального иммунитета. Данная технология широко используется не только «7 днями» и «Республикой». Для официальных газет, телевидения и радио она выступает в качестве основополагающего стандарта. И придумана она не сегодня. На заметку пропагандистам:
«Всякая пропаганда должна быть доступной для массы; ее уровень должен исходить из меры понимания, свойственной самым отсталым индивидуумам из числа тех, на кого она хочет воздействовать. Чем к большему количеству людей обращается пропаганда, тем элементарнее должен быть ее идейный уровень».
И еще: «Серьезная пропаганда существует не для того, чтобы удовлетворять потребность пресыщенных интеллигентов в интересном разнообразии, а для того, чтобы убеждать прежде всего широкие массы народа». А точнее «для нашего движения имеет цену лишь тот интеллигент, который настолько понял заданные цели движения, что умеет оценить пропаганду исключительно под углом зрения ее влияния на массу, а вовсе не под углом зрения того впечатления, которое она производит на него самого» — некоторые очень уже даже хорошо научились.
Исключительно поучительные замечания, написанные знатоком, не правда ли? Хотя, думается, продвинутые идеологические активисты не открыли здесь для себя ничего нового. Если кто не догадался, это, между прочим, Адольф Гитлер («Моя борьба», к.1, гл. 6, 12.). Антону Андреенко у него бы понравилось. Ни тебе гражданского общества, ни вирусов демократии, ни оппозиционной прессы, ни общественных организаций. Все уже зачищено из того, что при содействии «7 дней», «Республики», БТ «и т. д., и т. п.» в Беларуси еще только предстоит зачистить. Без всяких псевдонимов можно смело писать о сокровенном и наболевшем, любви, например, к фюреру или видах на урожай в «Фелькишер Беобахтер». Не с кем и незачем спорить…
Один вождь, одно государство, одна идеология…