Потемкинские деревни белорусской науки

Белорусская экономика считается социально ориентированной. В частности, это означает, что медицинское обслуживание должно быть бесплатным и качественным, а высшее образование — общедоступным и профессиональным. Принцип общедоступности образования, на первый взгляд, реализуется сейчас в полной мере. Из года в год увеличивается набор на различных отделениях высших учебных заведений. При этом численность студентов растет по экспоненте. За последние пять лет набор на некоторых отделениях увеличился в три раза! По количеству студентов высших учебных заведений на душу населения Республика Беларусь находится теперь на уровне самых развитых стран Европы и Америки — США, Англии, Германии.

Действительно, в нашей стране получить высшее образование может практически любой желающий. Так, если абитуриент не в состоянии поступить на бюджетное место какого-либо вуза, то всегда остается возможность получения платного образования. Вместе с тем месяц платного обучения в университетах Беларуси обходится в среднем не более чем в 100 у. е. Иными словами, это по карману каждой белорусской семье со средним достатком.

Таким образом, хочется верить, что статистика действительно отражает известные успехи белорусской системы высшего образования. Однако показатель количества студентов на душу населения, которым так гордятся белорусские власти, не является репрезентативным. Куда важнее показатель качества образования. А вот с этим дела обстоят очень и очень плохо. Можно даже сказать, что ужасающе.

Призраки и духи советской науки бродят по университетам Беларуси

В социометрических исследованиях советской науки конца 80-х гг., которые проводились западными социологами (например Т. Шоттом и др.), были выявлены некоторые особенности в идентичности советского ученого. Основной вывод состоял в том, что идентичность здешнего ученого формировалась на позициях строжайшей изоляции местной науки по отношению к «западной». Речь шла даже не столько о коммунистической риторике, направленной против «буржуазного» характера западной науки, сколько о способах продвижения научных идей в контексте точных наук — математики, физики и т. д. Как оказалось, точные науки в Советском Союзе развивались вне рамок какого-либо сотрудничества с учеными других стран.

Советские ученые практически не публиковались в западных журналах и ориентировались исключительно на аудиторию ученых собственной страны. Советский ученый не всегда был хорошо осведомлен о том, какие исследования признаются в мире наиболее перспективными и актуальными. Как следствие, научное признание определялось исключительно тем, насколько ученый хорошо вписывался в инфраструктуру науки своей страны безотносительно его признания коллегами других стран. Лишь руководители очень влиятельных советских научных школ были хорошо известны на Западе.

В этом смысле советскому ученому было проще, чем западному. Если на Западе добиться научного успеха можно было лишь внеся существенный вклад в развитие мировой науки, то для советского ученого горизонт его деятельности был заметно сужен — было достаточным добиться признания у своих же коллег. Именно поэтому в более глобальном масштабе советская наука оставалась интеллектуальной периферией американского и английского центров влияния.

Изолированное научное сообщество не может развиваться на принципах саморегуляции и демократии. Его можно упорядочивать лишь жесткими административными мерами. Поэтому советский ученый рассматривался как государственный служащий, а руководитель научных коллективов (лабораторий, НИИ, факультетов и т. д.) — как чиновник. Соответственно научная карьера состояла не столько в получении научных результатов, соответствующих мировому уровню, сколько в умелом продвижении вверх по служебной лестнице. Здесь главное было соответствовать формальным требованиям и умело встраиваться в систему административного функционирования. Руководитель крупного научного подразделения был, разумеется, назначенцем, поэтому нередко диссертации за них писали совсем другие люди.

Потому в советской науке стала процветать небывалая имитация научной деятельности. Наиболее типичное название диссертации тех лет: «Влияние законов марксистской диалектики на таблицу элементов Менделеева». Только в точных науках, таких как математика и физика, случаи имитации научной деятельности были крайне редки (я не говорю о плагиате и других нарушениях научной этики, имевших место и здесь). Что же касается гуманитарных наук — социологии, психологии, истории, философии, то кроме имитации в них мало что оставалось.

Белорусская наука в советский период занимала место периферии. Центр, в роли которого выступали московские научные подразделения, перетягивал на себя наиболее талантливых ученых. В результате после распада СССР белорусская наука не могла похвастаться крупными научными школами, известными всему миру. К тому же чиновнический характер белорусской науки с его провинциальностью был визитной карточкой Беларуси. Любопытно, что и в наше время некоторые ключевые посты в Национальной академии наук Беларуси занимают люди, которые в недалеком прошлом были высокопоставленными партийными чиновниками. Среди них наиболее яркая фигура — академик Е. М. Бабосов.

Для чиновника важны формальные, количественные показатели, даже если они идут в ущерб качественным показателям. Так что задача, скажем, декана факультета состоит в том, чтобы, во-первых, увеличивать из года в год набор студентов, во-вторых, как можно реже их отчислять. В итоге, по негласной договоренности, студент отчисляется за неуспеваемость только в особо крайних случаях.

В Беларуси не произошло позитивного реформирования способов организации научной деятельности. Государство в целом зиждется на мощной президентской вертикали, и фактически всё общество отстраивается как чиновническая система. Очевидно, что в этих условиях чиновнический характер белорусской науки стал только усиливаться за последнее время.

Для западной науки очень важно разделять функции управления науки, с одной стороны, и ее поддержки — с другой. В Беларуси обе эти функции практически слиты. Исполнитель научного проекта — элемент той же чиновничьей среды, как и заказчик этого проекта.

Изоляционизм в сознании белорусского ученого

Мировое научное сообщество имеет сетевую структуру, которая позволяет координировать научные исследования разных стран на базе саморегуляции и внутренней мобильности. В Беларуси выстроена особая, иерархическая структура научного сообщества, где всё управление наукой происходит лишь за счет административных ресурсов. Согласно этому рядовой белорусский ученый (т.е. преподаватель, доцент или даже профессор, не занимающий какой-либо управленческой должности) по общему рангу соответствует государственному служащему самой низкой квалификации (что, в общем-то, и отражается на уровне его зарплаты). Поэтому в Беларуси статус преподавателя является крайне низким по сравнению с другими профессиями.

Никто и не предполагает, что белорусский ученый, работник вуза, способен проводить научные исследования мирового уровня. Единственная его задача — обслуживание огромной массы студентов. К слову нужно сказать, что преподавательская нагрузка в западных университетах иногда в несколько раз меньше той, которая выпадает на долю белорусского преподавателя. Судя по последним высказываниям А. Лукашенко, преподавательская нагрузка должна вырасти еще больше.

Как видим, изоляционизм в сознании белорусского ученого вытекает из самого характера организации научной деятельности. Белорусский ученый — это «ломовая лошадь», которая должна проводить по нескольку занятий в день. Отсюда, что вполне естественно, страдает качество проводимых занятий. Очевидно, что времени на исследовательскую работу не остается вовсе.

Не удивительно, что в настоящих условиях белорусская наука является кустарным производством — за пределами Республики она никому не известна. Среди всех гуманитариев Беларуси, а их многие тысячи, только считанные единицы имеют публикации на английском языке. У представителей точных наук хотя дела и обстоят чуть лучше, но также лишь единицы хорошо известны другим ученым в мире.

Между тем для защиты диссертаций в странах бывшего советского лагеря, присоединившихся к ЕС, например в Польше, Румынии, теперь уже требуются публикации на английском языке в изданиях международного уровня. Это очень непростая задача, поскольку предъявляемые требования к предоставляемой статье очень высоки. Следует заметить, что в нашей стране все публикации пробиваются в основном по знакомству.

Отсутствие нормальной научной инфраструктуры делает невозможным качественное образование. Наука не может делаться кустарно. Ведь наука — «одна на всех», она не бывает чисто американской или чисто белорусской. Наука не имеет национальной окраски, поэтому изоляционизм губителен для развития научной среды. В Польше, например, были проведены крупномасштабные реформы научной инфраструктуры с целью как можно более полной интеграции польской науки в мировую. И, как итог, за последние 10 лет в Польше появилось множество новых научных журналов, признанных во всем мире в качестве журналов международного уровня. Это очень серьезный показатель. В Беларуси же не издается ни одного журнала международного уровня, ни по одной из наук. Получается, что белорусская наука вообще никак не интегрирована в мировую научную сеть.

Количество научных поездок белорусских ученых на Запад просто минимально. Количество совместных научных проектов белорусских научных подразделений с западными также оставляет желать лучшего. Таким образом, Беларусь — одна из немногих стран бывшего СССР, в которой до сих пор реализуется советская модель науки и образования. Причем в этой модели вектор административного регулирования был еще заметнее усилен.

Закачка силикона в белорусскую «силиконовую долину»

С учетом всего вышесказанного создание широко анонсированной «силиконовой долины» представляется утопичным проектом. Для многих чиновников от науки задача, поставленная президентом, рассматривается как ценный социальный заказ. И с ними можно согласиться, здесь явно скрываются возможности дополнительного карьерного роста — всегда заманчиво возглавить быстро развивающийся департамент. Но насколько эта задача может быть реализована в условиях белорусской научной инфраструктуры? Ответ очевиден. Изоляционизм научной среды ведет к заметному снижению мобильности научных кадров, к процветанию блата, знакомств. Между тем «силиконовая долина» — это особый симбиоз науки и производства, научной и практической деятельности. Такой симбиоз возможен лишь в разомкнутой системе с очень высокой мобильностью работников разного профиля.

На Западе высокий уровень научной мобильности достигается за счет тесной интеграции науки и образования. Проявляется это хотя бы уже в том, что в западных университетах на должности преподавателей приглашаются лишь ученые с мировым именем. Например, для того чтобы получить место профессора в Стэндфордском университете (США) по определенной специальности, необходимо входить в десятку лучших специалистов мира по данной специальности. Соответственно такими мерами поддерживается очень высокое качество образования. Стоит отметить, что рейтинг профессора определяется по таким объективным критериям, как количество публикаций в журналах международного уровня и индекс их цитирования.

Преподавание в западных университетах не является единственной обязанностью профессорско-преподавательского состава. Дело в том, что каждый департамент в западном университете представляет собой своеобразный исследовательский центр, который осуществляет конкурентоспособные коллективные исследования международного уровня.

Другой причиной, служащей помехой в строительстве силиконовой долины, является отсутствие свободного рынка инновационных технологий. В Беларуси нет крупного бизнеса, не интегрированного непосредственно или опосредованно в чиновническую систему. В этом смысле отсутствует особое сочетание рынка инновационных товаров и услуг, сконцентрированных ресурсов, новых финансовых структур и мобильности людей, денег и организаций. Как следствие, практически отсутствует финансовая мобильность — эффективный сектор венчурного капитала с ярко выраженной заинтересованностью в инвестициях инновационных и высокотехнологичных проектов.

Среди срочных мер, которые могли бы действительно повысить научную мобильность и тем самым улучшить ситуацию с образованием и наукой в Республике Беларусь, можно назвать следующие:

1. обеспечение участия в зарубежных конференциях и выделение исследовательских стипендий для молодых ученых;

2. содействие в распространении информации по последним достижениям белорусской науки, создание условий для публикации белорусских авторов на английском языке;

3. облегчение доступа к академическим научным периодическим изданиям на английском языке благодаря бесплатной подписке и бесплатному пользованию научными материалами в электронном формате;

4. поддержка стажировок и исследовательской деятельности белорусских ученых высокой квалификации;

5. поддержка новаторских методов преподавания.

Как видим, ситуация с белорусской наукой и белорусским образованием очень непростая. Очевидно одно: необходимы срочные реформы, которые возможны лишь на фоне общей демократизации государства.