Знание; почти «роковая» тема. Ибо: «Ты не знаешь, поэтому молчи; ты не можешь здесь ни судить, ни свидетельствовать». — «Ты знаешь это, поэтому говори, не молчи; ты — свидетель». Так знание оказывается и долгом, и привилегией.
Вам, вероятно, тоже знакомы люди, все настроение которых можно выразить примерно так: «Они (другие) не знают, кто я; они меня не знают. Но я знаю, кто я; я-то себя знаю». И наоборот: «Я не знаю, кто я, не знаю сам себя; но они-то знают меня, знают, кто я такой на самом деле». В первом случае человек укрепляется в себе самом; его неудачи — не свидетельство его несостоятельности, а всего лишь казус, малозначащее внешнее обстоятельство. Но это оплачивается своего рода надменной слепотой к миру и другим людям. Во втором же случае человек домогается выпытать подтверждающее или опровергающее суждение других; он ищет себя во мнениях других. Но тем самым он признает, что его «сущность» не просто «установлена», а фактически «создана» чужими мнениями. Следовательно, «познав» наконец-то «самого себя», он в действительности всегда познает «другого» и никогда не встречается с собой.
Человек; кем именно он является? Кто именно — он? Согласно «восточному пониманию», человека определяет путь, который он избирает (или который сам «избирает» его). Кто не избрал в этой жизни никакого пути, тот и оказывается никем. Кто «вне Пути», тот — никто. Человек есть тот или этот в зависимости от своего пути. (Но и Христос говорил: «Я есмь Жизнь, и Истина, и Путь»). Воин, к примеру, — это не просто «состояние души», это путь воина. Следуя этой логике и политик — это тот, кто избрал в жизни путь политики. При этом, я полагаю, что не выбор совершается на тех или иных основаниях, но подлинный выбор (откажемся ли мы действительно со всей решимостью от понятия «подлинности»? Его выбрасываешь через дверь, но оно уже проникает к вам в окно) дает быть основанию, основаниям.
Поэтому когда некоторые политики всерьез и даже торжественно, с пафосом, начинают говорить о себе как о «воинах» (ну как же, они ведь тоже «борцы» … словами; однако путь меча и путь слова совсем не одно и то же), это одновременно и забавно, и печально. Вот этот записной словоблуд — «воин»? Или вот этот гладкий «слуга народа» оказывается тоже «воин народа»? Соответственно и саму политику они без «лишних размышлений» трактуют как «продолжение войны мирными средствами». И сегодня многих продолжает соблазнять это «определение». Поэтому давайте хотя бы бегло сравним путь воина и путь политика. (Воин и борец, между прочим, также не одно и то же). Разумеется, война (или угроза — как войны, так и войной) — одно из средств политики. Но вовсе не самое главное. На самом деле война — это поражение политики, обнаружение ее бессилия. Либо она (политика) столкнулась с чем-то, с чем не могла справиться в принципе — и тогда это говорит о каких-то внутренних границах политики. Либо она столкнулась с тем, с чем обязана была справиться, но не смогла, потому что оказалась слабой. А слабость политики коренится как в воле, так и в умах политиков; т. е. это была бездарная, плохая политика. Когда политик стал «воином», которого везде окружают «враги» и требуется постоянная мобилизация (к которой он стремится обязать прежде всего других), можно сразу же сказать без всяких церемоний: дрянной политик — каких бы успехов временных он не добился на стезе политической интриги. Ибо у политики есть то, что можно было бы назвать «малой» и «большой» политической перспективой (равно и политической ретроспективой). К примеру, в «малой» перспективе Гитлер был «великий политик (ан)», а в «большой» — несчастье и катастрофа всей нации.
Итак, кто же такой Воин и кто — Политик? Или: каков «путь воина» и каков — «путь политика»?
Если кратко (а мы собирались быть краткими), то воин — это готовность (включающая умение) умереть (и вместе с другими, и в одиночку, и ради других). А политик — это готовность жить вместе с другими и ради других (т.е., по меньшей мере, не ради только себя самого). Готовность без искусства — это лишь половина или даже одна видимость готовности. Но наш политик — не художник, а ловкач; он ловко подсовывает в слово «вместе» (с другими) гласную «о» на место последнего «е». А мы — кто со снисходительным благодушием, кто с бессильным раздражением — взираем на это. Тем самым мы оказываемся наилучшими «друзьями» такого политика. Так не пора ли разрушить эту видимость?
И все же политик, естественно, может ко многому прислушаться, коль речь идет о «пути воина». Миямото Мусаси, знаменитый самурай, одержавший, если не ошибаюсь, пятьдесят восемь побед в смертельных поединках, в конце жизни написал «Книгу пяти колец». В ней он изложил главные принципы своего «Пути стратегии длинного меча». Перечислю некоторые: не допускайте неискренности в мыслях; Путь познается в постоянных тренировках; глубоко входите в каждое действие; изучайте Пути всех профессий; различайте приобретения и потери в мирских делах; развивайте интуитивное понимание; замечайте то, что трудно заметить; обращайте внимание даже на пустяки; не делайте ничего бесполезного. — Неплохие советы и для политика; в частности — последний. Но сегодня, увы, его приходится дополнить и более актуальным: не делайте ничего вредного.
Возможно, мы имеем сегодня дело с феноменом своеобразного «антиполитического политика», т. е. политика, который не то чтобы восстал против «истины политического», а даже не знает ее, забыл ее, не нуждается в ней; это «политическое невежество» является обратной стороной его «политической агрессивности». Переформулируя приведенные выше принципы Миямото Мусаси, можно сказать, что для него значимо: прикидывайся искренним, тогда как неискренность — твое преимущество; не упражняйся (это трудно, на это нет времени), но всегда будь «в интриге»; совсем не обязательно глубоко входить в каждое действие, ибо поверхностность как раз есть условие «скорости» твоего движения; совершенно не нужно изучать Пути всех профессий для того, чтобы указывать им «нужное»; умейте не различать, а навязывать в мирских делах «приобретения» и «потери»; укрепляйте нужные связи, это и есть ваше «интуитивное понимание»; не обращайте внимания на то, что трудно заметить, выдвигайте, напротив, то, что бросается в глаза; умейте из пустяков делать «самое значимое», а из действительно значимого — пустяки; даже если вы заняты бесполезным, умейте представить это как исключительно важное, первостепенное дело.
Вот так-то, уважаемый читатель; теперь ты доволен?