Прошедшие у Лукашенко выборы настолько смехотворны, что писать и рассуждать о них на самом деле нет смысла. Но постойте, ведь я сам некоторое время назад предлагал участвовать в них, обращался к демократическим силам, мол, выбирайте что угодно, только не неучастие.
Наверное, стоит на будущее объяснить еще раз, коротко, почему. Всё достаточно просто. Любая легальная политическая активность относится к категории вещей, которые раздражают режим. Любая аномалия относительно плана политической системы создаёт точку напряжения. Все псевдоморальные рассуждения о том, что становясь инструментом для электорального фарса, мы легитимизируем его — не выдерживают критики.
Конкретно Лукашенко никогда со времён разогнанного парламента не был политиком процедуры. Процедура — это вообще не про него. Это сложно, скучно и опасно само по себе. Авторитарные персоналистские автократии вообще не так часто опираются на этот тип легитимности. Из несчастливых исключений сегодня на ум приходит, допустим, Эрдоган, у которого выборы — почти настоящие (не вполне, само собой, но в сравнении с той вакханалией, что происходит в наших краях — несомненно).
Тем не менее, в своих подходах к электоральным процедурам АГЛ ушёл значительно дальше того же, например, Путина. Да, Кремлю через неделю предстоит возможное веселье с прогнозируемым, но, тем не менее, непредсказуемым результатам (предлагаю вдуматься в этот парадокс). Однако заложники старой площади выборы себе никогда не рисовали. Предлагаю сосредоточиться на глаголе. Фальсифицировали они безбожно и много раз. Именно фальсифицировали. Карусели, вбросы, поквартирные обходы и прочая технология — да. Однако лукашенковского «за меня проголосовали 800% беларусов, но я приказал написать всего 85, потому что 800 — это слишком большая любовь для одного человека» — Кремль себе в таких гипертрофированных формах пока что не позволял.
К слову, если в Москве решатся именно рисовать, это вполне может стать еще одним надломом в системе, и без того лишенной настоящей цельности.
Еще раз, путинский сценарий президентский выборов 2024 наиболее вероятен, но не является стопроцентным.
Так или иначе, в отношениях между Лукашенко и процедурой участие граждан в «мероприятиях» — худшее, что может случиться с планами режима. В середине девяностых он начал деконструкцию демократической системы именно с парламентаризма. Под нож пошло сперва местное самоуправление — основа основ, а после — да мы все знаем, что произошло после.
Именно так я и рассуждал, когда говорил, что в том или ином виде необходимо призывать к участию. Даже на уровне простого посещения избирательного участка. На уровне создания толп перед школами. Конечно же, без демонстраций, без лозунгов, с единственной целью — показать системе и миру вокруг неё, что страница не перевернулась, что мы не откатились к славному авторитарному консенсусу. Эта игра никогда при Лукашенко не была историей про мандаты. Из конституции, лишённой последних крупиц репутации, парламентаризм был выжжен. От слова мандат и так осталось лишь забавное буквосочетание и латентная скабрезность.
И здесь я вижу главную проблему, с которой столкнулись демократические силы. Она комплексная. Многим очевидно, что возможностей влиять хотя бы на что-то, происходящее внутри страны, попросту нет. Идея «выкинуть всех нахер из страны» топорная и действенная, как все, что делает Лукашенко для сохранения власти. Признаюсь честно, кризис идей, который захватил информационное пространство сопротивления, на мой взгляд не является чьей-то виной. Это просто достаточно чудовищная данность. Но тем важнее сейчас для меня «махать кулаками после драки», когда демократические силы взяли, да и упустили хоть какую-то возможность коммуникации с гражданами внутри страны. Была бы она эффективной — понятия не имею. Рискну предположить, что нет. Однако выбор в пользу отказа от неё мне всё еще не очень понятен.
Артём Шрайбман, в статье для Зеркала от 24 ноября сделал одно очень ценное, мне думается, предположение, которое я процитирую: «Если в западных столицах вдруг не будет доминировать такой взгляд, то по итогам следующей президентской кампании в Беларуси уникальный мандат Тихановской может ослабнуть. Это будет отчасти тем самым переворачиванием страницы, на котором настаивал Лукашенко: страницу „избранного президента Тихановской“ открыли в 2020 году и закрыли по прошествии пятилетнего президентского срока».
Иными словами, долгое взаимодействие с европейскими политическими моделями заставляют Светлану Тихановскую и её окружение мыслить категориями всяких циклов, каденций и прочей ерунды. Почему я называю это ерундой? Причина также не очень сложна. Стремление Лукашенко к сохранению власти в своих руках навечно все 30 лет его правления сводится к отказу от цикличности внутреннего политического процесса. До 2020 года ему не удавалось отказаться от этой модели, но теперь с огромными потерями от вывалился из этой своей сансары. У него теперь есть лишь один инструмент для того, чтобы продляться вновь и вновь — силовики. За десятилетия подверглась разложению вся традиционная электоральная база. Некоторый процент яростных сторонников не обеспечивает ему комфортное большинство. И в этой связи, в контексте того, что выборы девальвированы, думать о 2025-м как о точке слома «уникального мандата Тихановской» попросту нелепо. Однако я верю коллеге Артёму Шрайбману и понимаю, что их заботит эта перспектива.
Скажу, однако, вещь не очень приятную. Международная легитимность Тихановской не просто не зависит от фарса 2025 года, но утрачивается постепенно безотносительно любых электоральных танцев. И вообще, с чего мы взяли, что условное «правительство в изгнании» ограничивается выборным циклом? Как так получилось, что мы применяем демократическую парадигму, рассуждая о тупой силовой узурпации? Почему нам приходятся обсуждать проблему процедурной легитимности (и отталкиваясь от неё спорить о бойкоте или участии) в ситуации, когда вся легитимность придворного хоккеиста построена на штыках?
И повторю еще раз, мандат Светланы Тихановской просто заканчивается и заканчивается он всего лишь потому, что вот уже несколько лет даже на уровне риторики структуры офиса и кабинета не предлагают ничего нового. В Беларуси после 2020 года произошла очевидная режимная трансформация и появление элемента, под общим названием «демократические силы» — также новая реальность. Однако нужен новый план, потому что в даже в текстах от офиса сквозит интонацией 2020 года, а ведь сейчас уже 2024.
Координационный совет в этом смысле, если получится решить все операционные задачи, вполне может стать профессиональной сущностью, которая, по идее, будет способна подхватить уставшие демократические силы.
Это не значит, к сожалению, что я понимаю, каким этот план должен быть. Обстановка сложная и становится она только сложнее. Об этом надо думать, нужно искать варианты. Мне, например, понятно, пусть и очень неприятно поведение Литвы с ужесточением и прочим. Часто прикрываясь разговорами о «национальной безопасности» они, на самом деле констатируют установление новой нормы — переход экстренного и экзистенциального в состояние повседневного. И в рамках этого повседневного, увы, большому количеству беларусов литовское государство попросту не радо. И это печально, но ничего экстраординарного в этом нет.
Я не хочу сказать, что мы что-то проиграли, ведь, на базовом уровне «красота в глазах смотрящего», а смотрящий у нас Лукашенко и ему никак не удаётся прийти в себя, хотя прошло уже 4 года. И вся исполнительная система продолжает испытывать однозначный дискомфорт. И механизмы государственного управления расслаиваются. АГЛ и его перчаточные куклы никогда не были особенно эффективны в плане госуправления.
А что делать и куда дальше двигаться — вопрос сложный. И повторю, ответа у меня пока что нет. Как нет его, судя по всему, и у остальных. Однако, здесь и сейчас стоит зафиксировать состояние субъектов борьбы за будущее Беларуси.
А ведь у режима есть еще и внешнеполитический аспект. Однако тут, я думаю, всё достаточно глухо. Основной триггер для тектонических изменений на уровне нашей подсистемы международных отношений — это действия Кремля. Зависимость режима Лукашенко от режима Путина усиливалась и будет усиливаться. Проблема в том, что раньше и достаточно долго мы считали это большой бедой. Нет же, это и есть большая беда, но подвела нас и наших партнёров из цивилизованного мира пресловутая ложная дихотомия: дескать, усиливая давление на АГЛ, мы ускоряем процесс взаимопроникновения. Я думаю, в этом смысле не было никакой развилки. События 2020-го года сделали сближение с Москвой инвариантом. Это ведь даже не лживая геополитика, а чистая география. Ну не может условный Китай стать гарантом продления лукашенковского «президенствва». А безусловный Путин вполне может.
Как мы не в состоянии — сейчас это ясно — повлиять на судьбу политических заключённых, так не выйдет и повлиять на отношения между дворцом и старой площадью. В будущем придётся искать механизмы для отката этого процесса. И мне кажется, что на уровне всё той же подсистемы мы наблюдаем две разнонаправленные тенденции. АГЛ — лёгкая добыча, но взять с него, на самом деле, нечего. А вот, например, Армения демонстрирует обратное — пытается всеми силами оторваться от пагубного влияния Кремля. И это, при всей трагичности армянской истории, позитивный для нас пример. Глубокая интегрированность Еревана в московские полуживые проекты при Кочаряне разлагается с 2018 года, с момента, как на пост главы государства пришёл Пашинян. Пока путинская Россия в силе, без проблем этот процесс пройти не может, но смысл ведь в другом. Стремление к сепарации завязано на политическую волю внутри страны, а не на планы кремля по Кавказу (а Кавказ они, я уверен, радостно потеряют). Архаичная модель с центром в Москве — наследие СССР — требует пересмотра и в какой-то мере (в числе прочего) вторжение в Украину — это борьба Путина против реорганизации постсоветской подсистемы международных отношений.
На том же треке стоит и, допустим, Казахстан. В целом же, образовавшийся тренд на пересмотр процессов на территории постановка заметен был значительно раньше. Опять-таки, Армения еще в 2018 году. Украина и того раньше. Грузия — тут всё ясно. Иронично, что Беларусь можно только поглотить, но как раз поглотить, со всеми конституционными приколами — как мерцающий Херсон — невозможно. Лукашенко будет подло уступать Путину, а его внешнеполитический уровень снизился с генассамблеи ООН, до, прости господи, губернатора Казани (и президента Зимбабве — стратегический, мощный партнёр с товарооборотом, смешно сказать, 25 миллионов долларов в 2021 году). Утрата контроля за внешней политикой — проблема не гражданского общества, а беда системы управления. И отправляется она я в копилку ко всем поручениям Качановой и к автолавкам.
До определённой степени Лукашенко перестаёт быть полноценным политическим актором, и далеко не только по причине зависимости от России, но и потому что сценарий, который он выбрал после 2020 года, диктует ему ходы. А вообще-то должно быть наоборот.
Тем не менее, игра вдолгую, которая началась после президентских выборов, остаётся игрой в долгую. И состояние режима, и способность его быть эффективным не связаны напрямую со временем, которое ему осталось.
Демократические силы, которые всё же остаются достаточно эффективными на международном направлении, всё же упустили, на мой взгляд, контроль за повесткой, за генерацией смыслов в информационно-политическом пространстве. Из-за этого, к сожалению, успехи в международке кажутся, пожалуй, более незначительными, чем есть на самом деле. Общая же проблема в том, что Лукашенко, оставаясь во дворце, каждый день может засчитывать в себе в актив, ведь никакими иными целями его существование не связано. Так или иначе, 2023 год у всех был неудачным.