Основной сюжет, который занимает меня сегодня — это раскручивание электорального маховика в РФ. Нравится нам или нет, но внутренняя политика нашего соседа-агрессора влияет на происходящее в Беларуси, пусть и не настолько, насколько может показаться. Нравится нам или нет, но следить за их событиями приходится. Да что там, весь постсовок в той или иной степени нас интересует как единая, пусть и атомизированная в целом, пусть и разнообразная региональная подсистема.

Так что да, сбор подписей Борисом Надеждиным — это история, которую очень не хочется обходить стороной. И вот почему.

Когда началась война многие профессиональные аналитики (большинство, я бы сказал), мягко говоря, сильно удивились. Рассуждения о том, что она — реальная — неизбежна, казались риторикой в духе как минимум Невзорова, и как максимум слегка юродствующих городских сумасшедших. Рациональных аргументов против войны, аргументов в парадигме realpolitik, было значительно больше, чем доводов за агрессию. Многолетний системный анализ путинской политической модели (особенно последних её 10 лет) никак не вязался с событиями после 24 февраля 2022. Почти бескровно утащить Крым? Глупо, рискованно, но понятно. Идеологема про «где вы были 8 лет» — вывернутый наизнанку концентрат событий этих самых восьми лет. Донбасс был не нужен России. Вспомогательная система — пропаганда, номенклатура — вся эта шелуха — продавала не веру, но лояльность и продавала по курсу, не за милость, но за твёрдую вполне валюту. Однажды я приводил в пример семью кеосаяна и симоньян, которые — и Навальный это вполне четко доказал — наворовали хренову гору денег на фильме о главной скрепе крымского консенсуса — о мосте.

Сам крымский консенсус схлынул к 2018 году. путин едва оттолкнулся от него на предыдущих выборах, как ралли вокруг полуострова провалилось в бездну внутренних проблем, не имеющих решения при нынешней администрации. (Их вообще одному богу известно как решать). Я и в 2022 был уверен, и многие источники это открыто подтверждали — на старой площади не рассчитывали встретить такое сопротивление со стороны Украины: эта мысль уже давно — общее место. Закономерный обвал консенсуса спровоцировал граждан так или иначе, как любит говорить Шендерович, навести взгляд на резкость в оценке вполне повседневных проблем, стоящих перед населением. Крымский эффект не повторить, и это было ясно уже давно — задолго до начала войны.

Стремительно стареющие автократии всегда сталкиваются с одной и той же бедой: они не знают своё население. Вспомните, как Москва радостно «взяла» Херсон. Вспомните и как не менее весело Москва Херсон потеряла. Ни одно, ни другое событие не вызвало особенных бурлений в глубинах глубинного народа. Ах да, глубинный народ — дно, о которое разбивается любая, самая секретная социология. Ложная опора стареющих автократий — это ведь как опираться на облако и пока не шлёпнулся, делать вид, что висишь в небе. Даже российское общество, отягощённое всем историческим, пропагандистским грузом, не настолько безнадёжно. Быть яростным, деятельностным сторонником войны не так просто — это серьёзное психическое упражнение, что проделывать приходится ежедневно, а, может, и ежечасно. Фанатики — народ редкий (и редкостный, ясное дело). Будь оно иначе — при всём спектре возможных идеологий — миры бы уже рассыпались в пыль под гнётом многочисленных гражданских войн. «Полудурки не любят полутонов», — писал Станислав Ежи Лец.

Так или иначе, было ясно — к выборам 2024 года путинской команде идти попросту не с чем. И я не уверен, что, закончись даже война по плану Кремля — это бы помогло. Именно потому что консенсус не повторим — в нём нет новизны. В голову приходит людоедская цепочка: сочинская олимпиада — ЧМ по футболу — война в Украине. Вкладывая силы, средства и людские жизни в универсальное величие диктатура связывает лживыми идеологемами людей, о которых-то и требуется только пара пустяков: «болеть за наших» и «не высовываться». Пресловутая имперскость (или имперский ген) — это очень поверхностная и эфемерная конструкция. Российская идеологическая (стоило бы взять термин в кавычки) машина пытается сконструировать монструозную конструкцию, в которой государство одновременно продаёт себя и как империю, и как что-то похожее на национальное государство. Заявленная «титульная нация» русских — заигрывание с национализмом, который необходим для придания СВО флёра отечественности.

Собственно говоря, национализм путина — это не идея, не порождение мышления, но дань моде и прошлому, попытка связать воедино разрозненные силы. Воюющее государство — будь то агрессор или жертва — неизбежно «правеет». Тем не менее, национального государства из России не получилось, да и не могло: слишком большие разнообразие и расстояния. В результате мы получаем что-то вроде символического национализма — явление в вакууме, которое не опирается ни на почву, ни на традиции, ни на историю. Имперский же аспект они пытаются культивировать по другим причинам. Во-первых, это попытка продать прошлое как образ будущего. Как написал однажды Шендерович: «Советская идеология звала в фантомное будущее („коммунизм“), а сегодняшняя зовет в фантомное прошлое („какую страну потеряли“)».

Мы имеем дело со второй производной старой галлюцинации, и это не работает совсем.

«Песок — неважная замена овсу», как сказано у О.Генри. В смешении эти два аспекта — имперский и националистический усложняют маневрирование внутри самой страны. Растянутая на тысячи километров Россия разыгрывает пару «метрополия — колонии», где первая — это условная Москва, а вторые — всё остальное, что значительно удалено от центра. Попытка придать облику всей страны однородность проваливается, потому что на старой площади культуру как процесс никто толком не понимает. Они не в состоянии предложить универсалию взамен тех локальных систем координат, из-за чего неизбежно проваливаются в имитацию. При этом действующий в этой ситуации также эскалируемый националистический аспект неизбежно инициирует противостояние. Я далёк от мысли, что стране суждено развалиться, однако уже сейчас очевидно, что баланс внутри системы становится постепенно всё более хрупким.

В целом же, попытки навязать мобилизующую идеологию сталкиваются сразу с несколькими проблемами. Как уже было сказано — это отсутствие стройной идеологический матрицы, во-первых. Во-вторых, инструментарий — режим — не соответствует заявленной цели. Система была не готова стать на тоталитарный трек после начала войны. Для этого нет ни времени (старовата), ни ресурсов, ни населения, подготовленного к единому порыву, к дыханию в унисон. Атомизированное общество неучастия, в форме значительно более сложной, нежели беларусское общество к 2020 году. Наша совхозная тирания никогда ничем особенно не прикидывалась. С позиции людей, живущих в пузыре, что сформирован для политически активных и относительно грамотных — людоедство собчаковского КГБшника было очевидно. Проблема пузыря в том, что он как Москва при собянине — не резиновый. Не слишком-то и нравственно выглядывать из него, закрывая нос. Да и хрен бы с ней, с нравственностью — это не очень полезно и не слишком эффективно. О нравственности подумаем завтра.

Система была не готова и попала в ловушку амбивалентности. Репрессивные практики отличаются жестокостью, но по-прежнему не характеризуются количеством (пусть их, само собой, и стало значительно больше). В расчёт по-прежнему идёт жестокость и демонстративность расправы, а не массовость. Цель всё ещё в том, чтобы получить максимальный пропагандистский эффект.

Выборы, которые по определению — тонкий и сложный момент для автократии, происходят по модели, заранее и достаточно давно заданной правилами самой системы. И здесь любопытно. Мне самому субъективно кажется, что вероятность допуска Надеждина до бюллетеня — процентов 30. Это не так мало, однако ощутимо меньше, чем хотелось бы. Дунцову прокатили по причинам понятным — они вполне могли узреть незамысловатую, ироничную аналогию с Тихановской образца 2020 года. Надеждин не идеален, и в этом его главное преимущество для потенциальных будущих задач. Он соответствует системе в достаточной мере, чтобы иметь некоторые шансы проскочить формальные (но от этого не менее высокие) барьеры. Это очень хорошо видно на примере ситуации с Дунцовой. Её до сбора не допустили. Надеждина, напротив, допустили.

Я понимаю соблазн многих обобщить его одного (вполне системного «либерала») до категории «вся эта русня». Опять же, эмоции такие практически поддаются логическому осмыслению. Однако, в глобальном смысле — это все карты, что есть у игроков, сидящих с путиным за одним столом. И не стоит обольщаться — военное поражение, случилось оно, чёткое и недвусмысленное, не ведёт прямо к смене путинского режима на что-то еще (хотя бы на что-то еще). Обратная сторона неповторимости крымского консенсуса здесь играет свою роль: людям с большего плевать на «победу», а значит, и поражение им в целом безразлично. Перемены, которые необходимы, от которых зависит многое на уровне всего региона, которые значимы для будущего и Беларуси (а что может нас интересовать больше этого), начнутся внутри. Мы ведь, думаю, согласимся с тем, что интервенция в Россию невозможна.

Я далёк от идеи, что Надеждин — согласованный кандидат, но для чистоты рассуждения предлагаю сойтись на том, что мы мало знаем о внутренних механизмах принятия решений. Попросту это сейчас не имеет значения — объясню почему через пару строк. Надеждин не идеален и является понятной для системы фигурой. Системной фигурой по своей политической природе, если угодно. Его риторика — достаточно явно антивоенная — при этом не является радикальной, а местами и сходится с осторожными рассуждениями некоторых кремлёвских людоедов — тех, что размером поменьше. При этом я допускаю, что Собчак и Прохоров были в достаточной мере согласованы с АП. Они были не спойлерами, а скорее спарринг-партнёрами, контролируемыми настолько, насколько в те времена можно было контролировать массы — малой кровью.

И всё это, повторю — совершенно не важно. Потому что у нас есть страна как некоторая территория, есть режим — институт власти, есть общество. Общество — субъект по определению. Ни в одной даже самой страшной тоталитарной системе страна не становится тождественной государству. И в любой автократии — в пределе — государство и общество — суть оппоненты. Да, недопуск Надеждина, вероятнее всего, закроет окно возможностей. Допуск же позволит обществу (я в курсе, в этом месте мне расскажут о том, что кровавые имперские русские — это не общество) сделать свой ход. А на выборы путину, повторю, идти совершенно не с чем. Любая реальность Надеждина, скрытая от миллионов глаз, не пойдёт в расчёт в этот момент. И да, диктаторы не учатся на чужих ошибках, считая себя априори умнее и лучше предшественников.

Выборы в автократиях — это всегда процедура аккламации. Мысль очевидная и банальная. Действительно, вся эта хреновина гораздо больше походит на референдум. Все эти слуцкие, харитоновы, богдановы и другая несомненная мерзость — одна большая коллективная непроститутка гайдукевич (сравнение, понятное всякому политически активному соотечественнику). Без человека с альтернативной позицией, которого можно всю дорогу показательно пинать со всех сторон — это не выборы. А ведь путину нужен какой-то компромиссный вариант между актом одобрения и реальной электральной процедурой. Он ведь пошёл самовыдвиженцем. Напомню тем, кто, может быть, забыл или поддался популизму и эмоциям (в наших оппозиционных чертогах обе ошибки — не редкость): авторитарным системам не нужна явка. Нет условий, при которых она может им потребоваться. Даже воюющая, Россия заточена на широкое применение именно авторитарных практик. Косвенные данные различных социологий — в том числе провластных — говорят о том, что противников войны (тех, кто выступает против явно и недвусмысленно) минимум 25-30% — это много.

Искать же прямые сходства с беларусской ситуацией я бы, при этом, не стал. У каждой тирании своё расписание. И хочу напоследок возразить в этом ключе коллеге Шрайбману, который недавно сказал: «Но самое главное отличие, конечно, в уровне протестной мобилизации в обществе… В 140-миллионной стране единственный антивоенный кандидат при полной поддержке всех оппозиционных блогеров от Каца до Варламова еле-еле может набрать необходимый минимум для регистрации за несколько дней до конца срока. В 9-миллионной Беларуси в 20 году С. Тихановская вместе с небольшой командой страны для жизни… смогла сделать это. И она не была самым популярным кандидатом. Кандидаты с большим ресурсом: Цепкало и Бабарико в несколько раз превысили этот необходимый минимум Даже если вы не верите соц. опросам, которые тогда показывали непопулярность лукашенко в Беларуси, а сегодня показывают популярность путина в России, такая динамика сбора подписей — это объективный показатель уровня мобилизации и недовольства в обществе».

Здесь я вижу сразу несколько ошибок. Во-первых, в Беларуси период с 2015 по 2020 год характеризовался некоторой пусть косметической, но либерализацией. Стартовая цена даже легального политического действия весной 2020-го в РБ была значительно ниже, чем цена такого же акта сегодня в воюющей и охреневшей от самой себя России. Во-вторых, как верно напомнил Артём — были Цепкало и Бабарико, которые на местах, а не из «недружественных» стран, подогревали общество, ориентируя его на мобилизацию. В-третьих, Россия большая. Да, звучит так, как будто я кретин. Однако это важно — важнее даже, чем количество живущих в ней человек. Она неоднородна, потоки распространения информации также не однородны. Бабарико, Тихановская и Цепкало легко могли за месяц прошвырнуться по всей стране. От Смоленска до Магадана — поди прошвырнись. Кроме того, те же самые информационные потоки сегодня в РФ значительно глубже утоптаны в грязь тотальной пропагандой и полицейщиной. лукашенко подотпустил вожжи и спохватился, а здесь правление крепко в руках сумасбродных старцев. Так что нет, я думаю, динамика сбора подписей — это не объективный показатель мобилизованности и протестности. Оно таковым будет, но ретроспективно. А пока об объективности говорить всё-таки рановато. Тем более полноценно сравнивать процессы.