Матчина мова

Многолетние исследования НИСЭПИ о языках общения, которыми пользуются белорусы, обычно вызывали резкую критику. В частности, утверждалось, что ответы на соответствующие вопросы анкеты отражают лишь внешнюю, принудительную сторону языкового поведения. По мнению наших критиков, более корректно было бы спрашивать респондентов об их устремлениях, о том, на каком языке они хотели бы говорить. Представляется, что критики в данном случае экстраполировали на все общество собственный жизненный опыт или опыт людей своего круга, для которых сохранение белорусского языка или переход на него с русского были результатом сознательного духовного выбора.

Испытывая глубокое уважение к этому выбору, заметим все же, что языковое поведение подавляющего большинства людей обусловлено совсем иными мотивами, что подтверждается данными октябрьского 2006 г. опроса, проведенного независимыми социологами.

Таблица 1. Распределение ответов на вопрос: «По какой причине Вы говорите на том языке, на котором говорите?» (возможно более одного ответа)

Как можно видеть из табл. 1, лишь 13% опрошенных мотивировали свое языковое поведение высокими ценностями нации и страны. Следует заметить, что респонденты, отвечая на вопрос табл. 1, могли выбрать несколько вариантов ответа. Отсюда, в частности, следует, что кроме 13% опрошенных, большинству остальных респондентов мотивация «потому что это язык моего народа, моей Родины» не просто не близка, но и чужда.

В то же время подавляющее большинство — почти две трети — объясняют «выбор» языка общения куда более приземленным, естественным мотивом — «это язык, на котором я говорю с детства». Впрочем, такая мотивация является в определенном смысле тоже ценностной, только она основана не на ценностях нации, а на ценностях семьи.

Данные табл. 1 полезно сравнить с результатами недавнего опроса, проведенного на Украине Центром экономических и политических исследований им. А. Разумкова (см.: http://www.zerkalo-nedeli.com/nn/show/610/54246/). Согласно этому исследованию, на Украине естественная мотивация языкового поведения («на этом языке я говорю с детства») собирает абсолютное и относительное большинство во всех регионах Украины — от 47% на западе страны до 62% на востоке. Ценностная мотивация («это язык моего народа, моей Родины») наиболее распространена на западе Украины — 43%, в центре соответствующая группа составляет 22%, на востоке — 11%, на юге — 8%.

Доминирование естественной мотивации языкового поведения в Беларуси (и на Украине) свидетельствует о том, что большинство говорит на «матчынай мове» в буквальном смысле этого понятия — именно этому языку их с детства научили родители. Проблема заключается в том, какие именно языки и в какой пропорции являются для белорусов «матчынай мовай». Соответствующая картина представлена данными табл. 2.

То, что говорящие по-белорусски составляют меньшинство, а русскоязычные — абсолютное большинство — результат не новый. Действительно же неожиданно, что почти три четверти говорящих по-русски избрали естественную мотивацию своего языкового поведения, ответили, что именно русский язык и есть их «матчына мова». Более того, среди говорящих только по-русски эта мотивация оказалась самой распространенной в сравнении с другими языковыми группами.

Численность русскоязычных, указывающих естественную мотивацию языкового поведения, составляет 38,1% (52.3×72.9: 100) всех опрошенных. С учетом того, что по переписи 1991 г. этнических белорусов в Беларуси — 81%, по меньшей мере половину этих 38% составляют белорусы по крови.

Таблица 2. Связь ответов на вопросы «Каким языком Вы, в основном, пользуетесь в повседневном общении?» и «По какой причине Вы говорите на том языке, на котором говорите?»*, %

* Таблица читается по горизонтали

Ценностная мотивация «потому что это язык моего народа, моей Родины» свойственна этой группе в малой степени по сравнению с другими. Здесь Беларусь структурно оказывается похожей на Украину — согласно приведенным выше данным Центра им. А. Разумкова, там существует тесная зависимость между распространенностью в регионе украинского языка и популярностью ценностной мотивации: на почти полностью украиноязычном западе ее указывают 43%, на почти полностью русскоязычном юге — 8%.

Однако в Беларуси — другие соотношения и пропорции: среди собственно белорусскоязычных распространенность ценностной мотивации — на уровне украинского центра, среди русскоязычных — на уровне украинского востока. Хотя ценностная мотивация свойственна русскоязычным белорусским гражданам в значительно меньшей степени, чем белорусскоязычным и двуязычным, в абсолютном выражении русскоязычные, указывающие ценностную мотивацию, более многочисленны, чем представители других языковых групп с такой же мотивацией: среди всех опрошенных русскоязычные с ценностной мотивацией языкового поведения составляют 5%, белорусскоязычные — 2%, говорящие на двух языках — 3,7%, говорящие на смешанном языке — 2%.

В указанные 5%, видимо, входят как те этнические русские, которые под «своей страной» и «своим народом» подразумевают Россию и русских, так и представители разных этносов, полагающие, что русский — это язык белорусов и Беларуси.

Как видим, такого радикального мнения придерживаются немногие. Обращает на себя внимание, что русскоязычные почти в столь же малой степени, как и белорусскоязычные, склонны объяснять свое языковое поведение прагматическими мотивами, воздействием окружения — «этот язык наиболее распространен в местности, где я живу». Такой мотив наиболее популярен среди переходных групп, а особенно — среди говорящих на смешанном языке.

Носители «трасянки» скорее всего осознают, что говорят на не совсем правильном языке, и ссылка на прагматический мотив — своеобразное самооправдание: а мы что, мы как люди, говорим, как все вокруг нас.

Данные табл. 1 и 2 разрушают несколько устоявшихся мифов. В частности, из них следует, что отношение к использованию того или иного языка как к сознательному выбору на основании национальных ценностей свойственно лишь незначительной части белорусских граждан. Кроме того, определение русскоязычных белорусов, как «адцураўшыхся матчынай мовы», возможно и справедливо в общефилософском плане, но совершенно неверно в буквальном, фактическом смысле: в большинстве своем они усвоили тот язык, на котором говорят, именно от своих матерей.

Впрочем, с другой стороны, тот факт, что именно русскоязычные в наименьшей степени склонны считать свой язык общения языком белорусов и Беларуси, представляет собой определенное самоограничение этой языковой группы, что открывает возможность добиваться для белорусского языка более достойного положения в обществе, по сравнению с тем, которое он имеет сегодня.

www.iiseps.org