Фанаты цикличности истории вольно или невольно отрицают прогресс. В этой их идее есть, право слово, что-то от божественности. И, что еще хуже, отрицание прогресса фактически снимает с человека ответственность. Действительно, природа людская в определённой мере константна, но наука — любая наука существует не для того, чтобы находить общее, но для того, чтобы, учитывая закономерности, обнаруживать разницу. И в этой разнице есть развитие.
В этой статье я бы хотел рассказать о том, как развивалось образование в мире — и в первую очередь, образование музыкальное, а также, остановиться на конкретном примере, который примечателен тем, что позволяет сравнить происходящее у нас, в Беларуси, и у них, где традиция искать новое, дополнять уже существующее всё-таки не прервалась.
Несмотря на то, что история не только не циклична, но еще и не равномерна, мы можем выделить некоторые закономерности и последовательность в процессе становления образования как института. Основная закономерность будет следующей: на протяжении всех веков система обучения стремилась к постепенному и очевидному освобождению самой себя от догм и, как следствие, к освобождению личности. Цель проста — расширять границы и возможности процесса созидания.
Как видит образование современный мир?
Это система обучения и приобретения опыта, которые не теряются со смертью личности. Напротив, они накапливаются (прямая зависимость от количества обучаемых) и в итоге преобразуется в всеобщую культуру. Образование — это система, которая динамично развивается, иначе она бы умерла. А началось все с монастырей. Долгое время они оставались культурными, образовательными, медицинскими, богословскими, сельскохозяйственными центрами различных регионов Европы. Они обладали огромными библиотеками — скрипториями — основной функцией которых являлось изучение и переписывание текстов, чтобы сохранить и приумножить их. В рамках сети монастырей собирались богословы, исследовались священный тексты, велись по их поводу дискуссии, результатом которых стал огромный корпус толкований и трактовок.
Важной частью служения Богу в монастыре была музыка: она сопровождала ежедневные молитвы, особые произведения исполнялись в дни христианских праздников. Системы записи нот практически не существовало, но со временем появился способ фиксации — невмы, которые фиксировали примерную мелодическую фразу. Особый способ существования предполагал строго определенное время для песнопений. Философ Агамбен определял это как темпоральность: молитвы и священные тексты звучали 24 часа в сутки, менялись только монахи их читающие, и музыка была встроена в этот очень четкий распорядок дня. Люди пытались записывать примерное мелодическое звучание молитв, никогда не ставили свое имя, не подписывали свои произведения.
Тем временем соперничество между монастырями и городами привело к рассвету последних. Постепенно центры силы смещались, появился университет, и город стал соперничать с монастырем без сильного акцента на священные тексты.
Раньше всего в Европе, в XI в., они возникли в Италии. Там был открыт Болонский университет, первоначально представлявший собой школу, где на основе римского права разрабатывались юридические нормы. На основе нескольких монастырских школ в конце XII века вырос Парижский университет.
Образование в университетах делилось на три этапа: изучение основных наук, письма и речи — грамматика, риторика, логика. Вторым этапом было изучение арифметики, музыки, геометрии и астрономии. Третьим было овладение богословием, медициной и юриспруденцией. Единой четко очерченной программы по этим наукам не существовало, многое зависело от библиотек университетов и от знаний, которыми обладали учителя. В целом же, естественно, благодаря растущему количеству университетов, росло и количество закончивших их. Тем самым накапливаемый опыт постоянно возрастал, делалось больше научных открытий.
Постепенно образование становилось доступным большему количеству людей. Как мы видим, музыка была одной из важнейших составляющих образования, в связи с этим произошел революционный скачок: возникла потребность в четкой фиксации исполняемой музыки, и благодаря Гвидо д’Ареццо, который придумал пятилинейный нотный стан, это стало возможным. До определенного момента музыка была одним из способов разговора с Божественным, поэтому она находилась в одном ряду с богословием. С развитием городов, магдебургского права, постоянным увеличением количества образованных людей, музыка разделилась на духовную и светскую. Примерно в то же время появляется термин «композитор».
Чуть позже произошла еще одна революция — Реформация, которая окончательно отобрала у духовенства эксклюзивное право на знания. Другим важнейшим событием было изобретение книгопечатания, в рамках которого появился новый феномен музыкального издательства. Оно занималось печатанием и распространением нот, и существует до сих пор. Третьим, непосредственно музыкальным, была систематизация Иоганном Себастьяном Бахом всех накопленных знаний о музыке (мелодия, четкие правила ее аккордового сопровождения, понятия мажора/минора и т. д.), что окончательно обрисовало контуры музыкального образования.
В Речи Посполитой (в состав которой входила территория современной Беларуси), первый университет появился еще в 1579 г в Вильно. После разделов Речи Посполитой большая часть Беларуси отошла к Российской империи, а Виленский университет был упразднен в 1832 г, хотя к 1823 г он был крупнейшим в Европе и России, обходя по количеству студентов даже Оксфорд. В Киеве, который тоже обладал Магдебургским правом, Киево-Могилянская академия была основана в 1659 г. Она также была закрыта решением Российского императора в 1817 г. В самой Российской империи первый университет был образован в 1775 г. на двести лет позже. Как мы видим сейчас, политика российского государства относительно образования не сильно изменилась за 200-300 лет.
Стоит обратить внимание на ситуацию с образованием в Европе после Второй Мировой войны. Как известно, Гитлер обожал музыку Вагнера и все, что с ней связано, а сочинения других же композиторов были официально запрещены (например, Малера и Мендельсона на том основании, что они были евреями). После окончания войны необходимо было понять в каком направлении возможно двигаться как в сфере написания музыки, так и в сфере ее преподавания. Так свершилась еще одно важное событие: наравне с музыкальными издательствами, которые мы упоминали выше, появились институции, финансово независимые, которые давали заказы композиторам, ансамблям новой музыки и т. д. Также в некоторых городах появились ежегодные семинары, на которых исполнялась и изучалась новая музыка и композиторы того времени могли читать лекции для всех желающих (Дармштадт, Донаушинген и пр.).
Сегодня система европейского музыкального образования имеет три ступени (во Франции, например, они называются циклами): бакалавриат, магистратуру и докторантуру.
Основное отличие европейского образования — это концентрация на уникальном опыте, который может получить каждый студент, исходя из объёма выбираемых и полученных им знаний. Там нет так горячо любимых рассуждений о профессиональной непригодности студентов со стороны профессоров во время обучения. Каждый студент получает наиболее полный объём знаний по выбранной специальности, а как он распорядится своей жизнью далее, не входит в рамки университетского образования. Более того, по окончании магистратуры академия может рекомендовать выпускника на специальные стипендии от фондов и институций, которые помогут выпускнику спокойно работать над своими проектами и получать поддержку.
Подробно останавливаться на программах мы не будем. Стоит лишь отметить, что европейская система подразумевает значительно больший уровень свободы для студента, который имеет возможность конфигурировать программу исходя из тех задач, которые сам перед собой ставит. Безусловно, образование не может окончательно уйти от авторитета преподавателя. Оно в любом случае опирается на некоторую обязательную программу. Есть сравнивать системы, можно провести такую аналогию. В Европе образование — это демократия с некоторыми элементами авторитаризма, основанного на традиционной легитимности. Образование у нас — тоталитарная система, участь которой, как мы знаем, в том, чтобы повторять саму себя, воспроизводить паттерны прошлого, опираться исключительно на традицию.
Однако, как мы уже писали выше, без развития, при том интенсивного, мы не дожили бы даже до нотного стана. Сегодня мир, который продолжал развиваться и поощрял развитие, знает бесконечное количество способов фиксировать музыку на бумаге, и партитуры порой похожи на блок-схемы, картинки — их уже не просто пишут, их рисуют. Однако наш образовательный тоталитаризм считает современность вредной, а непонятное обзывает «немузыкой».
Для того, чтобы объяснить, какой вред личности художника (в широком смысле) наносит догматизм и диктатура в образовании, я бы хотел привести конкретный пример — человека, который, как и я в своё время, испытал на себе все прелести нашего подхода и теперь попал в среду европейскую, которая, как оказалось, обладает почти целебными свойствами для психики композитора из автократии.
Он поступил в магистратуру одной европейской консерватории. Экзамен, а это еще было в ковидные времена, сдавался через зум и выглядело это как беседа и обсуждение заявленных ранее сочинений абитуриента. Это не был строгий разговор профессора кафедры композиции с абитуриентом, который должен доказать свое право на обучение по выбранной специальности. Это был разговор с попыткой максимально понять и узнать абитуриента без навязывания собственных стереотипов о существующем мире, без оценочных суждений о представленном материале. Следующий этап был достаточно формальным: необходимо было получить официальное письмо о зачислении и, что логично, студенческую визу для того, чтобы въехать на территорию государства-члена Евросоюза. Был составлен учебный план, который включал в себя обязательные и дополнительные — по выбору — предметы. Некоторое время, конечно, ушло на адаптацию к новой среде, однако это происходило в формате полного взаимного уважения ко всем участникам образовательного процесса.
Преподаватель по основному предмету — композиция — был крайне увлечен процессом знакомства с новым студентом и прилагал массу усилий для адаптации. Преподаватели же теоретических дисциплин спокойно и неторопливо оценили уровень студента и предложили максимально подробный и постепенный план развития и получения новых знаний. Даже языковой барьер не был проблемой: преподаватели максимально корректно и с уважением отнеслись к некоторому недостатку словарного запаса, ведь всегда можно объяснить это при помощи английского или, вы не поверите, русского. Более того, в штате академии есть несколько психологов, которые всегда могут помочь при возникновении каких-то проблем адаптации.
Результатом же явилось мощнейшее ощущение чувства свободы, доверительное отношение и достаточно ощутимый прогресс студента по выбранной специальности и теоретическим предметам. Система образования как бы говорит: «Здравствуй, теперь ты с нами, давай сделаем так, чтобы у тебя все получалось». И получается.
Студент, о котором я рассказываю имеет опыт обучения в Белорусской Государственной Академии Музыки (БГАМ). В течение всех пяти курсов и система в целом, и профессура работала на подавление личности композитора, внушая ему страх.
Страх перед уважаемыми преподавателями при поступлении; страх при изучении теоретических дисциплин (когда тебе постоянно внушается, что ты должен соответствовать неким высоким стандартам прошлого); страх перед авторитетом профессора, чье внимание ты должен заслужить и тогда, возможно, он поделится неким сокровенным знанием; страх перед бытовыми условиями (при проживании в общежитии, где в комнате, помимо тебя еще 3-4 человека с разными характерами и проблемами); страх перед собственным нон-конформизмом и неприятием навязываемых правил — если ты нарушаешь их, тебя никто не будет поддерживать, насколько талантливым ты бы не был и т. д., и т. д. На фоне этого у студента формируется комплекс из страхов и навязанных способов существования в профессии, который мешает адекватной оценке существующей реальности и сильно ограничивает его в свободе и развитии в реализации собственного подхода к написанию музыки.
Можно сказать, что страх делает человека несвободным. Соглашусь, это трюизм, но именно рутинизация страха — это то, что произошло с нами. Испуганный скульптор будет лепить Ленина до скончания веков. Постепенно в стране, где модель основана на страхе, остановится всякое развитие, потому что система не настроена на создание чего-то нового. Сравнивая сегодня две образовательные модели — а разница более очевидна, когда речь идёт именно о творческих специальностях, мы может лишь фиксировать ущерб. Национальное возрождение начнётся не с языка, символов и прочего: но с освобождения. Об этом нельзя забывать.