Я не буду шутить в очередной раз о глубокой озабоченности, которую выражает ООН: этот политический мем уже изрядно надоел и проблема даже не в том, что его повторяют слишком часто. Просто он не вполне справедлив.
Безусловно, если сводить работу Организации к одному лишь Совету Безопасности, может сложиться впечатление — также ложное — что перед нами нечто странное, неповоротливое, внутренне противоречивое и не очень жизнеспособное. А может быть и шизофреническое.
Сидит Небензя (постпред РФ) и на голубом глазу с высокой трибуны рассказывает про боевых комаров. Каждый раз, когда Совбез не в состоянии принять консолидированное решение, когда он становится площадкой не для дискуссии, но для банального спора, возникает невольный вопрос: зачем вы там, товарищи, собрались. Однако за пределами Совета ООН — это сложная, многоуровневая организация с замысловатой (и, может, действительно слишком «тяжёлой» структурой), деятельность которой с 1945 года имеет серьёзное значение для поддержания и развития мира.
Не Совбез, но Генеральная Ассамблея — главный орган ООН. Не Совбез принимал всеобщую декларацию прав человека — основополагающий документ, реализация положений которого превратила бы мир в идеальное общество. И здесь, в неверной оценке того, что есть система международных отношений, кроется главная ошибка при анализе эффективности Организации объединённых наций.
Приведу пример. В любой стране существует уголовный кодекс, где прямо и недвусмысленно написано, что убивать — так себе занятие. Жёсткость наказаний — она у всех разная. В Беларуси родина может убить в ответ. Где-то ты получишь чудовищный или даже бесконечный срок. И общее место вот какое: никакой самый суровый закон не способен остановиться новые и новые убийства.
Следует ли в таком случае сделать вывод, что система уголовного права не просто несовершенна, а бессмысленна? Безусловно, нет, ни в коем случае. Всё трагическое, что происходит в мире, на локальном и на глобальном уровне укладывается в лакуну между идеальным (писаным) и реальным.
Когда мы говорим «система международных отношений», мы имеем в виду некоторую институциализацию этих отношений, которые в основном строятся по установленным правилам, кроме тех случаев, когда кто-то решает эти правила нарушить. Однако за границей этих механизмов, если мы их отменим (или признаем в ООН не мнимого, а реального паралитика), останется анархия и война всех со всеми.
В Совете безопасности камнем преткновения по-прежнему остается право вето. С 1945 года звучат разные предложения по реформированию процедуры, преодолению несогласия «неугодных». Примечательно, что в этом вопросе абсолютно не важно придерживаетесь ли вы взглядов «коллективного Запада», «антиимпериалистического Юга» или «имперских России/Китая».
Сложно не согласится с навязчивым ощущением, что нынешний постоянный состав держав-победителей «засиделся». Однако процедура принятия решений в нем оказалась все же эффективнее, нежели в предшествующей Лиге наций (в этот раз мир отделался чередой локальных, а не мировых войн), где демонстративный выход или исключение из системы принятия решений Германии, Японии, Советского союза не обеспечили ни единодушия среди оставшихся, ни вечного мира с «аутсайдерами».
Рейган, Буш и иные их цитирующие были в чем-то правы заявляя, что больше не будет ни Мюнхена, ни Ялты. Разделение мира на «зоны влияния», попытки расчертить «красные линии» в очередной раз живо доказали современнику, что представляют большую опасность нежели скандалы и интриги внутри Совбеза.
Сегодня в Совбезе ничего не могут поделать с Россией, но правило пяти постоянных членов, у которых есть право вето и привычка постоянно им пользоваться, не исчерпывает Совет как таковой. Противоречия между сверхдержавами (или бывшими сверхдержавами) были, есть и будут — никуда от этого не деться. Вопрос в том, что без Совета Безопасности не будет вообще никакого пространства для диалога. Сегодня Россия однозначно мракобесная и людоедская страна — трудно и бесполезно с этим спорить. Однако — и не сочтите это рассуждение вотэбаутизмом — за всю историю существования ООН проблемы с правотой и обоснованностью не были исключительной прерогативой Москвы. Вспомнить хотя бы Суэцкий кризис 1956 года. Там самую малость бесновались Англия с Францией.
Да, от этой мысли легко перейти к идее «сам дурак», — чем сегодня ежедневно занимаются и российские чиновники и российская пропаганда. Эта логика разбивается об один простой аргумент: то, что Гитлер — это Гитлер, не даёт никому право убивать.
Основная проблема в оценке эффективности ООН видится в упрощении и сведении функций организации лишь к политическому измерению ее деятельности. Вместе с тем масштабная гуманитарная работа привлекает значительно меньше внимания нежели отдельные коррупционные скандалы вокруг нее.
Продолжающийся вооруженный конфликт в секторе Газа, несомненно, получит еще более широкий спектр оценок целесообразности, правомерности, моральности и прочего в процессе выявления крайних. Однако эти оценки не вернут жизни более сотни сотрудников Ближневосточного агентства ООН по делам палестинских беженцев.
А ведь именно подразделениями ООН и их специалистами на местах обеспечена эвакуация детей, страдающих раком или заболеваниями крови, в Египет и Иорданию, и это лишь малая часть ежедневной полевой работы.
Еще в августе Организация Объединенных Наций предупреждала, что 2023 год может стать очередным годом массовой гибели работников гуманитарных организаций. Эти цифры и новостные сводки говорят лишь о расширении зон, где оказание помощи выходит за рамки возможностей только национальных властей, и где присутствие международных специалистов крайне востребовано.
Недавно, в прошлой, довоенной жизни мы пережили пандемию. В авангарде борьбы с COVID-19 стояла ВОЗ — организация, которая входит в структуры ООН.
ВОЗ принимала активное участие в разработке стратегий для государств, в финансировании исследований, в тестировании вакцин. ВОЗ при участии Всемирного экономического форума создала инициативу: сеть снабжения материалами, которые требовались для лечения и исследования коронавируса.
ООН занимается продовольственной безопасностью, проблемой беженцев по всему миру. Управление Верховного комиссара ООН по делам беженцев помогает организовывать лагеря. В Турции, например, находится более 500.000 сирийцев, которые были вынуждены бежать из своей страны. В Бангладеш действует лагерь для народности рохинджья — это люди, которым пришлось покинуть Мьянму, опасаясь этнических чисток близких к классическому определению геноцида.
ООН занимается разминированием, и удивительно: ведь по всему миру минируют. Не остановить их — минируют и всё тут. Кому-то следует решать эту проблему.
ЮНЕСКО поддерживает культуру. И ведь удивительно — везде есть памятники, которые надо либо реставрировать (при этом, что не у всех государств есть на это деньги и желание) или охранять от странных людей, кто, ведомые своей идеологией или вообще религией уничтожают наследие с наслаждением и хохотом.
Под эгидой ООН был однажды спасён древнеегипетский храм Абу-Симбел. Ему угрожала река Нил: группе экспертов, реставраторов и археологов удалось натурально отодвинуть храм от воды. И это только один пример.
В конце концов, пока Москва не закусила удила, именно при участии генерального секретаря ООН была заключена пресловутая зерновая сделка.
А Совбез — он с самого начала периодически не работал. Корейская война — пример конфликта, в котором правых не было, — прошла на фоне состояния Совета, близкого к коматозному. Примечательно, в месяц, когда СССР председательствовал, СБ не смог ни разу утвердить повестку заседания, касающуюся корейского вопроса.
Однако в истории был и более сложный пример — дело Адольфа Эйхмана. Если кратко, в 1960 году нацистского преступника Эйхмана в Аргентине нашли сотрудники МОССАДа. Они провели любопытную операцию и тайно вывезли его в Израиль, где в итоге состоялся суд, который закончился повешением.
Аргентина заявила протест, состоялось несколько заседаний, где ответчиком от Израиля выступала Голда Меир. Всем рекомендую найти и почитать стенограммы — это безумно интересно именно как учебник по дипломатии и практике ведения переговоров. Скажу больше — это практически готовая пьеса. Можно ли сказать, что примеры, подобные эйхмановскому, это банальный способ, скажем так, «выпустить пар»? Пожалуй, этот тезис будет некоторым упрощением. Да, такая функция присутствует, но гораздо важнее то, о чем я сказал вначале: Совет Безопасности — это механизм стабилизации последствий того или иного события, и ценен он именно в этом случае.
Проблема в том, что до обывателя в массовом измерении доходят в основном курьёзы типа боевых комаров, но это пример вырывания из контекста, примитивизация. Мы больше знаем о тех конфликтах, которые не удалось погасить и забываем, а может просто не обращаем внимание на те, что потушить удалось именно с помощью Совбеза: Мозамбик, Таджикистан, Камбоджа — да мало ли их было?
И тем не менее, я не могу утверждать, что система с этим проклятым правом вето и постоянными членами должна остаться такой, как её задумали в 1945.
От возможности блокировать какие-то решения никуда не деться — она необходима, очевидно, для того, чтобы Совет не «дружил против меньшинства». Нюанс, однако, в том, что вето является непреодолимым, а конфигурация мира значительно изменилась сегодня. Деколонизация со второй половины XX века (осуществляемая, к слову, при самом активном участии ООН) привела к появлению в мире огромного количества новых государств.
Послевоенное мироустройство оставило и Германию, и ту же Японию в подчинённом и справедливо неравноправном положении, однако к 2023 году и одна, и вторая — обе страны играют значимую и региональную, и субрегиональную роли. Странно, пожалуй, сегодня отказывать Германии в праве, которое уже много десятилетий есть у Франции и Британии. Нужна реформа. Необходимо расширять представительство и в стане постоянных членов, и в составе временных (сегодня это соотношение 5 на 11). Безусловно, следует искать сложные, но реализуемые пути преодоления вето, простым ли большинством, или большинством среди голосующих постоянных членов — без этого структура действительно «буксует».
Понятно и то, что, пока Россия отягощена эпитетом «путинская», пока Москва ведёт захватническую войну против Украины, этого не случится. Для того, чтобы реформировать устав ООН (а положения эти записаны именно в нём), требуется воля всех участников пятёрки.
Я полагаю, вопрос этих реформ поднимут после войны — архаичная война в Европе, какой не было уже столько лет, вполне себе основание для этого. А пока ООН будет и дальше справляться со всем — подчеркну всем — спектром задач, которые многим не интересны, потому что о них не говорят, делая упор лишь на Небензю и его комаров.
Так или иначе, ООН — это в первую очередь площадка для диалога и совместных усилий. И то, и другое возможно в любом случае только при согласии всех сторон — разговаривать и вкладываться во что-то. Организация — и это важно — не является наднациональным органом и участие в ней не подразумевает утрату (или делегирование) национального суверенитета. То есть — да, фактически, ООН — это яркий пример того, что «мировое правительство» невозможно — и это, в общем, хорошая новость. Конечно, в моменте было бы здорово взять, да остановить войну, взять, да выдавить Лукашенко (Мадуро, Асада и прочих). Однако появись у какой-либо организации подобные возможности, и в какой-то момент обязательно началась бы реальная война всех против всех. А скорее всего, ООН бы попросту развалилась.