11 сентября 2001 г. произошла серия из четырех крупнейших террористических атак в истории человечества. В тот день 19 смертников захватили 4 пассажирских самолета, два из которых были направлены в башни-близнецы Всемирного торгового центра (ВТЦ) в Нью-Йорке, один борт — в здание Пентагона, четвертый лайнер не достиг цели и рухнул после борьбы в салоне. В результате атак, часть которых транслировалась в прямом эфире по всему миру, погибли не менее 3 тыс. человек, около 7 тыс. были ранены. Ответственность за теракты взяла на себя террористическая организация «Аль-Каида» во главе с Усамой бен Ладеном, «террористом № 1» того времени.
Ниже представлены вербальные упражнения на тему в интеллектуальном письме философов, политических критиков, культурологов и иных, изучавших происшествие и по-разному предостерегавших мыслящую публику.
Жан Бодрийяр: «Как только Добро достигло монополии на власть, оно навлекло на себя ответную вспышку насилия»
Этот текст французского философа и публициста Ж. Бодрийяра, опубликованный 3 ноября 2001 г. в газете «Монд», стал одной из первых попыток автора проанализировать теракты 11 сентября. В статье Бодрийяр начинает с того, что 9/11 — это первое в истории по-настоящему глобальное событие: «Бывали крупные события мирового масштаба, вроде смерти принцессы Дианы и чемпионатов мира по футболу, но по-настоящему мировых событий не было ни одного». При этом схожесть 9/11 со спортивной трансляцией, отмеченная философом, может быть развернута значительнее: и общность нерва международного уровня, и промежуточные обострения (когда над Белым домом кружит самолет с Президентом США и на его перехват подняты истребители), и «разрядки» обрушения башен, и (согласно свидетельствам злых языков) ликование разных лиц в ходе страйка кеглей-близнецов. В этой логике, 11 сентября может быть прочитано как матч-реванш, и, как отмечает Бодрийяр, «необычайное ликование, связанное с созерцанием разрушения великого могущества вполне естественно».
По Бодрийяру, это могущество, инспирировавшее весь мир насилия, также инспирировало и то террористическое воображаемое, которое, по философу, живет в каждом из нас, «ибо нельзя не мечтать об уничтожении всякого могущества, ставшего до такой степени гегемонистским». Более того, говоря о телесмотрении теракта, Бодрийяр пишет: «Стратегия террористов была рассчитана на наше постыдное соучастие и была бы невозможна без нашего соучастия».
«Какой еще путь, — вопрошает Бодрийяр, — кроме террористического, можно избрать для изменения положения вещей в ситуации полной монополизации глобальной власти? В ситуации столь чудовищной концентрации всех функций технократической машинерии при полном единомыслии и полном отсутствии инакомыслия? Эта система сама создала условия для столь жестокого возмездия: прибрав все карты для себя — она вынудила другого менять правила игры». По Бодрийяру, в системе, переизбыток могущества которой сам по себе представляет невозможность вызова, террористы ответили категоричным действием.
Бодрийяр имеет в виду, что терроризм может быть понят как акт восстановления непокорной единичности, при этом акт террора внеидеологичен и внеполитичен; для философа, много писавшего о феномене терроризма, энергия, питающая террор, не имеет строгой причины и не может быть понята в рамках идеологии — «терроризм следует как тень повсюду за системой господства». Потому, по Бодрийяру, 11 сентября — это не столкновение ислама и Америки. «Перед нами не столкновение цивилизаций или религиозных убеждений. Речь идет о фундаментальном антагонизме, на который указывают сквозь призму Америки (в роли эпицентра глобализации) и сквозь призму ислама (который не является воплощением терроризма). Для Бодрийяра 11 сентября — акт четвертой мировой войны, первой и единственной мировой, поскольку впервые ставка в ней мировая — глобализация.
Силы Добра и Зла возрастают одновременно
Также важная часть эссе философа посвящена пониманию зла. «Мы наивно полагаем, что прогрессирование добра во всех сферах соответствует поражению зла, в — пишет Бодрийяр. — Но силы добра и силы зла возрастают одновременно, и победа одного не ведет к исчезновению другого».
Автор обращал внимание: «Как только добро достигло монополии на власть, оно навлекло на себя тем самым ответную вспышку пропорционального насилия». Философ заявлял: как ни парадоксально, но нарушение баланса связано с началом тотальной экстраполяции Добра, гегемонии позитива над любой формой негатива и торжества ценностей Добра по всем направлениям.
О преимуществах терроризма
Эффективность терроризма, согласно философу, заключена в его духе: «Террористам из своей смерти удалось сделать супероружие против системы, идеалом которой служит исключение смерти (нулевая смерть). Такая система бессильна против той, где из смерти сделано оружие возмездия».
Кроме того, дух терроризма предполагает ни в коем случае не атаковать систему, исходя из соотношения сил; терроризм бросает вызов системе в виде дара жертвы, на который она не может ответить ничем, кроме собственной смерти или собственного крушения. «Смерть террориста микроскопична, и вокруг этой пробоины всё закручивается и засасывается, система зацикливается на себе и разрушается», — пишет философ. Тактика терроризма в том, чтобы вызвать избыток реального и заставить систему обрушиться под избытком реального: по Бодрийяру, ирония в том, что мобилизованное насилие системы обращается против нее самой, поскольку теракт есть отражение насилия системы, и модель символического насилия, запрещенного в системе «нулевой смерти — насилие своей собственной смерти. Потому всё могущество системы бессильно против символической смерти нескольких лиц.
По автору, терроризм неуязвим. Неуязвимость терроризма в том, что каждый член общества — под подозрением: террористы усваивают и модернизацию, и глобализацию, не меняя курса на их уничтожение. И ко всем достижениям системы террористы добавляют еще более фатальную компоненту — свою собственную смерть. Этот коэффициент усиления дает террору преимущество — также и в этом состоит успешность терактов 11 сентября.
Дополнительные составляющие успеха террора: в отсутствии трудовых договоров в пользу защищенных от предательства и коррупции жертвенных договоров и пактов. Также, считает философ, террористы мало того, что используют невозможное оружие (свою смерть), они также обменивают свою жизнь на место в раю.
Победа терроризма
Бодрийяр пишет: «Победа терроризма заключается в том, что событие расходится по всей системе, не только в экономике, политике, финансах, рецессиях, в моральном состоянии, свободном либеральном движении товаров, капиталов и людей, рецессия всего того, чем западный мир гордился и оказывал влияние на остальной мир».
Телесобытие и «философия боевика»
Однако первая «бодрийяровская» трактовка теракта была не в парижской газете, а в московской телестудии. В начале «нулевых» российский телеведущий Александр Гордон имел на канале «НТВ» удивительную программу, в которую поздним вечером приглашались 1-2 ученых и обсуждали вопросы, интересные для мыслящей публики. Так случилось и в ночь на 13 сентября 2001 г., когда темой эфира была «Философия боевика». В гости к Гордону пришли философ и культуролог Виталий Куренной и киноискусствовед Олег Аронсон.
По следам телетрансляции из Нью-Йорка, рамка для дискуссии была такова: «Если кадры 11 сентября принять за худ. фильм, то каковы будут его продолжение и развязка, учитывая строгость голливудского канона?». При этом, разумеется, речь в программе не идет о теориях заговора и буквальном понимании кинорежиссуры в теракте. Кинематографичность кода в телетрансляции — удобная и плодородная метафора для диспутантов, согласно которым «реальность давно пользуется кодами кино». Это может означать, что 11 сентября — это фильм-катастрофа.
Для исследователей означенных проблематик эфир любопытен тезисами, сделанными в русле концепций Бодрийяра и который сам философ вновь обрамит в статье спустя два месяца после «Гордона».
Телетрансляция 11 сентября, став первым глобальным телесобытием, согласно гостям, выявило несколько важных моментов. Так, сверхдраматичное событие, оставаясь для зрителя телекартинкой, приучает сопереживать не людям, но персонажам. Достаточно при этом напомнить, каким был уровень эмпатии на заре кино, когда зрители в залах разбегались от поезда, едущего на экране, и стреляли из пистолетов по врагам, нарисованным в кино.
При этом обе логики события (как политическая, так и кинематографическая), согласно жанровым законам, требуют моментального гиперадекватного удара в ответ (что как бы легитимировано «картинкой» 9/11). Подобным же образом история скомпилирована в фильме «Перл-Харбор».
С другой стороны, и боевик, и фильм-катастрофа могут быть перемежеваны элементами детективного жанра или даже киноабсурда: «Сразу же были найдены несколько автомобилей, в которых лежали, помимо „Корана“, учебники для пилотов „Боинга“ на арабском языке».
При этом интересно, что, если объяснение происшествия в кинотерминах может быть небольшим преувеличением, то, согласно Арансону и Куренному, и творческая власть (режиссер), и экономическая логика (продюсер) «телетеракта» вполне могут иметь реальных прототипов. Однако размышления об экономико-политической целерациональности — вне интереса гостей.
При этом гости отмечали, что нюансы террористической логики как раз и трудны для преждевременного купирования и предотвращения, поскольку часто отрицают западную логику буржуазно-протестантской целерациональности. Так, самолет, на котором можно летать, используется не по назначению, вне пределов здравого смысла.
Нужно разучиться читать знаки терактов
При этом погибшие в ходе атак террористы, не являлись самостоятельными субъектами высказывания, будучи соответствующими медиафункциями некоего Другого, того, кого нельзя понять, но с кем нужно коммуницировать. И для того, чтобы обнаружить Другого и иметь шанс на коммуникацию, необходимо, согласно гостям, «разучиться» читать знаки теракта, избегнуть легкого чтения, т. е., примитивных реакций и рефлексов.
Тем не менее, философы предсказывали, что смены жанра и парадигмы (как в случае с «новой волной» в кино, когда по-прежнему — в кино или геополитике — уже невозможно), необходимой для хэппи-энда, не произойдет, и американцы будут искать «режиссеров» и «продюсеров» теракта, находясь в примитивной жанровой конвенции под воздействием идеала возмездия.
Две башни как эмблема капиталистической системы
Всемирный торговый центр в Нью-Йорке, увенчанный башнями близнецами, был открыт в начале 1970-х гг. Задолго до 9/11, в трактате «Символический обмен и смерть„(1976 г.) Жан Бодрийяр также обращал внимание на башни-близнецы как символы американского капиталистического могущества.
Более того, несоответствие единичек-близнецов архитектурным канонам было прочитано Бодрийяром в связи с политическим и экономическим могуществом непосредственно города: «Нью-Йорк — единственный в мире город, который на протяжение всей своей истории с поразительной точностью и в полном масштабе являет сбой современную форму системы капитала — при перемене этой формы мгновенно меняется и он сам, чего не делал ни один европейский город. И его новая архитектурная графика — графика монополии».
Жак Аттали и Нью-Йорк как столица мира
Откуда взялось понимание Нью-Йорка как столицы мира? Господство города в XX в., помимо Бодрийяра, также осмыслено и другими авторами. Так, французский экономист Жак Аттали в книге «Краткая история будущего„(2009 г.) развивал идею „кочевых“ элит, перемещающихся капиталов и глобальных городов-центров рыночного уклада. Вдохновляясь трудами историка-соотечественника Ф. Броделя, Аттали выделял 9 периодов рыночного строя, прошедших с XIIIпо XXI вв.; во главе каждого из периодов, от Брюгге до Лос-Анджелеса, стоял самый могущественный горд своего времени. Чтобы возглавить мировые процессы в любую эпоху, согласно Аттали, городу требовался схожий набор качеств и благоприятных условий: быть в окружении высокоразвитых сельскохозяйственных или промышленных районов, коммуникационно-транспортым узлом, иметь высокоразвитую банковскую систему, финансировать рискованные проекты креативного класса (превращая топ-услуги в промышленные объекты), контролировать в военном, культурном и социальном смыслах все коммуникации, враждебные меньшинства и сырьевые источники.
Таким образом, по Аттали, благоприятные обстоятельства стеклись в Нью-Йорке, который в 1929–1980-х гг. был центром рыночного уклада, восьмым по счету в перечне экономиста. В силу двух мировых войн в Европе, росту терпимости к индивидуализму, буму производства электроприборов для частных домовладений батареек, росту банковских займов. При этом, по Аттали, экономическая редукция города началась гораздо раньше 2001 г.: в 1970-е, со становлением Кремниевой долины в Калифорнии взрыву транзисторов, процессоров, портативной электроники, Интернета, индустриализацией финансовых и административных услуг (чего не удалось сделать Нью-Йорку), центр мира постепенно переместился в Лос-Анджелес. В то же время, как отмечает автор, Вашингтон, Нью-Йорк и Лос-Анджелес властвуют в триумвирате: «Никогда военное превосходство США не было таким значительным, никогда ранее Америка не была так сильна, как сегодня; и пока никто не способен заменить Уолл-Стрит, став новым финансовым центром мира».
Тем не менее, что касается 9/11, согласно автору, это могло стать одним из поворотных событий в истории мира: «Суннитские и шиитские бандиты, взращенные США на борьбу с Советским союзом, начинают (в 1990-е гг.) воевать и с самими США: „Аль-Каида“, используя номадические средства (авилайнеры), разрушает здания, созданные оседлым народом (нью-йоркские небоскребы)». И, по Аттали, вложения сотен миллиардов долларов на войну в Афганистане и оборону рыночного центра в очередной раз в истории поставили под угрозу его — центра — жизнедеятельность.
Умберто Эко — о поведении СМИ и теориях заговора
Итальянский писатель, культуролог и литературовед Умберто Эко в 2001 г. разразился критикой в адрес прессы в статье «Союзники бен Ладена», обвиняя СМИ в неблагоразумии.
«В какой степени, сообщая новость, можно участвовать в пропаганде или напрямую содействовать распространению закодированных сообщений, исходящих от террористов?» — пишет автор. И масс-медиа, привыкшие к свободе, по Эко, не могут адаптироваться к логике войны, согласно которой немыслимо распространять информацию (собственные планы или воззвания противника), угрожающую безопасности. При этом ясно, что в обществе коммуникации конфиденциальности не существует.
Прим. Е. Б. Для русскоязычного читателя известен случай с террористическим захватом Московского театрального центра в октябре 2002 г. Тогда российские медиакритики обвиняли телеканалы в неумышленном причинении тяжелейших последствий, когда камеры в прямом эфире транслировали подготовку спецслужб к штурму здания, показывали интервью с родственниками заложник (которые транслировали требования террористов) и т. д.
«Только „картинка“ имела значение»
По Эко, любой теракт совершается как сообщение, которое распространяет террор, сеет панику или создает дестабилизацию. И автор поясняет: «Какая цель преследовалась бен Ладеном при атаке на башни-близнецы? Создать величайшее шоу в мире, дать визуальное впечатление нападения на символы западной власти и показать, что можно осквернить главные святыни этой власти». Эко утверждает: бен Ладен не стремился к огромному количеству жертв — они стали добавочной стоимостью к его цели; он не развязывал войну, в которой идет подсчет убитых врагов — он просто вбросил террористическое послание, и в этом послании только «картинка» имела значение.
При этом Эко справедливо замечает, что те СМИ, которые согласились бы хранить молчание, обязательно проиграли бы конкурентам в борьбе за аудиторию, то ли из чувства негодования, то ли садистических наклонностей еще долгие месяцы раз за разом возвращавшуюся в СМИ за «картинкой» 9/11. «Таким образом, масс-медиа подарили бен Ладену миллиарды долларов бесплатной рекламы, поскольку каждый день показывали созданные им образы, чтобы все могли их увидеть, а последователи бен Ладена — получить повод для гордости», — финализирует Эко, по существу, с медиакритической точки зрения подкрепляя положение Бодрийяра о тогдашней победе террористов. В обеспечении «легкой победы» бен Ладена автор Эко обнаруживает союзническую роль прессы.
Однако Эко полагал, что «запредельный» спектакль бен Ладена мог привести к всеобщему сплочению против терроризма. «Только в этом случае, — предостерегал Эко, — медиа выиграют».
Против конспирологии
Также в 2007 г. Эко написал небольшую публицистическую заметку с названием «Где же глубокая глотка?», посвященную неофициальным версиям терактов 11 сентября и феномену теории заговора как таковому.
Вначале в заметке приводится краткий перечень альтернативных версий:
1. Сайты арабских и неонацистских фундаменталистов обвиняют евреев (мол, их предупредили накануне, и ни один из работавших в башнях иудеев не вышел на службу): но по официальным данным, жертвами 9/11 стали не менее 400 подданных Израиля и американских евреев;
2. У Президента Буша была причина подготовить почву для введения войск в Афганистан и Ирак;
3. Собственные интересы американских спецслужб;
4. Заговор американских властей и арабских фундаменталистов.
Несмотря на то, что уважаемые мыслители практиковались на тему поддельности официальной версии об атаках.
Но далее Эко, исходя из двух базовых качеств, движущих мир (случайность и глупость), автор осмеивает конспирологов и фокусируется на формировании простого, но действенного аппарата противодействия теориям заговоров. Первое упражнение — это проверка молчанием (например, если бы американцы не были на Луне, СССР проверил бы и предал огласке). Кроме того, исторический опыт подсказывает автору несложные истины: «1. Стоит хотя бы одному человеку узнать тайне — он, рано или поздно, проговорится; 2. Если человеку известна тайна — непременно найдется сумма, которая „развяжет“ язык».
Автор резюмирует: «Для организации псевдотеракта 9/11 понадобились бы согласованные действия хотя бы сотни человек. Но замешанные в таких делах личности всегда далеки от джентльменства, поэтому кто-нибудь проболтался бы за щедрое вознаграждение».
Единички-близницы
Прежде — каламбур из Эко: «За неделю до убийства А. Линкольн был в городе Монро, штат Мэриленд. А Дж. Кеннеди за неделю до убийства был в Мэрилин Монро».
В другой заметке, приуроченной к 10-летию 9/11 («Не верьте в совпадения», 2011 г.), Умберто Эко написал: «В именах Afghanistan, New York City, Ramsin Yuseb (один из террористов, угрожавших взорвать башни), George W.Bush — 11 букв; башни-близнецы похожи на цифру „11“, первый врезавшийся самолет — рейс 11, на борту было 92 пассажира (9+2=11), второй самолет — 65 пассажиров; дата терактов совпадает с номером службы спасения, а 9+1+1=11; 11 сентября — 254-й день в году».
Но такая игра в совпадения, по автору, невозможна без допущений и манипуляций. «Так, башни-близнецы похожи не только на цифру „11“, но также и на „2“ в римском написании», — писал автор.
Ноам Чомски: «Государство-террорист № 1 — это США»
Один из выдающихся американских интеллектуалов, лингвист, философ и социально-политический критик Ноам Чомски, будучи одним из основных хулителей либерализма и внешней политики США, стал автором громадного количества текстов, так или иначе затрагивающих атаки 11 сентября 2001 г.
Так, в ноябре 2001 г. появился сборник интервью Н. Чомски «9/11». Помимо прочих обвинений, Чомски заявил: «Во многих странах мира США не без оснований считаются ведущим террористическим государством. И мы достаточно хорошо знаем, как решать эту проблему, если мы хотим уменьшить угрозу, а не увеличить ее». Чомски пояснил, что реакция США должна была бы быть в правовом поле (прежде всего, путем создания международного трибунала под эгидой ООН). Разумеется, в более поздних работах ученого подробно говорится о том, что правового разрешения 9/11 не произошло, и США, согласно автору, действуя в традиционной для себя «террористической» манере продолжили «преступления»: «США считают преступления против слабых такими же нормальными, как воздух, которым мы дышим».
«Была ли альтернатива?»
В эссе «Была ли альтернатива?», написанном в 2011 г. после уничтожения предполагаемого вдохновителя атак 11 сентября Усамы бен Ладена, «безоружного и беззащитного», при полном пренебрежении к закону, в результате операции «Джеронимо». «Случайный выбор названия, — пишет Чомски, — напоминает о той легкости, с которой мы называем наши оружия убийства в честь жертв наших преступлений („Апач“, „Томагавк“, „Блэк хоук“). Это, как если бы Люфтваффе называли свои истребители „Евреями“ и „Цыганами“».
Автор указывает, что вместо реакции в правовом поле, США своим вторжением лишь обострили положение дел в ближневосточном регионе. «На всех уровнях общества в подавляющем большинстве случаев на Ближнем востоке люди симпатизируют афганскому „Талибану“ не потому, что они им нравятся, а потому, что талибы рассматриваются как законная сила сопротивления оккупации», — писал Чомски. И автор полагал, что террористам только на руку, если США будут втянуты в серию небольших, но дорогостоящих войн.
Но вместо того, чтобы подойти к атакам 11 сентября как к преступлениям против человечности, расследованию и правосудию, США сами, по Чомски, надежно закрепились в статусе международных террористов. Более того, то, что считается актами террора, согласно Чомски, США десятилетиями практиковали в разных странах мира задолго до 11 сентября, проводя перевороты, убивая латиноамериканских интеллектуалов, пытая и похищая людей и пр.
Однако к 20-летней годовщине нападений 11 сентября 2001 г. США покидают Афганистан.