Триумфальная победа партии Никола Пашиняна на внеочередных парламентских выборах в Армении удивила многих. После поражения во Второй Карабахской войне и массовых акций протеста многие были уверены: Никол Пашинян скоро и, возможно, навсегда покинет пост премьер-министра. Его электоральные перспективы выглядели слабее «хромой утки», а политический реванш «карабахского клана» во главе с Робертом Кочаряном представлялся весьма вероятным.
Реальность оказалась иной. По предварительным данным, 53,92% из пришедших на выборы отдали голоса партии Никола Пашиняна «Гражданский договор». Альянс «Армения» Роберта Кочаряна получил 20,04% голосов, а «Честь имею» Сержа Саргсяна — 5,23%. Прочие два десятка партий пятипроцентного барьера преодолеть не смогли.
Хотя официальные результаты выборов будут объявлены только спустя неделю после голосования, результаты незамедлительно признали не только страны Запада, но и Россия. Роберт Кочарян объявил, что не согласен с результатами и обратится в Конституционный суд — но, похоже, «карабахский клан» также принял своё поражение и уровень политической поддержки. Если бы Кочарян и Саргсян действительно полагали бы результаты выборов следствием масштабных фальсификаций, стоило бы ожидать массовых протестов по горячим следам.
Почему Пашинян сумел победить, несмотря на поражение в войне и подписанный тяжёлый мир? Тому есть несколько причин.
Смена поколений и настроений в обществе
Во-первых, революция 2018 года была не случайностью, не временной аномалией и тем более не «спецоперацией». Она отразила глубокие перемены в армянском обществе — подобные тем, что происходят и в других странах постсоветского пространства. В её авангарде действительно были прозападные образованные круги и молодёжь — однако и массовый избиратель, «глубинный народ» на российском политическом языке, вполне доволен произошедшим. И не приветствует реванш Кочаряна и Саргсяна с возвращением их ancien r? gime. Даже военная катастрофа, которую старые элиты попытались использовать в качестве «электорального тарана», не смогла переломить этого положения дел, в том числе по причине того, что значительную долю ответственности за это поражение несли они сами: из-за архаичных представлений о современной войне, ставки на жёсткую оборону укрепрайонов, а также политики аутсорсинга военной безопасности в адрес России и общего отсутствия реформ систем обороны Армении и НКР во времена нахождения у власти.
Что произошло с армянским обществом? Как и везде — смена поколений и общественной атмосферы, рост запроса на открытость общества и ответственность властей перед избирателями. То, что ещё недавно казалось если не нормой, то неизбежной реальностью, теперь всё чаще представляется неприемлемым и подлежащим искоренению. И отнюдь не только в глазах новых поколений, для которых и СССР, и 90-е, и Карабахская война в армянском случае — что-то из учебников истории. Эти процессы вызвали и ещё недавно непредставимые белорусские протесты 2020 года, и прогрессирующее уменьшение электоральной базы действующей власти в России, и решительную победу Майи Санду в Молдове на президентских выборах, и многие другие знаковые для региона события.
Избиратели, ещё не так давно исправно и вполне искренне голосовавшие за политические силы, предлагавшие порядок в обмен на авторитарность и несменямость, теперь хотят перемен. Это медленная, но мощная и неостановимая политическая и социальная тенденция. Очередное своё подтверждение она и получила на внеочередных парламентских выборах в Армении.
Электоральные последствия войны
Во-вторых, у Баку хватило стратегической мудрости не перегнуть палку после военной победы, в чём сыграла свою роль и позиция Москвы. Отдельные трагические эксцессы не переросли в резню — которой ожидало и боялось травмированное геноцидом и погромами 90-х армянское общество. Часть собственно Нагорного Карабаха, наиболее плотно населённая армянами, осталась вне зоны прямого контроля азербайджанских войск и администрации. Российские миротворцы находятся на линии разграничения, азербайджанское общество получило свою «сатисфакцию» и вряд ли поддержит новую войну.
Реальность также опровергла сложившиеся после победы в Первой Карабахской войне националистические представления, напоминавшие британские накануне Второй мировой войны: что «один только рык английского капрала убивает десяток японцев». Военная победа азербайджанской стороны была не менее убедительной, чем Малайская кампания Ямаситы и взятие «неприступного» Сингапура.
Всё это привело к тому, что после первого шока, боли и ярости от проигранной войны в Армении не развился действительно массовый реваншизм с желанием мести любой ценой. Да, часть общества и сейчас хочет возвращения армянского знамени над Шушей — но для большинства, похоже, карабахский вопрос ноябрьским мирным соглашением закрыт.
Гораздо более важным для него представляется развитие и модернизация страны, борьба с коррупцией, и — что очень немаловажно — прекращение транспортной блокады Армении со стороны Азербайджана, нормализация отношений с Баку и Анкарой вместо непримиримого конфликта прежних лет.
В том числе на это Пашинян и получил мандат от своих избирателей — к одобрению и некоторому удивлению элит и обществ Азербайджана и Турции, также ожидавших от армян куда большего реваншизма, но заинтересованных именно в таком исходе парламентских выборов.
«Стальная революция»: почему за «прозападного» Пашиняна проголосовали консервативные сельские жители?
В-третьих, Пашинян предпринял решительный политический манёвр. Во время революции 2018 года его опорой был не очень многочисленная, но крайне активная и решительная образованная молодёжь среднего класса Еревана, требующая модернизации страны по европейскому образцу. Теперь его риторика ушла в иную сторону.
В первую очередь он обращается к бедным народным массам, раньше исправно голосовавшим за Кочаряна и Саргсяна: жаждущим хоть какого-то достатка, готовых ради этого к переменам, и категорически не желающим возвращения «карабахского клана». Последний ассоциируется в этой среде как с пронизывающей всё и всяк коррупцией на грани бандитизма, так и с военно-националистической риторикой: на которую Кочарян и Саргсян сделали ставку, надеясь на волну реваншизма, но которая после поражения в войне резко просела в популярности. Пашинян называет себя частью народа — и называет свою победу уже не «бархатной», а «стальной» революцией, обещая крепкую руку и жесточайшую борьбу с коррупцией.
Именно поэтому за партию Пашиняна, неожиданно для наблюдателей, привыкших видеть его опору в прозападном среднем классе и молодёжи Еревана, особенно массово и решительно проголосовали жители сельской местности. Во многом это было своего рода протестным голосованием: они не слишком верят Пашиняну, но видят в возвращении Кочаряна и Саргсяна гораздо худшую для себя альтернативу: возвращение ненавистных «старых порядков» и возможность новой, нежеланной войны.
Есть ли будущее у «карабахского клана»?
Стоит отметить, что, несмотря на убедительную победу партии Пашиняна, не стоит сбрасывать со счетом и достаточно успешный реванш альянса Кочаряна. В послереволюционных выборах 2018 года «старые» политические силы вообще не смогли преодолеть пятипроцентный барьер и пройти в парламент.
Теперь за партии Кочаряна и Саргсяна проголосовали в совокупности 26,27%, четверть пришедших на выборы. Несмотря на убедительное большинство «Гражданского согласия», в парламенте нового созыва у Пашиняна будет сильная и жёсткая оппозиция.
Однако достигнутый ими результат — эксплуатация афтершока от поражения в войне. Примерно так же коммунисты имели зашкаливающие рейтинги в послевоенной Европе — но уже спустя несколько лет они почти везде за пределами советской сферы влияния ушли в зону статистической погрешности.
Если политические движения, связанные с Кочаряном и Саргсяном не учтут этот опыт, их ждёт аналогичная судьба.
Что значит победа Пашиняна для региона и отношений с Россией?
К удивлению и возмущению многих экспертов антизападных взглядов, видящих в Пашиняне «агента Запада и Турции, и предателя Армении и России», Москва практически сразу признала его победу. Во многом это отражает то, что сегодня именуется «новой стратегической сдержанностью» России в окружающем её пространстве.
Ещё недавно Москва демонстративно старалась укрепить свою гегемонию на постсоветском пространстве, и не скрывала готовность идти для этого на самые решительные меры. Однако эта политика привела к целому ряду ошибок и поражений, которые были осмыслены и учтены.
Изменилось и российское общественное мнение в рамках описанных выше процессов. Если в первой половине 2010-х большая часть российского общества была настроена на исторический реванш, возрождение то ли СССР 2.0, то Российской империи в максимально широких «исторически справедливых» границах, то сейчас настроения изменились.
Новый «крымский консенсус» маловероятен даже в случае гипотетического присоединения Беларуси: это уже не поднимет, а уронит и без того снижающиеся рейтинги российских властей. А по отношению ко Второй Карабахской войне, несмотря на громкие голоса симпатизировавших армянской стороне экспертов, российское общественное мнение было вполне определённым: это не наша война и вмешиваться в неё не нужно. Миротворчество — совсем другое дело, ввод российских батальонов на линию разграничения был воспринят скорее позитивно, но воевать за Карабах российский избиратель категорически не желает.
Поэтому уже не первый год Россия перешла на постсоветском пространстве к гораздо более осторожной политике — и это уже приносит свои плоды, хоть не везде и не всегда положительные. Она, несомненно, постарается усилить свои позиции в Армении — как и в Азербайджане — но аккуратно и постаравшись не вызывать массового негатива у её граждан.
В этой же логике понятно и признание Москвой победы «Гражданского договора», как и весьма сдержанная реакция на победу революции 2018 года — невзирая на громкие слова некоторых публицистов и экспертов антизападной ориентации.
Москве важно укрепить и развить отношения с Пашиняном и близкими к нему политическими силами и потому, что до сих пор она слишком сильно ассоциируется у многих армян и с поддержкой «карабахского клана», и с удручающим состоянием армянской экономики. Не в последнюю очередь это и породило отразившийся в революции 2018 года рост запроса на западную ориентацию — и отнюдь не только в кругах европеизированной интеллигенции и молодёжи.
Несмотря на старые связи, Москва в новых условиях не заинтересована в реванше «карабахского клана». Её нужно примирение Баку и Еревана, на котором усиление своего влияния на Южном Кавказе можно будет выстроить на куда более глубокой и долгосрочной основе — и при этом не провоцируя антироссийских настроений со страхами перед имперскими амбициями. Возвращение же во власть Кочаряна и Саргсяна скорее всего будет значить новое обострение. А вот удобными оппозиционерами они вполне могут оказаться гораздо полезнее.
Эксперты Азербайджана и Турции, в свою очередь, выражают изрядное удовлетворение от победы партии Пашиняна. Они не без оснований — но с меньшим, чем можно было бы ожидать, злорадством — видят в результатах выборов глубокие перемены в настроениях армянского общества, отход от непримиримого национализма и появление готовности к примирению и выстраиванию более или менее нормальных отношений.
Можно предположить, что особенно в этом будет заинтересован именно Баку — его политическое руководство несколько обеспокоено возросшей после победы ролью своих военных и становящимся опасным весом союзной Анкары, и, скорее всего, постарается сбалансировать это развитием сотрудничества с Москвой и Ереваном. Тем временем, между Арменией и Турцией ещё долго будет стоять категорическое нежелание Анкары признать ответственность за огромные жертвы геноцида армян в Османской империи.
Если не случится никаких новых форс-мажоров, можно предположить, что Южный Кавказ действительно может ожидать слабо представимая ещё недавно нормализация отношений — в которой вполне может со временем присоединиться и Грузия. Главное, чтобы никто не пытался идти на новые авантюры и резкие шаги — в чём в современных условиях в кои-то веки есть прямой интерес и столиц и народов Южного Кавказа, и региона в целом.