«Без законно выбранного президента или при неадекватном
и непрозрачном результате выборов…
как правило, возникает нужда в помощи армии»
Ли Куан Ю

Как учил Екклесиаст, »Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное»(Еккл. 3:1-2). В полной мере это касается и жизни отдельных общественных систем, какими бы однажды могущественными они не выглядели. Очевиден закат «белорусской модели развития», о чем громко и недвусмысленно заявляют даже сами власти, обосновывая свое право на продолжение политического господства исключительно прошлыми достижениями и отказываясь формулировать убедительный образ будущего. В этом убеждены и сотни тысяч белорусов, выразивших свое стремление к переменам не только на избирательных участках, но и в публичном политическом пространстве.

Можно ли назвать протестное движение в Беларуси революцией, или же это просто случайный, спорадический процесс, вызванный ситуативными, временными обстоятельствами? В какой степени оно обладает собственной корневой системой, а не производной от телеграмм-каналов?

Безусловно, это — революция, поскольку оно нацелено на радикальное переформатирование основополагающих параметров общественной системы, сформированных за последние четверть века. Не будем забывать и о том, что крах любого персоналистского авторитарного режима означает неизбежные радикальные социальные изменения.

Для того, чтобы понять настоящее и будущее «белорусской революции», можно, разумеется, обратиться к актуальной аналитике, которой ныне «не счесть». Но я хотел бы прибавить к ней некоторую смесь холодного академизма, представленного в трудах выдающегося русского и американского социолога Питирима Сорокина. Мое побуждение обусловлено четырьмя причинами. Во-первых, он является одним из лучших в мире экспертов «по революциям»: в своих трудах он исследовал социальные революции, начиная с античности и заканчивая первой четвертью ХХ века, стремясь определить их общие закономерности. Во-вторых, он сам непосредственно участвовал в русских революциях 1905 г., Февраля и Октября 1917 г., восприняв их не только аналитически, но чувственно и эмпирически. В-третьих, в его работы любопытно взглянуть и как в зеркало, дабы осознать, насколько белорусы являются (или нет) уникальным национальным образованием, относительно которых (не) действуют общие законы общественного развития, социальных революций. В-четвертых, существует необходимость придать системность в понимании происходящих в стране социальных потрясений. Итак, давайте возьмем в наши путеводители П. Сорокина и отправимся вместе с ним по современной, способной удивлять и восхищать Беларуси.

Первый, адресованный ему вопрос, традиционный: «Что делать?». Социолог убежден, что для преодоления белорусского кризиса существуют только два пути, — хороший и плохой. Хороший, исходя из принципа, что «худой мир лучше доброй ссоры», требует проведения с помощью научных методов, «правовыми и конституционными средствами» назревших и перезревших реформ для «улучшения и реконструкции социальной организации». В белорусских обстоятельствах таковым способом является, образно говоря, Диалог, на котором две стороны политического конфликта обсуждают, какими должны быть общественные изменения. В РБ он невозможен без признания политическим субъектом людей, сомневающихся в легитимности действующей власти и чья позиция должна восприниматься как заслуживающая уважения. Для преодоления политического кризиса предполагается, скорее всего, уход из властных институтов А. Лукашенко при гарантии его безопасности, проведение новых президентских и парламентских выборов. Значительная часть прежней государственной и экономической элиты при этом органично вписывается уже в «новую Беларусь», в которой, говоря Библейским языком,«Волк будет жить вместе с ягненком… и лев, как вол, будет есть солому» (Исаия 11:6-7).

Поскольку власть видит в протестующих темную, злобную, а, если использовать терминологию И. Марзалюка, фашиствующую силу, которую следует непременно уничтожить или раздавить, то путь реформ, Диалога оказывается невозможным. Остается только революция! В этом случае в действие включается принцип «Горе побежденным!» с его не только жестокостью, но и непредсказуемостью.

Но что же представляет собой революция в белорусских одеждах, окрашенных в «бел-чырвона-белыя» тона?

П. Сорокин выделяет ее четыре проявления. Самое главное — революция означает смену ценностей людей, их психологии, идеологии и верований. Протесты в Беларуси показали, что все более заметное место в обществе начинают занимать носители новых культурных смыслов, которые рассматривают традиционную «чарку ды шкварку», как анахронизм или мем. Социологические исследования зафиксировали сдвиг от «материалистических ценностей» к ценностям «постматериалистическим», которым свойственен акцент на социальную активность и самореализацию индивида, ориентацию на индивидуализм, развитие и прогресс, а сами «постматериалисты лучше образованны, более убедительны и политически активные, чем материалисты» (Р. Инхлард). Белорусский социолог А. Вардомацкий, анализируя результаты работы вфокус-группах,констатировал полную ценностную несовместимость сторонников и противников перемен. Подобная ценностная трансформация не могла не сдетонировать протестные настроения в белорусском социуме.

Кроме этого, культурные в самом широком смысле изменения сознания людей, в представлении П. Сорокина, приводят к деформации всей социальной структуры общества: уходят в прошлое некоторые социальные и профессиональные группы, а на их место приходят другие, со своим особенным мировидением. Изменяются процессы социальной мобильности, все больше становится жителей городов, которые, как отмечает социолог, «более революционны, чем сельчане». Представить, например, революционную стихию РБ образца 2020 г. без ИТ-ишников — невозможно.

П. Сорокин также доказывает, что социальные революции обязательно сопровождаются сдвигами «в фундаментальных социальных процессах». Эпоха постмодерна, уже постучавшаяся в нашу дверь, привнесла с собой важные новшества, которые способствуют формированию революционных настроений. Формируется новый гендерный порядок, в котором женщины чрезвычайно активны и продуктивны: белорусские протесты уникальны своим «женским лицом». Происходит неизбежный рост инициатив «снизу», самоуправляемых демократических структур (сетей), которые выступают важной частью белорусской революции — «революции горизонтали» (Г. Коршунов). Бросается в глаза новое прочтение маскулинности в белорусской политике, — отказ от традиционного «мачистского», патриархального образа мужчины-политика в пользу мужчины, социально чуткого и чувствительного, рассматривающего социальные коммуникации в парадигме партнерства, а не доминирования. Политика в возрастающей степени выступает в форме медиализации, а значит те персоны и институты, которые смогут переиграть противника в информационном пространстве, обречены на политические победы. Можно назвать и другие проявления процессов постмодерна, но все они обладают общей родовой характеристикой — креативностью, неизбежно разрушая прежнюю систему, укорененную в советизированный модерн.

Революция знаменует собой, по П. Сорокину, в том числе, изменение «процессов воспроизводства и отбора населения», т. е. приход во взрослость новых поколений со своими собственными мировосприятием и взглядами. В белорусском формате «пробуждение масс» отчетливо носит молодежный характер как отражение поколенческого ценностного диссонанса. Выдающийся российский кинорежиссер А. Сокуров убежден, что «идти поперек молодежи бессмысленно, невозможно изменить ее природу — и эмоциональную, и психофизическую, и сексуальную. Сажать молодых преступно со стороны государства. Брать под арест девушек, женщин за политическую общественную деятельность — это преступление». И добавляет: «Ни один политический деятель не успевает за темпом исторического процесса, который происходит на его глазах… Исторический лидер не руководит своим временем, он очень часто ничего с ним сделать не может… и все эту битву проигрывали».

Очевидно, что революция, должная привести белорусский социум к новому социальному качеству, уже началась. Этот процесс можно затормозить, но остановить — поздно и нерационально. В историческом измерении участники протестов победители, поскольку олицетворяют собой неизбежное будущее. Их противники — исторические аутсайдеры. С точки зрения П. Сорокина, в современной Беларуси вместо уходящей чувственной культурной системы (ментальности), в которой богатство, физическая и военная сила, гедонизм, утилитарное отношение к миру и авторитарная власть выступают высшими ценностями, утверждается идеалистическаяментальность, предполагающая, что материальные ценности, при всей их значимости, должны быть подчинены ценностям духовным (моральным, религиозным, национальным и др.), ценностям демократии. Правильное понимание специфики этого процесса позволяет в некоторой степени избавляться от депрессивного синдрома в ситуации разочарования темпами социальных преобразований.

Чаще всего, особенно на уровне обыденного сознания, революция понимается не как социальный процесс, охватывающий длительное время, а как захват, завоевание власти людьми, предлагающими альтернативный политический проект. Согласно П. Сорокину, революционный взрыв всегда связан с подавлением (репрессированием) базовых инстинктов (рефлексов) большинства народа, стимулирующих их проактивное политическое поведение. Революционной энергетикой обладают не отдельные из них, а их совокупность, превратившись в определенных исторических обстоятельствах в критическую массу.

Что же это за подавленные инстинкты (рефлексы) и как они представлены в мотивации участников белорусского протеста?

П. Сорокин полагает, что традиционно к революционным действиям людей побуждает обеспокоенность своим материальным положением, неудовлетворение потребности в жилище, одежде и т. п. Этот мотив значим и в белорусском контексте, поскольку, как показывают социологические опросы, именно экономические проблемы на протяжении последних 15 лет вызывают наибольшее разочарование у белорусов. Статистические данные указывают, что в ноябре 2020 г. 54,3% работающих граждан РБ «чистыми» получают 860 руб., т. е. 337 долларов США — это уровень бедности. Если к этой категории людей присовокупить огромную массу пенсионеров с их мизерными доходами, то станет очевидным, что большинство населения РБ испытывают немалые экономические трудности. Острота их восприятия становится сильнее при сравнении с доходами народов близлежащих государств (кроме Украины).

Обязательно ли такая неудовлетворенность должна привести к революционному взрыву? Конечно же, нет. В эпоху постмодерна, в отличие от модерна, экономическая мотивация не является доминирующей, сохраняя свою актуальность только для некоторых социальных групп. Но она выступает однимиз факторов, побуждающих атаковать власть. Начавшееся угасание социально-экономической системы будет приводить к снижению уровня жизни большинства белорусов, порождая раздражением правящим классом.

В революцию человека «двигает» и подавление инстинкта самосохранения посредством «деспотического произвола», «демонтажа правовой системы», что «приводит к страху, неудовлетворенности, негодованию, наконец, попыткам свержения „репрессирующего“ режима». П. Сорокин подчеркивает, что «каждый очередной арест или убийство одного человека есть одновременно и покушение на всю группу — семью, друзей, ближайшее окружение». Чем активнее работает репрессивный аппарат, тем большее негодование вызывает власть и ее адепты. В Беларуси 2020 г. для многих граждан страны этот тренд приобрел критическое значение в силу их убежденности в фальсификациях итогов президентских выборов, правового беспредела и брутальных действий силовиков. Практически все аналитики также подчеркивают, что инстинкт самосохранения был обострен страхом перед Covid-19, неадекватностью действий белорусских властей по его локализации. Причем «подавляется» рефлекс не только индивидуального, но и коллективного самосохранения: семей, религиозной конфессии (католики), партий (оппозиция), трудового коллектива (Купалаўскi тэатр) и др. По этим причинам Беларусь к началу 2021 г. в рейтинге безопасности Индекс Numbeo переместилась с 16-го на 114-е место.

Если «ковидные переживания» белорусов, и связанная с ними психологическая травма будут угасать, то в обозримой перспективе нетрудно предугадать усиление репрессий, выходящих за рамки закона («знаете, иногда не до законов»») и этики, которые будут касаться все большего числа граждан РБ. Как подчеркивал один из любимых философов П. Сорокина Филон Александрийский, если сила не следует добру, то она приводит к тирании. На некоторое время страна может (но не обязательно) политически замереть, но только в ожидании неизбежного взрыва, поскольку весьма вероятен процесс трансформации страха в гнев, ненависть и мужество.

П. Сорокин указывает на то, что «нередко подобные режимы подвергают гониям символы групп, их ценности». В Беларуси — это БЧБ, Пагоня, идеи «нацыянальнага адраджэння» и «нацыянальнага суверэнiтэту». Гонения на них для индивида могут быть не менее мучительными, чем унижение его личности. Их опасность для правящего режима не только в том, что они порождают высокое энергийное возмущение, но и потому, что вызывают агрессию на его (режима) ценности и символику. Если до августа 2020 г. можно было представить спокойное сосуществование в политическом пространстве национального (БЧБ) и государственного флага, то в будущем оно уже вряд ли возможно.

В революциях обычно активно участвуют не только социальные низы, но и некоторые элитные группы, недовольные, как отмечает П. Сорокин, ограничением их «собственнического инстинкта». Действительно, в белорусской революции присутствуют некоторые черты революции буржуазной, поскольку заметной частью белорусских протестов являются представители малого и среднего бизнеса, болезненно переживающие чрезмерную уязвимость от произвола государственной системы. Если же буржуазность ассоциировать еще с высоким достатком, то некоторую оторопь у власти вызвало участие в революционных практиках людей с высокими доходами, поскольку, в ее понимании, выход «на плошчу» логичен только для социальных лузеров или продажных оппозиционеров. Отсюда проистекает использование А. Лукашенко термина «буржуйчики» в его негативной коннотации, или выражения «толстопузый буржуй», адресованное одному из лидеров протеста — В. Бабарико. Уверенность в несправедливости, проявляемой властью по отношению к «частникам», усиливается при виде протекций для лично близких и лояльных власти предпринимателей. Нарастание экономических и политических проблем в обществе будет усиливать государственное регулирование субъектов хозяйствования с акцентом на мягкую или жесткую экспроприацию части их доходов, что будут способствовать расширению социальной базы протеста.

П. Сорокин подчеркивает важность сферы «полового рефлекса» как источника социальных потрясений, связанной, чаще всего, с развратным поведением правящего сословия. Он пишет: «Среди революционных вызовов правителям всегда были обвинения в безнравственности, распущенности». Эта тема используется противниками А. Лукашенко, но ее протестный потенциал невелик и значим только при наличии других мотивов.

В представлении П. Сорокина, источником революции на протяжении многих столетий является «подавление» инстинкта самовыражения или индивидуальности, оскорбление и принижение достоинства, достижений человека. Одновременно в обществе может наблюдаться картина преувеличения достоинств людей, не заслуживающих социального одобрения. Это приводит к тому, что «никто из них не будет удовлетворен занимаемой общественной позицией, и все будут проклинать узы, связывающие их, мечтая… об их разрушении… В результате группы людей, помышляя об эмансипирующей их революции, восстанут». Правящий в Беларуси режим по своей природе нацелен жесткую регламентацию многих сфер жизни, вызывая естественное недовольство многих социально активных людей. А. Вардомацкий, опираясь на социологическую эмпирию, доказывает, что важнейшим отличием протестующих является психологическая необходимость участвовать в процессе принятия решений. У противников перемен потребность в принятии решений отсутствует.

Подобное недовольство обычно не ограничивается внутренним эмоциональным переживанием: подавленный рефлекс самовыражения будет искать возможности для «выхода». «В данной ситуации, — подчеркивает П.Сорокин, — „прирожденный“ правитель… обернется лидером конспиративной организации; „Цицерон“ станет пропагандистом… „Поэт“ восславит революцию, да все остальные индивиды-„перевертыши» составят революционные армии». Чем сильнее будут блокироваться каналы социальной мобильности, тем мощнее будут эти армии. Этот тренд в Беларуси будет нарастать, поскольку этатизация общества и запретительный синдром сужают возможности профессиональной и личностной самореализации амбициозных людей.

Потребность в самореализации тесными узами связана с потребностью в свободе. П. Сорокин убежден, что «если подавляется у большинства людей их импульс к борьбе и соревновательности, творческой работе, приобретению разнообразного опыта… то мы имеем слагаемые революционного взрыва». Белорусские протесты невозможно понять без осознания того факта, что в политике громко и эстетически ярко заявили о себе те белорусы, для которой принципиальное значение приобрели «инстинкты» самовыражения и свободы. Социальная креативность — это ключевая площадка, на которой уже повержена власть.

П. Сорокин указывает на огромную значимость устной и печатной пропаганды в деле «кристаллизации бесформенного чувства негодования». Информационное общество придало особое звучание пропагандистскому дискурсу. Исход борьбы в информационном пространстве предопределяет политические победы или поражения. Прежде чем вступить в жесткое столкновение с государственными структурами, протестующие заняли в доминирующие позиции в интернете, который уже является для большинства белорусов основным источником получения информации. У них же, по данным Sociolytics, фиксируется большее доверия к информации, получаемой из независимых СМИ. Пока нет никаких предпосылок для того, чтобы медийная картина изменилась.

Если же говорить об «идеологических» факторах, то они, в понимании П.Сорокина, в революции играют вспомогательную роль, определяя не ее естество и существо, а используемые слова («Демократия», «Святая земля», «Социализм»), выбирая для подражания политических героев (Христос, Руссо, Лютер, Маркс), дискурсивную идею (Библия, национальный дух, капиталистическая эксплуатация), используемые символы-эмблемы, определение места действия (церковь, парламент, улица), способ распространения революционных идей и орудия революционного правосудия. Политические идеологии способны влиять на выбор конкретных форм революционности, но не ее содержание.

Политические идеологии в Беларуси отодвинуты на периферию революционного процесса. В сфере терминологии для участников протеста важными словами являются понятия «демократия» и «свобода». Среди политических героев выделяется образ К. Калiноўскага. Основополагающая дискурсивная идея — утверждение принципа закона. Символы-эмблемы — БЧБ и Пагоня. Место действия — улица и интернет-площадки. Способ распространения революционных идей — сети и сетевые сообщества. Орудие революционного правосудия — требование исполнения закон и моральное требование: «Не забудем, не простим».

Для понимания концепции революции и общественных преобразований П. Сорокина важно обратить внимание на «благодать любви», которые он рассматривает как величайшую ценность, высочайшую энергию среди всех известных человеку, включающую в себя также истину и красоту. «Мистическая сила любви» способна цементировать даже чрезмерно поляризованное общество, придавая «новые формы мышлению и поведению несметных миллионов». Люди, «схваченные» ею, наполняются мобилизующей, созидательной энергией и способны к социальному творчеству, перестройке общества, историческому прогрессу. Ее преобразовательная мощь напрямую связана с ее «качественно-количественным многообразием», и проявляется в экстенсивности (широте охвата людей), интенсивности (глубине и эмоциональной экзальтации), чистоте и адекватности, т. е. ее соответствия объективным обстоятельствам.

В глобальном измерении мотив любви выступает ключевым мотивом перехода белорусского общества к новой, более высокой культурной системе (идеалистической).

В сфере непосредственной борьбой за власть альтруистическая любовь вступает в прямое противоборство с тем, что часть людей в революции «биологизируются», в них «начинает просыпаться „наихудший из зверей“… ненависть и жестокость».

П. Сорокин избегает детализации проявления в революции феномена любви — эту работу мы проделаем сами.

Во-первых, она важная часть патриотического духа, выступая как любовь к Родине и своему народу.

Во-вторых, ее можно видеть в одухотворенных, эстетически прекрасных, красивых, вызывающих восхищение женских и мужских лицах.

В-третьих, это и любовь к истине и закону.

В-четвертых, ее можно найти в готовности к самопожертвованию ради высоких целей.

В-пятых, она обнаруживается в усилении поиска религиозных смыслов политической деятельности.

В-шестых, как «вишенка в торте», она побуждает к ориентации исключительно на мирный протест.

Итак, следуя за П. Сорокина, мы может утверждать, что в Беларуси «в социальном фундаменте заложены мины, готовые вот-вот взорваться». Этими «минами» являются «репрессивные инстинкты» (рефлексы). По мнению П.Сорокина, победный «революционный взрыв» требует преодоления двух ограничений. Первое — «необходимо… чтобы социальные группы, выступающие на страже существующего порядка, не обладали бы достаточным арсеналом средств для подавления разрушительных поползновений снизу… Когда же силы порядка не способны проводить в жизнь практику подавления, революция становится делом времени». Речь идет о представителях силовых структур.

Второе — это «послабление контроля сверху», даже самого «малейшего»… Атмосфера предреволюционная всегда поражает наблюдателя бессилием властей и вырождением правящих привилегированных классов. Они подчас не способны выполнять элементарные функции власти, не говоря уже о силовом сопротивлении революции». В этом контексте уместно вспомнить высказывание современника П. Сорокина и его попутчика по «философскому пароходу» русского философа Ивана Ильина: «Революция зарождается в стране не в момент уличных движений, но в тот момент, когда в душах начинает колебаться доверие к власти… тогда государство превращается в систему судорожного насилия, в принудительный аппарат… в гражданскую войну».

Драма белорусской революции заключается в том, что «силовики», «правоохранительная система» по-прежнему истово поддерживают А. Лукашенко, а властная «вертикаль» бесстрастно сохраняет ему лояльность. Однако эта поддержка имеет свои пределы, потому что: а) скукоживаются находящихся в ее распоряжении материальные, социальные и культурные ресурсы; б) появляются сомнения в верности избранного политического курса; в) уменьшается готовность разделять ответственность за аномальные действия силовиков и не только; г) все чаще калькулируются личностные риски; д) возрастает внешнеполитическое давление на политический класс Беларуси.

П. Сорокин доказывает, что одной только лояльности госэлиты, готовности к репрессиям силового блока совершено недостаточно и «история „терпит“ хищнические, жестокие, циничные правительства, но… покуда они хотят и знают, как управлять государством».

Нынешние протесты в Беларуси — это своеобразный тест на профпригодность властвующей элиты. Принципиальное значение приобретает ее тонкая и квалифицированная работа «по перестройке общественного организма для достижения социального равновесия», что настоятельно требует ослабление давления репрессированных инстинктов. П. Сорокин предлагает алгоритм по их локализации, четко осознавая, что у разных людей и социальных групп они отличаются по характеру и глубине.

Первый шаг в этом направлении — осознание того факта, каким социальным группы свойственны те или иные «репрессивные рефлексы» — А, В, С,Dи др. П. Сорокин полагает, что «число групп, вовлеченных в революционное движение… достаточно значительное. Эти группы крайне разношерстны и состоят из людей самых разных социальных позиций… Многие из них страдают от голода, холода; другие исходят завистью, алчностью, мстительностью, страхом или гневом; третьи — жаждой и мечтой улучшения существующих отношений в обществе». Если репрессирование их потребностей не приводит «к мятежам, то лишь по причине сопротивления со стороны властей и привилегированных групп населения».

Следовательно, правящее сословие РБ, если оно желает избавить страну от революционного взрыва, заметив, например, высокий уровень политической активности значительной части работников ИТ-сектора, первоначально должна выделить их репрессированные «рефлексы»: а) инстинкт самовыражения и индивидуальности; б) инстинкт свободы; в) собственнический инстинкт; г) инстинкт самосохранения. В данный момент у власти нет желания сделать этот шаг, идентифицируя протестующих как социальных лузеров и маргиналов.

Второй шаг — принятие политических решений по удовлетворению некоторых из «рефлексов», ослабляя, тем самым, революционную энергию протестующих. Например, предлагая малому и среднему бизнесу экономические облегчения. Власть пока не видит в этом политического и экономического смысла.

Третий шаг — обеспечение «выхода» подавленных инстинктов в нереволюционное русло, поскольку, как полагает П. Сорокин, «как только некая группа, участвующая в движении, находила удовлетворение своим подавленным инстинктам, она тот час же теряла интерес к революции». Ответственная и думающая государственная власть, осознавая это, должна предлагать новые возможности для профессиональной, культурной и иной самореализации людей, что неизбежно предполагает расширение пространства свободы в социуме. Как результат, революционный взрыв на время откладывается, появляется шанс на реформы, что в нынешних обстоятельствах для всех — неплохой вариант. Властвующая элита по-прежнему игнорирует эту возможность.

Четвертый шаг — разделение «репрессированной массы» на противоборствующие группы («разделяй и властвуй»), консолидируя своих сторонников, чем активно и результативно занимается А. Лукашенко и его команда. Но одновременно происходит процесс консолидации их противников, на которых работает время. И, самое страшное, — актуализируется угроза ожесточенного гражданского противоборства.

Поскольку только «четвертый шаг» задействован властью для локализации протестов, можно предположить, что в белорусском социуме будет сохраняться революционная ситуация, которая, согласно теории самоорганизующейся критичности, будет приближаться к точке бифуркации, т. е. краху общественной модели. Почему власть игнорирует эту тонкую, но необходимую работу?

Ключевая причина — неэффективность руководящих кадров. В Беларуси случилось то, но что в свое время обратил внимание П. Сорокин: «В периоды застоя в дореволюционную эпоху вырожденцы правящего класса прибегают исключительно к искусственным средствам для предотвращения процесса проникновения в их среду „головастиков“ из низов и для монополизации всех высоких общественных позиций». Главными критериями карьерного продвижения являются «близость к телу», абсолютная ему лояльность. «Благодаря подобным мерам на вершине общества аккумулируются „бездарные правители“, а „головастиков“ у основания пирамиды власти становится все больше и больше». Система «негативного отбора», сложившаяся в РБ, привела к тому, что во властных институтах существует дефицит людей, способных мысли и действовать конструктивно, креативно и ответственно.

Социолог утверждает, что момент рождения социальных революций, несмотря на то, что они являются объективным процессом, «невозможно предвосхитить». Это в полной мере относится к социальным протестам в РБ — никто из аналитиков оказался не в состоянии сделать верный политических прогноз на 2020 г.

Что же касается «зримого предлога» к революционным событиям, то, в представлении П. Сорокина, он необходим и может быть совершенно случайным — «не более чем искра в пороховом погребе», так как «когда подавление инстинктов аккумулировано, то любое мало-мальски значимое событие провоцирует революционный эффект». Для Беларуси таковым триггером послужили Covid-19 и масштабное подавление акций протеста. Трудно не согласиться также с социологом Г. Коршуновым, убежденным, что нынешние белорусские протесты — это результат накопления протестного потенциала за последние два десятка лет.

Какой же мы вывод может сделать из всего, сказанного о нас и не только П.Сорокиным?

Очевидно, что выделенные им критерии социальной революции как таковой, равно как и ее источники, в полной мере представлены в политических процесса Беларуси — страна вошла в революционную эру.

Исход происходящих в стране протестных акций, как важного компонента социальной революции, очевиден: место прежней социальной системы поступательно и неуклонно в силу исторических обстоятельств, остроты «репрессированных инстинктов» и изменения доминирующей культурной системы занимает рождающаяся в страданиях, страхе, ненависти, и безусловно любви, новая общественная реальность. Сторонники и участники перемен воплощают собой исторический оптимизм, олицетворяя неизбежное будущее. Исторические часы включены и «крот истории роет медленно, но роет хорошо» (Гегель). Трудно предсказуемыми и весьма вариативными являются только издержки этого процесса.

Разумеется, существует серьезный диссонанс между историческим измерением времени, знающим вечность, и чувством времени отдельного человека. Необходимо осознавать, что к Храму всегда ведет дорога, которую необходимо пройти, так как, двигаясь по ней, ты, преобразуя себя и других, однажды приобретаешь право встать на его ступени.