В какой-то момент правительственные чиновники неожиданно заговорили о необходимости «инновационного пути развития». И был сделан верный, хотя и парадоксальный на первый взгляд вывод: инновации суть средство сохранения стабильности(предположим, что «стабильность» следует понимать как синоним «устойчивого развития»). Представляя программу «Основная задача дальнейшей модернизации отраслей реального сектора экономики с переводом на инновационный путь развития», премьер-министр С. Сидорский отметил, что к 2010 г. объем инвестиций в экономику должен удвоиться, и более чем в 2 раза должно увеличиться финансирование затрат на НИОКР.

«Инновационная» составляющая новых программ развития — это, вероятно, с одной стороны, следствие понимания того, что сами по себе доходы от чрезвычайно выгодных схем сотрудничества с Россией и другие резервы так называемой факторной конкурентоспособности (дешевая рабочая сила и традиционный экспорт товаров с низкой добавленной стоимости) не обеспечивают модернизации. С другой стороны, это запоздавший местный отклик на всепобеждающую установку «инновации как решающий фактор устойчивого развития». Например, согласно последним опросам «Евробарометра», большинство европейцев убеждены, что для сохранения хороших позиций на рынке труда необходимо постоянное повышение квалификации, т. е. непрекращающееся обновление собственных культурных капиталов. Не говоря уже о том, что всякий небелорусский производитель хорошо знает о том, что для элементарного удержания своей ниши на рынке необходимо выпускать в год несколько новых моделей определенной товарной группы. Украинские эксперты делают мрачные прогнозы, что эволюция («естественный» рост), то есть преобладание существующих тенденций, факторов и конкурентных преимуществ в течение 10-15 лет не приведет к экономике нового качества, а значит, и к обновлению страны в целом.

Замечательная составляющая подтекста белорусских «инновационных» программ, пожалуй, состоит в том, что инновации понимаются как нечто запросто прививаемое к «стабилизаторскому» курсу. Нечто вроде процедуры скрещивания сливы и персика, которая дает в итоге новое качество — нектарин. Предполагается, что достаточно просто уделить НИОКР должное внимание, поговорить о них, выделить необходимое количество денег — и они зацветут и начнут победное шествие, подтверждая и утверждая скрытый потенциал практикуемой «модели». Предполагается, что достаточно научиться ездить на велосипеде вверх ногами, и данное транспортное средство станет в высшей степени продвинутым автомобилем.

Нет, конечно, существуют определенные проблемы, которые затрудняют переход к инновационному пути развития. Наличие этих проблем даже вроде как признается. Вице-премьер В. Буря, к примеру, говорит о том, что стране не хватает грамотных менеджеров, способных реализовать сочиненные в правительстве бизнес-планы предприятий. Действительно, таких менеджеров не хватает. Быть может, потому, что система образования в стране по-прежнему инкорпорирует в себя «всё самое лучшее из мирового опыта»? Или потому, что не меняются принципы управления предприятиями в частности и экономикой в целом? Или потому, что пресловутые инновации не затрагивают систему контроля над работой предприятий? Впрочем, причины наличного положения дел г-н Буря, подобно другим чиновникам, не разъясняет, ограничиваясь констатацией: хороших менеджеров мало, а потому рушатся все бизнес-планы правительства по выведению убыточных производств на уровень рентабельного производства.

Можно пойти от противного. Предположим, что на какое-то предприятие приходит команда подготовленных по всем современным требованиям управленцев. Какие первоочередные задачи перед ними стоят? Помимо повышения конкурентоспособности, разумеется. 1) Повышение объемов производства — это прямо вытекает из озабоченности правительства макроэкономическими показателями, невыполнение этого требования жестоко карается. 2) Сохранение персонала и шире — «социальной базы». Любые изменения в данном отношении чреваты серией угроз и рисков, связанных с трансформацией социально-политической иерархии: в нашей ситуации рабочие места — это не просто занятые кем-то функциональные ячейки, но своего рода социально-политические «предохранители», которые не должны перегорать. 3) Повышение зарплат. Уже этих трех позиций достаточно, чтобы такие критерии, как конкурентоспособность и эффективность в определенном смысле не были задействованы вообще. Сколь бы большие средства не были инвестированы в предприятие, работающее по такой бизнес-схеме, «подготовленные» менеджеры будут вынуждены собственно эту схему воспроизводить: объем — сохранение — рост. И практически никаких инноваций, даже если соответствующий критерий значится четвертым по счету и важности.

Почему одно противоречит другому? Во-первых, в рамках практикуемой модели предприятиям не следует модернизировать производство таким образом, чтобы выпускать мелкие партии вместо крупных, поскольку так труднее обеспечить количественный вал. Более того, в принципе что-либо менять опасно — это может плохо сказаться на темпах прироста. Во-вторых, нежелательно использование тех средств автоматизации, которые приведут к сокращению числа работников, которых, в свой черед, придется переучивать, куда-то пристраивать и т. д., но которым тем не менее необходимо повышать зарплату. Противоречие очевидно: внедрение новых машин (и шире — технологий) при сохранении и даже увеличении расходов на содержание персонала не снижает, но увеличивает себестоимость конечной продукции. В-третьих, даже если чудо-менеджеру удалось преодолеть все эти противоречия, вступает в свои права президентский контроль, нацеленный на перепроверку и пересмотр любого менеджерского решения: почему закупили это оборудование, а не то, почему использовали те комплектующие, а не эти и т. д. Результатом таких проверок в лучшем случае является штраф, в худшем — тюрьма. Но даже если такого исхода счастливо удается избежать, то прибыль предприятия распределит по своему усмотрению государство, затем оно установит повышенное задание по валу, а в качестве бонуса навесит шефство над каким-нибудь убыточным предприятием.

Поэтому быть старомодным, работающим на грани рентабельности предприятием быть лучше, чем современным, эффективным и меняющимся. Это хорошо понимает всякий «подготовленный» управленец. И коль скоро эти схемы успешно воспроизводятся на микроуровне, то даже величайшие изобретения и открытия — предположим, что они уже случились — никак не поспособствуют переводу наличной модели на инновационные рельсы. Всё умрет на уровне внедрения — это хорошо известно из опыта советского государства. Но если подобные «бизнес-схемы» задействованы уже на уровне НИОКР, то всё умрет уже там.

Раз уж мы заговорили о советском государстве, вспомним один старый мультфильм о будущем. В этом футуромультике имеется эпизод, где робот в роли писателя печатает на допотопной пишущей машинке. Такая вот смелая футуристическая фантазия: писательский труд заменяется автоматизированным, и потому… никуда от пишущих машинок не уйти. В некоем принципиальном отношении наши инновационные программы схожи с этой фантазией: ни одного предприятия не банкротить, людей не увольнять, всем процессом (в т. ч. инновациями) управлять с центрального пульта, — вот наша пишущая машинка.

Наивность (вне зависимости от того, реальна эта наивность или наигранна) представлений об инновациях и соответствующих этим инновациям инфраструктурах поражает, ибо в действительности инновации всегда означают смерть чего-то устаревшего. Также инновации с необходимостью содержат момент свободы, а следовательно, чреваты рисками. Общественные системы, нацеленные на инновации, предполагают известный объем рисков, и потому содержат развитые системы страховочных механизмов — социальных, финансовых, вплоть до политических. Белорусская система построена на исключении рисков как таковых. Поэтому она обречена на воспроизводство чужих инноваций — проверенных, повсеместно утвердившихся, стабильных. Беларусь — это в подлинном смысле «младший брат», вынужденный донашивать одежду старших. Об инновациях здесь говорят так, между прочим, ради того, чтобы использовать в спиче радующее слух словцо.

Рис. А. Рамович