Господа! Чувствуйте себя как имеющие власть; вы ведь и есть существа, власть имеющие. Вам дарована власть — именно как человеческим существам, как личностям. А иначе какая же издевка заключена в этом обращении — Господа.
Но будем помнить и о претензии никогда и никому не повиноваться. Некоторые претензии ничего, кроме глупости, в себе не содержат. Служение тоже может быть настоящим искусством, когда исполняют (именно то, что надлежит исполнить) без приказания. Вопрос власти можно сформулировать и так: находится ли это (нечто, некто) в моей власти — или я в его власти — или мы независимы друг от друга — или между нами есть некая взаимозависимость? Чему и кому мы, собственно, подчиняемся и на каком основании? Ну, а вот вам «человек Власти». Он живет ради власти; к власти сводится весь смысл его жизни. Можно сказать, что для него Власть — это и есть смысл; поэтому анархия является разом и безумием, и преступлением. Он лучше всех понимает, что такое «реальная власть» — и он хуже всех понимает существо и загадку власти; он прагматичен — и в то же время полон иллюзий относительно власти. Так что, господа, не будьте «людьми Власти», но умейте властвовать!
Но обратимся к философии, пребывающей у нас сегодня в настоящем загоне (но разве это способно хоть сколько-нибудь ее сокрушить?). Я хочу вспомнить хайдеггеровское das zum Erscheinen-Kommen, означающее выход к явленности, приход к явленности, факт прихода явления, основной способ обнаружения; можно было бы — в нашем контексте — сказать, «дверь» явленности. Выйти к явленности — значит обнаружить себя. Как же обнаруживает себя власть? Где ее выход к явленности? А ведь с выходом к явленности достигает обнаружения des Anwesenden — присутствующее, наличное, пребывающее. Присутствующее — не как просто имеющее место, а как не перестающее пребывать. Быть может, это то, что мы еще не поняли в существе власти? А именно, феномен, сам феномен власти, «факт обнаружения того, что выходит в присутствие, наличие, пребывание как таковое» (Фр. Федье «Воображаемое. Власть». М., 2002. С. 53). Но тут требуется фундаментального значения дополнение; Федье его дает, а мы — позаимствуем; речь идет о самом «человеческом существе, принимающем то, что выходит в присутствие. Человеческое существо само присутствует здесь как входящее в присутствие, человеческое существо и есть то бытие, которым развернуто некое присутствие». Не следует ли это понимать почти буквально?
Не власть развертывает человеческое существо в его возможностях, но наоборот, так что без человека власть повисает в пустоте, безместье, — нема, не явлена. Оно, человеческое существо, «его начинает развертывать, само начиная присутствовать для того, что выходит к явленности. Человеческое существо развертывает свое собственное присутствие, открываясь для вещей внешних ему, а то и просто далеких от него» (там же).
Так, в этом развертывании человек и власть неотделимы; и если человеческое существо, развертывая этот выход к явленности власти, само начинает присутствовать для ее выхода к явленности, то… то и власть способствует развертыванию человеческого существа, его вхождению в присутствие. Упростим до предела: человек присутствует во властвовании и через него; властвуя, он открывается для вещей внешних и просто далеких для него.
«Властвуй, к этому ты призван». Не только те, другие. Благодаря власти человек тоже «про-является»; или — во власти человек выходит к явленности (для чего-то, для чего иначе он явиться не сможет). Власть — это феномен человеческого мира, которого нет ни в мире вещей, ни в мире животных, ни, между прочим, в божественном мире. Что же мы боимся властвовать, представляя эту боязнь как осторожность и благоразумие? И не следует ссылаться на «Народ» как некую высшую, всё оправдывающую и легитимирующую инстанцию. Надо ведь отдавать себе отчет в следующем: «Народу», как некоему мыслимому «объекту», нельзя, не впадая в абсурд, приписать ни мышления, ни сознания, ни воли. Между тем именно это систематически и делают. Возникает парадокс «Сверхсубъекта», т. е. не просто одного из субъектов, а «субъекта субъектов», который, тем не менее, не может ни мыслить, ни сознавать, ни волить. И это главный «политический игрок» (причем и для правительства, и для оппозиции). Кто же в таком случае «мыслит», «сознает», «волит» за него, одновременно представляя свое мышление, свое сознание, свою волю «мышлением», «сознанием» и «волей» «Народа»? Как фабрикуется это «то, что думает», «то, чего хочет Народ»?
Это «Народ»; теперь — Государство; государство и граждане. Во что инвестирует первое и во что — вторые? Государство — в лице правительства — утверждает, что инвестирует в своих граждан, т. е. в человека. В действительности оно инвестирует в само себя, в свои институты, — министерства, армию, службу безопасности, институт государственного образования и т. п. И никогда не инвестирует непосредственно в человека или в гражданское общество. Но утверждается обратное — и это тактика навязанного долга, целиком ложного. Теперь и граждане обязаны инвестировать в свое государство. Государство — это то, ради чего стоит жить и ради чего стоит умирать. Так вот, вместо этого давайте будем инвестировать в гражданское общество и друг в друга. Гражданское общество не является тем, ради чего стоит умирать; это то, в чем можно жить с гарантией свобод и достоинства.
Напротив, государство унифицирует. Враг государства обязан быть и твоим врагом — в противном случае ты «предатель» и, следовательно, тоже враг. Лэйнг как-то замечал: «Побуди всех людей желать, ненавидеть и бояться одного и того же — и ты хозяин их поведения, а значит, у тебя в руках потребители и пушечное мясо. Сделай так, чтобы у всех в сознании укоренился образ негров как людей неполноценных или образ белых как существ порочных и слабых, — и поведение можно будет организовать соответственно этому образу» (Феноменология переживания. Львов, 2005. С. 96). Но ведь сделать это можно лишь при том предварительном условии, что мы уже отказались властвовать сами, мы уже не властвуем — и именно в границах нашего собственного человеческого существа.
Власть развертывает человеческое присутствие, но она сама не может быть развернута, если человек не раскрывается ей. — А если мы удалены от власти? — Кто вам это сказал? Почему вы этому поверили? Таково ваше самоощущение? Не всем самоощущениям следует доверять. Для этого у нас и есть сила рефлексии, рефлексирующая сила.
Итак, властью обладают все; абсолютно безвластных людей нет (а иначе мы должны говорить уже о рабстве; кстати, до сих пор плохо разобранный и понятый феномен). Весь вопрос в мере твоей власти, ее границах и в том, на кого и на что она направлена. И важно выяснить это для себя, дабы не впасть в иллюзию всесилия или бессилия. И выяснив, т. е. очертив границы своей власти, важно проявить осторожность, требуемую и этой, хотя бы и очень малой, зоной или областью действия вашей власти.
Сегодня вы — борцы за право без права, властвующие без власти. Но как заметил Ален Бадью, «кто не „делает“ политики, того в ней „нет“. Перефразируем: кто не „делает“ власть, того в ней „нет“. При этом (хотя власть и не сводится к обладанию) надлежит овладеть двояким: и нехваткой, и избыточностью. Так что — вперед, помня, что всегда возможна иная политика, чем просто „управление принудительными ограничениями“.