Мне кажется, что никто не понимает белорусско-российские отношения глубже, чем Валерия Костюгова, одна из заметных фигур белорусского экспертного сообщества.
Мы поговорили с Валерией о том, как Беларуси удается быть фронтальным союзником России и буфером между Западом и Кремлем, откуда шум о российской оккупации нашей страны и даже о детской наивности.
Надеюсь, что после этого интервью траектория саги Минска и Москвы станет вам понятней.
Рыгор Астапеня, Праект «91»
Отдаляются ли Беларусь и Россия друг от друга
Мы не то чтобы становимся ближе друг к другу или напротив отдаляемся. Мне представляется, что и Беларусь, и Россия находятся в процессе укрепления своей государственности. Он поступательно идет с момента развала Советского Союза. Россия просто несколько опережает Беларусь в этом процессе, делает это чуть быстрее, хотя, скажем, Беларусь психологически самостоятельнее. Белорусское общественное мнение в этом смысле склонно себя понимать как отдельную страну в то время как, судя по опросам в России, россияне пока еще не готовы.
Почему об оккупации Беларуси говорят так часто
Надо понимать, что эти угрозы — это же не общественное мнение, массы в Беларуси вообще-то такой опасности не видят. Это политический инструмент, которым элиты пытаются повлиять друг на друга, и иной раз у них это вполне успешно выходит. Разные элиты под разным углом на это смотрят.
Белорусские контрэлиты используют это как инструмент для того, чтобы убедить власть в необходимости укрепления суверенитета и ускорить процесс информационной самостоятельности. Прежде всего, как раз потому, что это дает им дополнительное поле для маневра.
Элиты соседних с нами стран — часть украинских элит, литовских и польских — пожалуй, используют эту угрозу, чтобы оказаться на передовой противостояния России в политическом и символическом смысле, и сконвертировать такую роль в преимущественный голос при других решениях, которые очень для них важны.
Наши собственные элиты, которые не «контр», а «про», тоже иной раз используют эту угрозу, хоть и намного реже. Прежде всего, вовне — чтобы заполучить возможность развития диалога с Европой или США при сокращении требований и условий. Поскольку, если стоит вопрос об оккупации, условия и требования, пожалуй, надо сокращать. Отчасти это используется для продвижения экономических послаблений для бизнеса.
В упомянутых случаях политическая угроза используется как инструмент.
Но это не значит, что угрозы оккупации вообще не существует (иначе бы этот инструмент не работал).
Конечно, она существует после событий 2008-го, 2014-го года. И если посмотреть на историю становления независимых государств после развала Советского Союза — ускорение в отстраивании собственной независимости сопряжено с территориальными потерями. Просто Беларусь — единственная страна (не считая стран Балтии, которые просто первыми вышли и сумели добиться довольно мощной поддержки), не поплатившаяся своей территорией за государственный суверенитет.
Кто мы для России
У разных элит свое видение Беларуси.
Для военных мы военный плацдарм или не плацдарм, потому что мы отказываем в этой роли, но в любом случае — буфер против каких-то возможных угроз. Они же готовятся, мало ли чего случится.
Для естественных монополий мы просто транзитная территория. Они очень серьезно к этому относятся. Для торговли в целом мы пока еще очень важная транзитная территория. Пока они настроят свои порты, и случится ли это когда-то в полной мере, трудно сказать, но пока мы сохраняем свое значение.
Для Кремля мы очень важны с репутационной точки зрения — им необходимы интеграционные проекты, иначе придется пересматривать государственную идеологию. Здесь Беларусь играет ключевую роль, так уж сложилось. Мы и Казахстан все время в интеграционных проектах, что доказывает: Кремль и Москва по-прежнему являются привлекательными для постсоветского пространства.
Благодаря нам Россия по-прежнему может рассматриваться международным сообществом как влиятельная, регионально-доминирующая страна.
Если все это отнять, тогда будет и другое отношение. Какие тогда могут быть двусторонние договоры с США? Да их уже и сейчас, в общем-то, быть не может.
Для русского населения мы, конечно же, братья, близкий народ. Есть исследования, говорящие, что в целом образ жизни в Беларуси для многих россиян кажется желанным: порядок, обустройство, серьезное отношение к тяжелой промышленности и в целом к рабочим местам для людей с низким уровнем образования. Да, они это считают подходящим.
Как быть буфером между Западом и Россией и союзником Кремля
На самом деле Беларусь исполняла обе эти функции всегда — просто события 2014-го года заставили Запад посмотреть на это иначе. С военной точки зрения, разница просто огромная, когда российские войска находятся в Клинцах или они были бы на границе с Польшей. Но никто не думал про это раньше, потому что не приходило в голову, что Россия может так вдруг вспомнить о своих боевых опытах. Это было осознанно только после начала конфликта в Украине.
Да, Литва и Польша зачастую не согласны оценивать Беларусь как буфер, но, мне кажется, что это не стратегическая позиция, а тактически-политическая во внутренних играх и для получении большей популярности. В действительности, мне кажется, любая партия и в Польше, и в Литве была бы против, если бы Россия и Беларусь реально стали одним государством с одним военно-политическим командованием. Это бы никому не понравилось, не говоря уже об Украине. Тогда Украина вряд ли смогла бы выстоять.
Это очевидно, что мы ей серьёзно помогаем. Мы не пропускаем по нашей территории российские войска, а у нас огромная граница с Украиной. Этот Донбасс растянулся бы, появились бы еще очаги. Мы помогаем сейчас Украине и торговать, и с точки зрения безопасности оказываем какие-то военные услуги — и, конечно же, Порошенко, и те, кто занимаются подобными вопросами, прекрасно это понимают.
Почему российские субсидии не пошли на укрепление энергонезависимости
Долгое время переговорщики с белорусской стороны реально верили, что, как когда-то сказал Статкевич, они получают нефть в обмен на поцелуи.
Как будто бы мы забыли, что являемся ключевой транзитной территорией. Только за это, безусловно, мы должны иметь весьма выгодные условия о сотрудничестве и энергопоставках. Много раз российские компании предлагали это каким-то образом закрепить. Например, предлагалось в свое время построить здесь «Ямал-Европа-2» где наш вклад был бы в гарантиях длительной аренды по разумной цене. Если бы белорусские власти тогда на это решились, мы сохраняли бы ключевое значение в российском транзите по газу. Теперь оно уже совсем не такое.
Похожая ситуация по нефти: тоже были предложения. Но можно же было и самим выходить с предложениями, как-то выгодно для себя зафиксировать этот вопрос. Но в целом, по глупости и неопытности, но российские субсидии не пошли на укрепление энергонезависимости — вот правильный ответ. Чалый рассказывает, — и это правда, — люди, которые пришли руководить страной, были очень наивными.
Смысл и будущее интеграции
В белорусско-российской, да и евразийской интеграции, цель — стать конкурентоспособными в глобальном мире. Получение конкурентоспособности — это процесс. Маловероятно, что в нем когда-либо можно поставить точку, потому что все страны продолжают этим заниматься и какие-то совместные проекты, безусловно, будут инструментом получения конкурентных преимуществ.
Будущее интеграции легко и приятно предсказывать: через 10 лет будет учреждено новое интеграционное образование, хоть я не знаю, как оно будет называться. Как только участники интеграции дойдут до тупика в Евразийском экономическом союзе — а осталось не так много, года три, наверное — они все нерешенные проблемы и несогласованные интересы переместят в новый союз, который назовут более высоким уровнем интеграции, и дадут этому союзу звучное имя.
Праект «91» створаны дзеля таго, каб зразумець Беларусь. Гэта не толькі самы важны год мінулага стагоддзя ў нашай гісторыі, але і колькасць гутарак з найлепшымі беларускімі розумамі, якія мы апублікуем цягам найбліжэйшых гадоў.
Источник:Праект «91»