Последние два года мы живем в ситуации отсутствия публичных рейтингов главы государства. Более того, мы живем в ситуации отсутствия социологии как таковой, а данные, которые вызывали бы доверие, заменяются интуицией или прикладным web mining-ом. Однако даже те «остатки» социологии, которые достались в наследство, позволяют рисовать некоторые модели.
Одним из наиболее широких индикаторов, который «замеряет общую температуру», является уровень доверия к президенту, а также одобрение или неприятие его главных законодательных проектов. В качестве индикатора, который символически продолжает данные доверия к президенту были выбраны данные отношения к Декрету № 3. Законопроект интересен тем, что еще некоторое время назад рассматривался как один из кейсов символической победы оппозиции и гражданского общества над антиконституционной законодательной инициативой, а с другой стороны, демонстрировал гибкость и «готовность к диалогу» официального Минска. На практике все оказалось несколько иначе, что в любом случае, не менее любопытно.
Декрет № 3 не был отменен, да и мораторий в полтора года на его реализацию был вызван, скорее, техническими проблемами, чем желанием улучшить паблисити. Кейс Декрета № 3 в целом показал, что официальный Минск по-прежнему не воспринимает всерьез коммуникацию на уровне «низ-верх». Да, изменилась манера диалога. Если ранее стиль коммуникации можно было назвать poker face, то теперь это некая реакция с отложенным результатом, который в 9,99 случаях из 10 будет демонстрировать игнорирование низовой повестки и отсутствие принципиальных результатов.
Декрет № 3 в этом плане — наиболее яркий пример, однако, любая громкая история последнего времени, которая заставляла официальный Минск делать шаги в сторону гражданского общества (Декрет № 3, дело Коржича, движение матерей 328) в конечном итоге заканчивалось подавлением и блокировкой инициативы.
Смена стиля коммуникации, демонстрация большей открытости, объясняется кадровыми перестановками. В пресс-службы, грубо говоря, пришли люди, которые понимают, что они там делают. Вместе с тем, отсутствие готовности слышать тех, кто проявляет низовую инициативу ведет, в конечном счете, к увеличению вилки между теми, кто поддерживает президента и его законодательные инициативы, и теми, кто выступает против. Не последнюю роль здесь играет усталость от одного лица, но главное, все же, — это отсутствие желания адаптации низового политического запроса.
Власть удовлетворяет ситуация вытеснения гражданского общества в поле культуры с последующим перехватыванием наиболее удачных проектов (вышыванкі «Арт сядзібы», вышимайки от БРСМ). В принципе, это безопасная ситуация для всех. Но при сохранении текущей экономической ситуации, кривые поддержки и отсутствия доверия к президенту предположительно будут расходиться все дальше, а атомизация общества будет только усиливаться.
Парадокс в том, что двадцатилетние практики, когда нам рассказывали, что в стране один политик, дали свои результаты. Усилить вовлеченность граждан в социально-политическую повестку может только власть (конституционная реформа, делегация части власти парламенту, выборы в парламент по партийным спискам). И сама же власть на самом высоком уровне в этом не заинтересована (блокировка той же конституционной реформы). Но сохранение текущего положения вещей чревато тем, что чем меньше и незначительнее ошибка будет в будущем, тем сложнее и непредсказуемее может быть реакция общества, в котором отрицательный рейтинг президента превышает его поддержку. И это не ситуация одного дня, а долгосрочный тренд, который мы наблюдем с 2013 года.
2013-й: год, когда ничего не произошло
2013 год интересен тем, что, с одной стороны, это посткризисный год. 2011 был кризисным — только за 9 месяцев 2011 года девальвация национальной валюты составила 189%, а 2012 год был годом реабилитации после пережитых постизбирательных шоков. Начиная с 2013 г электоральный рейтинг и рейтинг доверия президента находится на отметке 30-40%, что фиксируют опросы НИСЭПИ.
Аналитики Независимого института социально-экономических и политических исследований в 2013 году отмечали, что ресурс общественного доверия к Александру Лукашенко не исчерпан.
За второй квартал 2013 года уровень доверия президенту практически не изменился: в 2013 году ему доверяли 46,7%, не доверяли — 36,6% (в июне 2013 было 48,9% vs. 40,6%), электоральный рейтинг в 2013 году колебался: если в марте 2013 года на новых президентских выборах за Лукашенко готовы были бы проголосовать 33,4%, в июне 2013 — 37,3%, то в сентябре 2013 — 42,6% (по открытому вопросу).
Как отмечали аналитики НИСЭПИ, причины устойчивости рейтинга Лукашенко многообразны и не сводятся только к тотальному контролю над обществом. Это и умелое «перекладывание ответственности» за различные ошибки и провалы в политике и экономике на других (например, правительству в сентябре 2013 года доверяли 38,3%, а не доверяли 45,9%).
Зафиксируем, для дальнейшего сравнения, уровень доверия президенту на уровне 46%.Эти данные нам понадобятся для анализа эффектов реализации президентского Декрета № 3. Отдельно здесь зафиксируем отрицательный рейтинг Лукашенко в сентябре 2013 года. Согласно данным НИСЭПИ убежденных противников президента, тех кто считал, что «нужно поддерживать кого угодно, но только не Лукашенко» было 9,7%.
2015: выборы и Декрет № 3
Декрет о тунеядцах Лукашенко подписал 2 апреля 2015 г. Опрос НИСЭПИ, проведенный через два месяца, зафиксировал весьма сдержанные оценки данного документа: положительно — 34%, отрицательно — 36%, безразлично — 28% и затруднились с ответом — 2%.
Данные результаты имеют принципиальное значение с позиций оценки доверия к президенту. Итоги президентских выборов 2015 года не могут рассматриваться в качестве базового и единственного индикатора доверия к главе государства, так как выборы в Беларуси мало информируют об общественном мнении.
Накануне выборов НИСЭПИ дает также и рейтинги доверия / недоверия президенту: 47% доверяют, 37,1% — нет. Почему мы считаем, что индикатор доверия в 47% можно вынести за скобки? Потому что в период избирательной кампании традиционно через медиа идет накручивание электоральной поддержи, которая не подкрепляется реальными поведенческими стратегиями, а именно, акцептацией конкретных политических решений. На наш взгляд более корректно в качестве доверия к главе государства рассматривать положительную оценку Декрета № 3 на уровне 34% и интерпретировать данный индикатор как уровень доверия к президенту. По сравнению с 2013 годом имеем снижение с 46% до 34%.Вместе с тем, мы зафиксируем и показатель НИСЭПИ о доверии, чтобы определить, какие эффекты принесла весна 2017 года (подробнее см. графику).
В целом, как я уже обозначил, президентские выборы стали главным политическим событием 2015 года и важно отметить, что, несмотря на очередную «победу» действующего президента, процессы атомизации, которые были характерны для 2013 года, продолжились и в 2015-м.
2017: Белорусская весна
В марте 2017 «Белорусской аналитической мастерской» Андрея Вардомацкого был проведен национальный опрос, по поводу отношения к Декрету№ 3, в котором более половины респондентов высказались за то, что законодательная инициатива должна быть отменена. Данные опроса были следующими: это была ошибка, декрет должен быть отменен — 53,6%; идея декрета хороша, но его нужно исправить — 31,9%; это хороший указ — 6,5%; никогда не слышали об этом / я слишком мало знаю об этом, чтобы составить свое мнение — 1,9%; сложно сказать — 5,2%; нет ответа — 0,8%.
Важно отметить, что тенденцию снижения поддержки политики президента, которую мы наблюдаем с 2013 года, к настоящему времени уже можно назвать устойчивым трендом. Еще раз сравним данные национальных опросов, которые иллюстрируют доверие к президентским законопроектам и лично к Лукашенко.
Уровень доверия к президенту: 2013 год — 46%, 2015 года — 34% (47%), 2017 год — 31,9%. Тут важно также отметить рост негативного отношения к президенту (53,6%), то есть отрицательное отношение значительно превышает уровень доверия. Кроме того, по сравнению с 2013 годом, когда отрицательный рейтинг президента был на уровне 10% (9,7%), в 2017 году противников политики Лукашенко было большинство. Другими словами, мы фиксируем принципиальные изменения общественных настроений в стране.Справедливости ради стоит добавить, что данные изменения настроений пока не конвертируются в политические изменения в силу особенности политической среды в Беларуси. В краткосрочной перспективе данная конвертация не представляется возможной.
Возможно, правы те аналитики, которые утверждают, что за последние 20 лет Александр Лукашенко сильно изменился. Было бы странно, если бы было иначе. Однако данные изменения интереснее, наверное, библиографам, но не с точки зрения коммуникации. Если говорить о коммуникации «низ-верх», то здесь изменения произошли, пожалуй, в подходе: если раньше был принцип «я не прислушиваюсь к гражданскому обществу потому, что я слушаю большинство, которое меня поддерживает»; то сейчас ситуация приблизительно такая — «я не прислушиваюсь к гражданскому обществу потому, что ничего нового вы мне не скажите».
В результате памятная табличка к столетию БНР, средства на которую через краудфандинг были собраны моментально, ждет разрешения уже третий месяц. А ситуация противостояния в Куропатах спустя год после победы гражданских активистов, вернулась на новый круг.
Парадоксально, но в этой ситуации проигрывают две стороны. Та, которую не слышат, и та, которая не желает слушать и увеличивает свои потенциальные издержки на транзит власти. Рано или поздно, к этому вопросу всё равно ведь придется вернуться.