С 1949 года, с момента, когда коммунисты Мао Цзэдуна победили в гражданской войне в Китае, вплоть до падения Берлинской стены 40 лет спустя историческое значение Карла Маркса было непревзойденным. Почти четверо из каждых десяти людей на земле жили под началом правительств, утверждавших, что они марксисты, в то время как во многих других странах марксизм был доминирующей идеологией левых, а политика права часто основывалась на установках противостояния марксизму.


Однако после падения коммунизма в Советском Союзе и его сателлитах влияние Маркса резко снизилось. К 200-летию со дня рождения Маркса (5 мая 1818 года) вполне можно заключить, что его предсказания были сфальсифицированы, его теории дискредитированы, а его идеи устарели. Так почему мы должны беспокоиться о его интеллектуальном наследии в ХХI веке?

Репутация Маркса серьезно пострадала от зверств, совершенных режимами, которые именовали себя марксистскими, хотя нет никаких доказательств того, что сам Маркс поддержал бы такие преступления. Но коммунизм рухнул во многом потому, что, как это было в странах советского блока и Китае под руководством Мао, он не смог обеспечить людям уровень жизни, который мог бы конкурировать с уровнем жизни граждан большинства капиталистических стран.

Эти неудачи не отражают изъянов марксистского описания коммунизма, поскольку Маркс никогда не описывал его: он не проявлял ни малейшего интереса к детализации того, как могло бы функционировать коммунистическое общество. Однако провалы коммунизма указывают на более глубокую ошибку Маркса — его ложное представление о человеческой природе.

По мнению Маркса, не существует такой вещи, как врожденная или биологическая человеческая природа. Сущность человека заключается в том, как он писал в своих «Тезисах о Фейербахе», что она является «ансамблем социальных отношений». Из этого следует, что если вы измените социальные отношения, например, экономическую основу общества — отменив отношения между капиталистами и рабочими — то люди в новом обществе будут сильно отличаться от тех, которые жили при капитализме.

Маркс пришел к такому убеждению вовсе не посредством детального исследования человеческой природы в разных экономических системах. Это было скорее адаптация воззрений Гегеля на историю. Согласно Гегелю, целью истории является освобождение человеческого духа, которое произойдет, когда мы все поймем, что являемся частью всеобщего человеческого разума. Маркс превратил этот «идеалистический» ход в «материалистический», при котором движущей силой истории является удовлетворение наших материальных потребностей, а освобождение достигается посредством классовой борьбы. Рабочий класс станет инструментом всеобщего освобождения, ибо содержит в себе отрицание частной собственности и, следовательно, возвещает коллективную собственность на средства производства.

Как только рабочие станут собственниками средств производства, полагал Маркс, «источники кооперативного богатства» будут течь куда более изобильно, нежели те, что принадлежат частному капиталу, — настолько изобильно, что распределение благ по сути дела перестанет быть проблемой. Вот почему он не видел необходимости подробно разбираться в том, как будут распределяться доходы или товары. Фактически, когда Маркс вычитывал проект платформы для слияния двух немецких социалистических партий, он характеризовал такие фразы, как «справедливое распределение» и «равное право» как «устаревший словесный мусор». Они принадлежали, по его мнению, к эпохе дефицита, которую завершит революция.

Пример Советского Союза доказал, что отмена частной собственности на средства производства не меняет человеческую природу. Большинство людей вместо того, чтобы посвятить себя общему благу, продолжают жаждать власти, привилегий и роскоши для себя и близких им людей. По иронии судьбы, самая яркая демонстрация того, что источники частного богатства плодоносят более обильно, чем источники коллективного богатства, можно увидеть в истории одной крупной страны, которая все еще заявляет о своей приверженности марксизму.

При Мао большинство китайцев жили в нищете. Экономика Китая начала быстро расти только после 1978 года, когда преемник Мао Дэн Сяопин (который провозгласил: «Не имеет значения, является кошка черной или белой до тех пор, пока она ловит мышей») разрешил создавать частные предприятия. Реформы Дэна в конечном счете позволили 800 миллионам человек вырваться из крайней нищеты, но также создали общество с большим неравенством в доходах, чем в любой европейской стране (и намного больше, чем в Соединенных Штатах). Хотя Китай все еще заявляет, что он строит «социализм с китайской спецификой», нелегко понять, что в китайской экономике является социалистическим — не говоря уже о марксизме.

Если Китай больше не подвержен влиянию мысли Маркса, мы можем заключить, что в политике, как и в экономике, он действительно не имеет значения. Тем не менее его интеллектуальное влияние остается. Его материалистическая теория истории в ослабленной форме стала частью нашего понимания сил, определяющих направление развития человеческого общества. Нет необходимости верить, что, как Маркс однажды небрежно выразился, ручная мельница дает нам общество с феодалами, а паровая мельница — обществом с промышленными капиталистами. В других своих работах Маркс предложил более сложную теорию, предполагающей взаимодействие между всеми социальными силами.

Важнейший вывод из взглядов Маркса на историю отрицателен: эволюция идей, религий и политических институтов не зависит от средств производства, которые мы используем для удовлетворения наших потребностей, и от экономических структур, которые мы организуем вокруг этих средств, а также финансовых интересов, которые они продуцируют. Если это кажется слишком очевидным, то это потому, что мы усвоили этот вывод. В этом смысле мы все марксисты.

Источник:Project-syndicate

Перевод:Наше мнение