На апрельской пресс-конференции Александр Лукашенко в основном говорил о СМИ. Это подтверждает уровень внимания, которое власть уделяет построению медийной вертикали. Некоторые тезисы президента были ожидаемыми (например, о развитии белорусского ТВ), в то время как другие — более оригинальными (в частности, требование медийности госслужащих). Что президент рассказал медийной вертикали и как заставить чиновников заговорить со СМИ?
Чужакам тут не место
Традиционно на встречи Александра Лукашенко с прессой приглашали и представителей независимых медиа — например, даже в 2012 году, когда о беларусизации и либерализации и речи не было, а за решеткой оставались политзаключенные. Так почему же теперь, когда градус общественного напряжения куда ниже, президент встретился только с журналистами из госСМИ? Ведь этот факт очевидным образом позволил злопыхателям потроллить президента, который призывает чиновников общаться со СМИ, но сам же и не позвал многих из медиа на этот разговор.
Дело явно не в том, что Александр Лукашенко боится острых вопросов — напротив, как показывают его многочисленные интервью, он умело парирует и забалтывает журналистские шпильки (достаточно вспомнить образцовый мем про «чай с малиновым вареньем»). Пожалуй, единственный пример обратного — пресс-конференция 2012 года, когда журналистка «Нашей Нивы» Оксана Рудович выглядела в словестной пикировке сильнее: избегая ответа на вопрос про освобождение политзаключенных, президент сказал «у нас же диалог с вами», на что журналистка ответила «У нас не диалог. Я задаю вопрос — вы отвечаете». К слову, с тех пор все пресс-конференции Александра Лукашенко сразу называются диалогами, и апрельская «Открытая студия» не стала исключением: президент начал ее словами «не на пресс-конференцию пришел, а у нас здесь состоится честный и откровенный разговор».
И разговор сугубо с государственными СМИ можно рассматривать как расширенную планерку по созданию медийной вертикали. В таком случае логично, что туда не звали ту же «Нашу Ниву» или «Радио Свобода» — ведь в медийную вертикаль они не входят. С государственными же СМИ важно поговорить, чтобы разъяснить контуры планируемых изменений, обозначить цели, наконец получить обратную связь и челобитные — телекомпании «Мир» нужен медиацентр, а ОНТ каждый дополнительный % собственного контента будет стоить USD130 тыс. в год. Такое обсуждение внутренней кухни сложно назвать классической пресс-конференцией, но как планерка мероприятие, кажется, прошло успешно.
Ядерное оружие информационной войны
Если не считать лирических отступлений про любимые фотографии или откровения, что частная собственность эффективнее колхозной, то вся встреча была посвящена разъяснению принципов работы медийной вертикали. Это позволяет свести воедино все предыдущие высказывания и другие информационные поводы. Как и почему власть строит медийную вертикаль?
Во-первых, самой серьезной внешней угрозой современности, угрожающей суверенитету Беларуси, власть видит информационные войны. Соответственно, медийной вертикали придается крайне высокое значение — как главному оружию на этой войне. Издержкой такого подхода является сугубо инструментальный подход, при котором медиа воспринимаются как ракеты, а журналисты — как солдаты. Вот как это описывает президент: «Именно информационные войны стали отличительной чертой XXI столетия. Средства массовой информации превратили в оружие… мощнее, чем ядерное… На передний план выходите вы — журналисты. Ваша задача формировать конструктивное общественное мнение… Если мы не овладеем умами и душами белорусов, мы суверенную и независимую страну в таком классическом виде никогда не построим».
Во-вторых, как и положено с ядерным оружием, власть стремится работать с ним очень аккуратно, без резких движений — потому что и сама его побаивается. Так что медийную систему ждет не слом, но перестройка в вертикаль: «Революции очень дороги, затратны и с тяжелыми последствиями… Нам они уже не нужны. Надо эволюционировать», ведь иначе «средства массовой информации одним ударом могут подмять так, что становится страшно».
В-третьих, основным источником угрозы в информационной войне власть осознает российское телевидение, а это значит, что медийная вертикаль должна сосредоточиться на его замещении. Причем речь идет не только об отдельных программах, но в целом о платформах; не только об общественно-политическом вещании, но и о развлекательном контенте. Как характерно выразился Александр Лукашенко, «очень прошу вас и жесточайшим образом требую: сделайте телевидение лучше… Я хочу смотреть только свои каналы. Я слишком националистичен в этом плане». И «националистичен» настолько, что «платформы эти должны быть белорусскими. Это не значит, что мы плохо относимся к Эрнсту… Но это должно быть наше».
Телевизионный акцент: деньги и медиаменеджмент
Все эти инициативы очевидным образом недешевы. Например, Александр Лукашенко замахнулся на то, чтобы белорусские телеканалы сами снимали хорошие телесериалы и ставили их в эфир вместо российских «не очень хорошего качества». Откровенно говоря, соперничать придется не с Netflix’ом, но даже проходные сериалы НТВ про силовиков стоят серьезных для Беларуси денег. Как показали ответы Александра Лукашенко на реплики медийщиков про USD130 тыс. в год за каждый % белорусского контента и про необходимый медиацентр, государственные СМИ в принципе получат дополнительное финансирование, но не много и не сразу — без излишних щедрот, чтобы голова не пошла кругом.
Похоже, идея Александра Лукашенко про телесериалы — это не экспромт. По информации из вовлеченных в процесс источников, Министерство культуры и «Беларусьфильм» теперь планируют снимать не единичные дорогостоящие проекты, но много недорогих, и уже даже проводят на высоком уровне переговоры с потенциальными авторами такого визуального импортозамещения.
Во всем этом есть рациональное зерно. Сегодня белорусские телеканалы производят контент с точки зрения организации работы довольно консервативно, а это значит — «по-богатому». «Белсат», российский «Дождь» или даже отдел видео на «Радио Свобода» работают с куда меньшими затратами. Конечно, разную стоимость контента легко обосновать спецификой платформы, мол БТ делает настоящее эфирное телевидение, а у других так — игрушки в интернете. И вообще информационная война все спишет. Но зачастую это просто вопрос эффективности медиаменеджмента.
Александр Лукашенко в принципе затронул вопрос подготовки кадров для медиа. Однако проблемы белорусской системы высшего образования глобальны, и журфак здесь не исключение, а типичный представитель: космическая оторванность преподавателей от практики, устаревшие программы, нарушенная связь с реальным рынком труда, как итог — мягко говоря не самая высокая квалификация выпускников. Перестройка системы журналистского образования уже началась: снят с должности бессменный (с 2005 года) декан Института журналистики БГУ, а сам журфак ждет переформатирование.
Неразговорчивые госслужащие
Интересным акцентом президентского выступления стали призывы к чиновникам включаться в работу медийной вертикали — «будь добр разговаривать с журналистами, как бы ни было трудно и сложно», а если «чиновник не разговаривает с журналистами и не предоставляет информацию… вносите предложение о его замене немедленно». Глава Администрации президента Наталья Кочанова подтвердила, что это тоже не экспромт: «поручение такое было дано, и не просто министрам, а премьер-министру, о том, что они обязаны комментировать и выступать на телевидении, в газетах — и мы сейчас это жестко отслеживаем».
Проблема на самом деле существует: как рассказывают коллеги с опытом работы в госСМИ, им получить оперативный и внятный комментарий чиновника чаще всего ничуть не легче, чем независимым медиа. И решать эту проблему необходимо как для эффективной работы медийной вертикали, так и для повышения доверия людей к власти в целом: госслужащие должны идти на контакт и разъяснять происходящее, слышать проблемы людей в том числе через СМИ. Однако факт в том, что нынешнее молчаливое состояние вертикали власти — целиком результат действий самого архитектора белорусской модели.
С формальной точки зрения существует ст. 22-1 Закона «О государственной службе в Республике Беларусь», которая связывает чиновникам языки: публиковаться и выступать публично можно только по поручению руководителя госоргана и с его одобрения. Сам руководитель таким ограничением не связан (и в первую очередь именно от руководителей ждет медийной активности президент), однако здесь вступают в силу неформальные резоны. Выступления госслужащих тщательно мониторятся, за отступление от «линии партии» можно получить по шапке. Однако с учетом переменчивости позиции первого лица чиновникам не всегда понятно, чему именно надо быть лояльными (вспомним публичный конфликт Румаса и Шуневича). В результате многие на госслужбе просто боятся сказать что-то не так, а тем более иметь собственное мнение, а потому отгораживаются от прессы стеной молчания.
Родовая травма государственных медиа
Однако главная беда для власти — эффективность и высокое качество медиа вообще плохо совместимы с их положением обслуживающих интересы власти структур. Президент «призвал СМИ не отступать от моральных принципов, действовать искренне и честно» — бесполезно говорить это тому, кому вчера приказывал снять «Белый Легион черных душ» и от кого ожидаешь, что завтра он по приказу сделает то же самое.
Как признал и сам Александр Лукашенко, журналисты государственных СМИ работают неэффективно, «потому что вы срослись с этими отдельными министрами и руководителями». Но может ли быть иначе в медийной вертикали?