За транспарентную Беларусь!

Итак, выборы продемонстрировали нам, что вполне франкенштейновская машинерия власти, изображающая нам живой и игривый румянец с ямочками на щеках, в который уже раз спрашивает сама себя и сама же себе отвечает: «Да здравствует власть отныне и навсегда», — власть такая, какая она была, есть и будет, т. е. власть призраков социализма. Это и есть официальная формула синеокой прозрачности по-белорусски: «Власть — это народ, народ — это большинство, большинство — это общество, общество — это Беларусь».

Но есть и другая Беларусь, транспарентно-прозрачная, а не призрачная, и эта Беларусь уже столь очевидно находится на поверхности или, как минимум, принимает очертания прямо на наших глазах, поднимается, словно Китеж, из глубины наших мутных общественных вод. Многие просто не замечают её, а те, кто начинает замечать её, жить ею, часто думают о ней как о невидимой, недосягаемой для других Беларуси. Итак, за Беларусь!

Люди власти делают вид, что являются народом и властью, в то время как реально существующий народ посвящает свою жизнь скорее выбору фарша, чем выборам президента. Так что каждому своё: кому фарш, а кому — президент. «Власть» в РБ даже близко не равно «народ», впрочем, как и «народ», к сожалению, пока ещё не равно «общество». Истоки этого положения дел надо искать в следовании советской тоталитарной традиции случайной элитой, у которой, как это теперь уже доказала пятнадцатилетняя история независимости, нет сил по-настоящему социально, культурно и политически сформулировать или, если хотите, «вообразить», «придумать» себя и то общество, которым она пытается править (или, точнее, удерживать в повиновении) довольно-таки безрезультатно.

Потомки крепостных Северо-Западного края Российской империи использовали идеи свергнутых ими господ, добавив к этому перверсивную игру в «господина и раба». Таким образом, новое, якобы социалистическое общество превратилось уже не в «страну рабов, страну господ» по Лермонтову, а просто в страну рабов-господ. Суть общественного договора проста: любой раб может стать, или может надеяться стать, господином, а любой господин рискует стать рабом. Важно также и то, что право играть в эту игру предоставляется исключительно рабам. Этот общественный договор, или, точнее, сговор, не более чем миф: почти никогда «господин», даже удостоенный публичной порки и низвержения с административных и хозяйственных высот не становится рабом, а в господа рабы попадают по очень ограниченной госразнарядке, всегда оставаясь лимитчиками и в какой-то степени рабами. Это также известно всем, но недостойная, аморальная и бесчестная вера в противоестественное и античеловеческие чудеса успела соблазнить многих.

Вторым важным для понимания ситуации фактором является имеющееся наряду с номинальным признанием возможности вертикальной социальной мобильности гораздо более устойчивое мнение, что жить хорошо могут только сливки общества, т. к. в самом народе, отторгнутом традиционно от власти и контроля над социальными ресурсами, сильно убеждение, что общество и государство слишком бедно, чтобы бросить всем более жирную кость. Это совершенно ошибочное мнение всячески поддерживается и насаждается власть имущими, и, в особенности, сделавшими успешную карьеру из самых низов общества. Кстати, демократы первой постсоветской волны так и не потрудились объяснить народу, что он живёт уже в далеко не бедном обществе.

Следующее убеждение огромной массы людей, что политикой, общественной жизнью, хозяйственным управлением по определению могут заниматься только люди бессовестные и проходимцы, также нанесло свой вред. За прошедшее столетие подобного рода общественное устройство продемонстрировало свою катастрофическую неустойчивость, свою бедственность. И никакими «мировыми миссиями», «великими победами» и т. п. не могут быть оправданы эти грандиозные «имплозии социальных тел», эти неслыханные жертвы, эти толпы одичалых от нечеловеческого прессинга правительств и партий граждан.

Что касается белорусского народа, белорусской нации и белорусского государства. Это народ, нация и государство, которым только ещё предстоит родиться, и они рождаются, — пусть будут в этом уверены и неоднократно битая оппозиция, и власть, которая столь неосмотрительно бьёт. 15 лет назад мы неожиданно и, как многим показалось, случайно получили независимость. Мы стали пародировать устройство метрополии, от которой нам каким-то невероятным чудом удалось оторваться, и это естественно — представьте себе, что руку вдруг отрезали от тела и сказали: дано «независимость». Первая реакция руки, т. е. провинциальных белорусско-советских функционеров, — это стремление к восстановлению фантазматического телесного единства. По прошествии некоторого времени рука, решительно сопротивляющаяся осознанию отсутствия тела, начинает жить самостоятельной жизнью, переходя к следующему, ещё более безнадежному фантазму — рука это тело, т. е. РБ — это СССР.

Образ руки выбран сознательно, т. к. белорусской правящей ментальности не хватило, чтобы понять, что Беларусь — это не рука, которая не может существовать без тела СССР, что независимость — не случайна, хотя и была «дана», и что с этой данностью уже дано другое будущее, будущее, которого не избежать, будущее, авторами которого по большому счёту они уже никогда не будут, так как именно им этого уже не дано. Возможно, кому-то, в том числе и у власти, и в оппозиции, кажется, что они оседлали или упустили время, но надо знать, что время никогда не упускает нас. Понятно заигрывание правящей элиты с некоей идеей обратного присоединения и, одновременно, неприсоединения, потому что она — только рука, хотя иногда и претендует на роль тела.

Новые московские правители так не считают. Да и что за Государство Беларусь пытается то ли объединиться, то ли разъединиться, то ли не присоединиться? По сути, мы представляем даже по сравнению с СССР регрессировавшее в однолинейно-вертикальное силовое полуфеодальное общество, всё насквозь пронизанное вассалитетом и леностью. В международной сфере — это также пока что несостоявшееся общество: действительно вопиющим фактом является то, что белорусы, возможно, будут получать газ по цене выше, чем немцы. Вопиющим в абсолютно противоположном официальному смысле.

Что касается внутренних дел, то всеобщий контроль — это тоже иллюзия. На сегодня, например, отсутствие явно выраженных акций протеста является гораздо более грозным признаком, чем их наличие, — мы имеем всё ту же толпу, стоящую на Площади, только теперь это сплочённые команды диггеров, роющие подземные и виртуальные тоннели, в которые начинает проваливаться официоз, а локальные проявленные акции — это буйки-маяки, всплывающие на поверхность, чтобы обозначить фарватер. Безусловно, Беларусь готова снова выйти на улицу и выйдет, как она делала это не раз. Власти и СМИ сами шаг за шагом создают для этого почву, разрушая миф о незыблемости этого «так было — и так будет». Если в момент уверенности в абсолютной незыблемости устоев на улицу вышло до 50000 человек даже не демонстрантов, а, я бы сказал, демонстраторов, демонстрирующих своё гражданское неповиновение, то сколько выйдет, когда власть пошатнётся у всех на глазах?

Впрочем, если дело так пойдёт, как в последние дни, то власть, судя по всему, сама выйдет на улицу и по миру пойдёт. Такие поводы, как газ, поездки в страны третьего мира, интервью перед провинциальными же российскими журналистами, вокруг которых пока что строятся тактики и стратегии — не главное, выборы президента тоже уже не имеют значения. Главное в том, что люди всё больше осознают, что нам необходимо демонтировать саму нашу советскость в принципе, в том числе и внутри себя, в народе, так сказать, т. к. тот социальный коллапс, к которому мы столь близко придвинулись, может наступить и наступит, если мы не станем, наконец, сами авторами нашей социальной истории.

Возьмём, к примеру, бурно обсуждаемый референдум по поводу присоединения к России: наша общественная жизнь так ничтожна, что мы в случае его проведения даже не сможем противостоять поглощению нас со стороны России. Как мы объясним низкий процент за, когда мы показали, что можем дать тысячу и один процент. На этом, только одном примере ясно видно, что белорусско-постсоветская политсистема приблизилась к точке невозвращения и мы в скором времени будем наблюдать её распад в плотных слоях международной и внутриполитической атмосферы. Для тех, кто ищет всяческих знаков и предзнаменований, — вот он, знак, написанный прямо на небесах — «БелКА».

Итак, сильное, самобытное, процветающее и независимое государство Республика Беларусь войдёт или не войдёт в состав Союзного государства, присоединится или не присоединится к неприсоединению? Так какова всё-таки окончательная цель? Думается, её нет, как никогда и не было, т. к. мы пока что страна фантомных болей и органов, — мы всё ещё чувствуем себя «рукой Москвы», частью СССР, в то время как нет и не будет никогда уже никакого тела, к которому можно прижаться, с которым можно срастись вновь и слиться.

С другой, народной, так сказать, стороны — невероятно, но факт, что некоторые люди в столице суверенного, стабильного и принадлежащего народу государства 19 марта подпирали двери чуть ли не рогатиной, а некоторые выключали свет и уезжали на деревню за сто километров, вняв заявлению председателя КГБ, в то время как некоторые посылали им смс в духе «запирайте етажи, скоро будут грабежи», так же как невероятно, но факт, что некоторые, идя на участок голосовать за Милинкевича или Козулина, приходили на участок и отдавали свой голос за действующего президента, по принципу «только бы не было войны». Ну, так кто виноват — и что делать? И что почувствует больной, когда очнётся после пятнадцатилетнего наркоза и обнаружит, что от него осталась одна сплошная ахиллесова пята?

Если говорить серьёзно, то основная проблема сейчас состоит в том, чтобы неизбежно падающий постсоветский социальный конструкт не провалил нас на ещё более низкий уровень, как это случилось в 1994 году. Именно поэтому нам срочно нужна транспарентность, коммуникативная, информационная и действенная прозрачность.