О вечевых традициях периода Полоцкого княжества и в целом Киевской Руси писали много и спорно. Сообщение Лаврентьевской летописи под 1176 г.: «Новгородци бо изначала и Смольняне, и Кыяне, и Полочане, и вся власти, яко на дому (думу) на веча сходятся, на что же старейшии сдумають, на том же пригороди стануть» — порождало разные оценки древнейшего способа политической самоорганизации вышеназванных городов. Но сходились и сходятся во мнении большинство историков — вече (дословно «совет») берёт своё начало из родоплеменных отношений. При постепенной трансформации родовых отношений в феодальные оно то практически исчезает в IX–X вв., то опять возрождается в середине XI в. и, наконец, набирает силу в XII в., вплоть до постепенного исчезновения в XV в.

Историк XIX в. В. Сергиевич, первый исследовавший эту тему, полагал, что вече было исконно присуще славянам времён племенной организации. Однако впоследствии М. Довнар-Запольский, Б. Греков, и в наше время В. Янин и П. Толочко считали вече явлением «городовым» и периоды его оживления связывают с ростом городов.

Действительно, о наличии общего собрания у славян и антов писал в VI в. Прокопий Кессарийский. Некоторые намёки на общественное решение политических проблем можно усмотреть во времена Олега и Святослава. Но всё-таки первое упоминание о реальном вече в Новгороде относится к 1016 г., в Киеве к 1068 г., Полоцке — 1151 г. Следует сразу сказать, что среди ближайших наших соседей аналогичные собрания письменными источниками зафиксированы только в городах на побережье Балтийского моря: Бирке, Рибе, Хедебью, Волин, где они назывались «тинг» (народное собрание). В ранней истории других западных стран, в том числе и Польши, вплоть до утверждения Магдебургского права, этого явления зафиксировано не было.

Любопытно сделать одну ремарку. Первый тинг в шведской Бирке зафиксирован письменно в середине XI в. Интересен повод: конунг свеев Олав, у которого миссионер Ансгарий просит помощи в христианизации жителей города, отвечает: «Но, однако, прежние священники были изгнаны отсюда не королевским повелением, а народным возмущением. Поэтому я не могу осмелиться сделать что-либо для вашей миссии, не спросив наших богов и не узнав воли народа… Согласно их обычаю, решение о любом общественном деле у них находится именно в единодушной воле народа более, чем во власти короля». В этой связи интересно отметить, что аналогичную проблему христианизации Киева и Новгорода князь Владимир в конце Х в. решал совсем иначе. Выбрав со «старцами» и дружиной христианство, он приказал всем потенциальным участникам тинга-веча явиться на берег Днепра к крещению. Отказавшихся креститься новгородцев попросту тысячами резали и топили в Волхове посланные Владимиром Путята и Добрыня. А вот аналогичных событий в Полоцке летописец не отметил. Хотя, если бы они были, наверняка мимо не прошёл бы. И вместе с тем Полоцкая земля в Х, а тем более XI в., без сомнения, была христианской. Достаточно вспомнить построенный около середины XI в. Софийский собор. Не говорит ли это о том, что ранняя политическая структура Полоцка строилась по образцу более похожему на шведский, чем на киевский и новгородский?

Характерная и яркая деталь. Новгородское вече периода своего расцвета в XII в. решало многие вопросы, включая избрание епископа и архиепископа. В Киев, как известно, епископ присылался из Константинополя. Но вот участия в вечевых собраниях иерархи церкви не принимали, правда, благословляли его. В Полоцке же епископ не только был постоянным участником веча, но и скреплял своей печатью «Святой Софии» его решения.

Многие историки, изучая феномен веча, склоняются в конечном счете к его функции проведения узкоклассовых интересов городской верхушки: бояр, крупных землевладельцев, цеховиков и торговцев. Мол, через вече чернь полагала, что она правит, и этим ограничивается участие в государственных делах, а нобилитет, опираясь на выраженную (созданную им самим) якобы волю народа, правит реально. Возможно, во многих случаях так оно и было. Однако крупнейший специалист в этой области академик РАН В. Янин, комментируя летописное сообщение о «новгородских 300 золотых поясах», пришёл к выводу, что это были, скорее всего, представители тех 300 усадеб, которые размещались в городе. Они представляли не только население «концов», но и всех тех, кто проживал на территории усадеб — практически население Новгорода. Именно они на вече избирали себе посадника, помимо князя-рюриковича, присланного из Киева.

В Полоцке посадников не было. Наместники великого князя появились только в 1392 г. с момента вхождения города в состав ВКЛ. До того времени вече сосуществовало параллельно с княжеской властью. И этому есть объяснение. Оно прежде всего в том, что все князья были своими, так бы сказать «домашними». Рогволодовичи-Всеславичи, не зависимо от того, в каких городах Полоцкой земли они сидели, были местными родовыми князьями. Они никогда не претендовали и не занимали «столы» ни в Киеве, ни в Новгороде, ни в Смоленске либо Чернигове (Всеслав Полоцкий по собственной воле отказался от киевского трона). Напротив, попытка посадить киевского князя в Полоцке (как, например, в 1069 г. Мстислава Изяславича вместо бежавшего Всеслава) закончилась для киевского ставленника трагически. Возможно, такое «домашнее» отношение к собственным князьям и позволяло полочанам, как и дручанам, в середине XII в. очень вольно решать их судьбу — выгоняя и приглашая то одного, то другого.

Безусловно, что к этому времени в Полоцке среди горожан сложились, точнее выделились, общественно-социальные группы. Под термином «люди» можно видеть всех в принципе горожан (или представителей от усадеб, топографические размеры которых сопоставимы с новгородскими). А вот под термином «мужи», как и позже в XIII–XIV вв., скорее всего, выступал избранный «людьми» высший орган городского самоуправления, легитимность которого подтверждалась и поддерживалась епископом от имени Святой Софии.

В отличие от новгородской, фактически республиканской формы правления (существует давно устоявшийся термин «Новгородская вечевая республика»), и киевской монархии (где вече, или его подобие, появлялось только в моменты бунтов), в Полоцкой земле скорее можно говорить о существовании ограниченной монархии. Право полоцких князей на земли, от призванного в X в. Рогволода ко времени Изяслава и Брячислава (XI в.), постепенно стало «родовым». Но оно не позволяло им свободно распоряжаться этой самой дорогой недвижимостью по своему усмотрению. Наследники Всеслава Полоцкого вступали в кровавые стычки за отцовское наследие, но окончательно решали, кто из них будет сидеть в Полоцке, Минске или Друцке, горожане, т. е. вече или его представители в лице избранных «мужей».

Закат относительного народовластия начался в XIII в., когда угасла полоцкая княжеская династия. Оказавшись беззащитным перед угрозой внешней агрессии, полочане пошли на союз с Великим княжеством Литовским и приглашение к себе литовских князей. До конца XIV в. взаимоотношения между горожанами, чьи интересы представляли боярские роды, строились на принципе: «старины не рушим, новины не вводим». Это было относительно спокойное время, позволявшее активно развивать ремесла и особенно торговлю. Но с появлением в городе наместников великого князя, стремившихся подчинить себе практически все сферы городской жизни от административного управления до суда и налогов, начался период долгого и жёсткого противостояния. Оно затянулось на целый век и отмечено многочисленными выступлениями и жалобами горожан великому князю и королю на самоуправство наместников. Одним из главных аргументов в свою пользу горожане приводили тот, что ранее ничего подобного (как-то: дополнительные налоги, поборы и повинности) «испокон веку» не было. Закончилось противостояние всё-таки в пользу полочан. В 1498 г. город получил грамоту (привилей) на самоуправление по Магдебургскому праву. Как ранее, так и позднее, подобные грамоты получили многие белорусские города. Очевидно, это имел в виду академик Б. Греков, когда в фундаментальном труде «Киевская Русь» писал, что вечевой строй дольше всего сохранился в западных и северо-западных областях. К сожалению, близкий по устройству общественного строя Новгород в 1471 г. (кстати, на 1/3 заселенный кривичами) был захвачен и разорён Иваном III при поддержке татар, после на протяжении полутора десятков лет вырезан, ограблен и расселён. Здесь, в отличие от Полоцка, вечевые традиции угасли навсегда.

Таким образом, мы смело можем утверждать, что традиции народовластия на белорусских землях не просто сохранялись дольше, чем на сопредельных территориях, но были характерной, даже неотъемлемой частью политической системы. Можно, конечно, и дальше спорить, была ли это власть народа во всём его представительстве, или только нобилитетной верхушки, или делегированных народом «доверенных лиц». Но факт существования явления как такового, и его традиции, которые можно проследить вплоть до сеймов ВКЛ и Речи Посполитой, а также в выборности Великого князя и короля, ярко свидетельствуют в пользу «веча» во всех его проявлениях, как одной из традиционных политических составляющих белорусского общества.