Законопроект, внесенный в Палату представителей, касающийся замеров общественного мнения, уже породил несколько выступлений социологов и потребителей их информации. Преобладает мнение, что эта законодательная инициатива создаст серьезные препятствия для получения и обнародования информации об электоральной ситуации в стране. Между тем руководитель социологической лаборатории НОВАК (Новая социология), доктор социологических наук Андрей Вардомацкий считает, что эффекты от этого постановления будут другими. Вашему вниманию — беседа с ним.

Андрей Вардомацкий: Это предполагаемое постановление удивительно по своей неэффективности и бессмысленности. Предполагаемые им меры не вызовут ожидаемого эффекта. Эффекты и последствия будут совсем другими.

Поскольку сам я электоральными исследованиями не занимаюсь и провожу преимущественно маркетинговые и медийные исследования, то данный предполагаемый закон меня лично практически не затрагивает. Я рассуждаю здесь не столько как заинтересованное лицо, сколько как наблюдатель. За державу обидно.

Современные технологии социологических исследований таковы, что их можно проводить на расстоянии — из любой точки земного шара в любой другой его точке. Что я имею в виду? Социологические исследования в Беларуси в принципе можно проводить, например, из Австралии, сформировав репрезентативную выборку для корректного телефонного опроса. При правильном построении выборки — а исходные данные для этого достать несложно даже в Австралии (телефонные справочники и т. д.) — можно осуществлять телефонные опросы населения, и никакой контроль не сможет этому воспрепятствовать. Данные об общественных настроениях, электоральных предпочтениях и пр. можно получать, минуя разрешительные инстанции. Таким образом, контроль, прописанный на уровне законодательства, оказывается функционально бессмысленным.

Валерия Костюгова: Однако законодательная инициатива, о которой мы говорим, предполагает двойной контроль: с одной стороны — над исследователями и исследованиями, с другой — над публикацией их результатов. Если социологические опросы проводятся в обход диктуемых государством правил, то публиковать их результаты в зарегистрированных на территории Беларуси СМИ нельзя.

А.В.:То, что я сказал по поводу самих опросов, в равной степени применимо и к СМИ. Как процедуры проведения социологических опросов, так и возможности публикаций и обнародования их результатов, опираются на современные средства массовой коммуникации. Всю социологическую информацию можно размещать не в белорусских масс-медиа, не на белорусских порталах — и тем не менее она станет известной. И ЛПРы (лица, принимающие решения), и общественность в более широком смысле эту информацию будут знать. Следует заметить, что круг потребителей социологической информации более или менее совпадает с кругом потребителей Интернета. Если человек дорос до представления о значимости социологической информации, то он прилагает определенные усилия для ее поиска и, следовательно, является интернет-юзером. Таким образом, постановление бессмысленно как с точки зрения создания препятствий для проведения социологических исследований, так и с точки зрения доведения их результатов до потенциального потребителя продукции подобного типа.

Здесь также важно то обстоятельство, что телефонный опрос предполагает небольшое количество вопросов — для того, чтобы он был методически корректен. А для проведения электоральных, рейтинговых замеров как раз и требуется мало вопросов. Здесь не нужны объемные опросники, какие используются для проведения face-to-face интервью. Я, кажется, залез в методические дебри…

В.К.: Нет, все в порядке. Но вы в самом деле считаете, что единственной мишенью законопроекта являются электоральные исследования? Ведь насколько можно судить, именно рейтинговая, электоральная картина — о каких бы исследованиях ни велась речь — не производит впечатления никакой угрозы и в целом лишь воспроизводит официально пропагандируемый расклад политических сил.

А.В.: Любое политологическое описание расклада сил, в общем-то, субъективно, я же говорю об общественном мнении как объективной реальности. Политолог — как бы он ни был профессионален, насколько бы ни было блестящим его знание ситуации — все же высказывает свою субъективную точку зрения, в то время как агрегированные в виде цифр мнения — это аргумент другой весовой категории. Много раз было показано существенное расхождение между цифрами Центризбиркома и данными социологических служб. Но мы, кажется, отвлекаемся.

В.К.:Но, быть может, вы ошибаетесь. Быть может, постановление направлено не столько на электоральные исследования, сколько на замеры как таковые; быть может, целью его является защита интересов «профсоюза» социологов — они тоже хотят проводить маркетинговые и медийные исследования, стричь капусту, не сталкиваясь при этом с конкуренцией. Да и вообще я считаю, что очень многие мнимые или реальные политические угрозы используются как предлог для защиты своих далеко не державных интересов. Вы говорите о современных технологиях, а эти люди просто выдавят вас из социологической делянки — и будут сами замерять как умеют. Вот и вся технология.

А.В.: Вы правы, действительно существуют такое явление, как административный передел рынка. Мы знаем примеры этого, наиболее ярким из них является ситуация с медийными исследованиями: существует негласное распоряжение, запрещающее государственным СМИ, в первую очередь телеканалам, пользоваться результатами исследований негосударственных социологических служб.

В.К.:Хорошо, что мы затронули проблему экономической составляющей данного постановления, — это второй вопрос, который мне хотелось обсудить.

А.В.: Второй по очередности, но первый по значимости. Вообразите себе инвестора — то ли из дальнего, то ли из ближнего зарубежья, то ли даже внутреннего — который всегда, перед тем как прийти на рынок или предложить новый вид товара, проводит маркетинговое исследование. И вот он узнает, что социология в этом государстве контролируется. Каковы будут его реакции? Если контроль осуществляется уже на нулевом цикле бизнес-деятельности, на стадии вхождения на рынок, то чего ожидать в дальнейшем? И тогда потенциальный инвестор поворачивается другой частью организма и старается забыть о существовании этой страны. Существует такое ироническое выражение — «нанести экономический эффект». Трудно точно оценить масштаб этого эффекта в случае принятия этого закона, но это очень большие деньги, это радикальное ухудшение инвестиционного рейтинга страны.

В.К.:Я соглашусь с вами, но не вполне, поскольку Беларусь и так болтается где-то в конце всемирных списков инвестиционно привлекательных стран. Поэтому радикально изменить рейтинг очень сложно — разве что радикально увеличить число стран, причем желательно в «горячих точках» планеты. Но я полагаю, что в нашем случае логика административного выдавливания конкурентов при сужении рынка состоит в том, что не нужно много инвесторов. Пусть их будет мало, пусть их будет совсем мало, но пусть они договариваются лично со мной.

А.В.: Может, это и так, но я говорю с точки зрения общемаркетингового подхода инвестирования в новую страну. О том, как в типовой ситуации инвестор отреагирует на подобное обхождение с социологическими исследованиями.

Еще один момент, который мне хотелось бы отметить, касается мировой практики регламентирования социологических исследований. Все предлагаемые по данному поводу ссылки на мировую практику притянуты за уши: нигде в мире подобной регламентации не существует. Контроль над качеством социологических исследований, их регулирование осуществляется путем саморегуляции. Здесь решающим фактором является репутация внутри профессионального сообщества: если коллеги придут к выводу, что Вардомацкий делает некачественные исследования, то никто не придет к нему с заказами, никто не станет пользоваться его данными — всё случится само собой. Если же его начнут регулировать таким государственным образом, то его профессиональный рейтинг лишь вырастет.

В.К.:Интересный с социологической точки зрения эффект, причем соблюдается почти во всех полях.

А.В.: Да, это характерно и для медиа-исследований. Однажды я получил дополнительные заказы потому, что имелся негласный запрет на пользование данными нашей лаборатории.

Наконец, последнее, о чем я хотел поговорить, это вопрос конфиденциальности. В тех версиях этого законопроекта, которые были доступны для ознакомления, речь шла о том, что будет осуществляться контроль над деятельностью контрольной организации. Один из элементов этого контроля заключался в том, что организация, проводящая опрос, должна предоставлять соответствующим органам документацию контроля респондентов. Это сугубо внутренний документ. Каждая опросная организация после проведения исследований производит выборочную внутреннюю проверку — 10-20% от отпрошенных в зависимости от условий контракта. Люди из этой организации звонят респондентам и выясняют, действительно ли задавались те или иные вопросы, каким образом задавались и т. д. Иными словами, сама организация должна контролировать деятельность своих сотрудников. Но самое важное здесь то, что в этих «проверочных» документах фиксируются данные о респондентах — их Ф.И.О., домашний адрес, телефон. Тем самым нарушается базовая идея проведения социологических исследований, а именно идея конфиденциальности, анонимности.

Даже когда самый суровый заказчик желает проверить некоторые данные, мы никогда не предоставляем ему всю базу данных. Проверка производится по нескольким точкам, выбранным заказчиком наугад.

Следует сделать акцент на том, что если респондент знает, что сведения о нем будут предоставлены контролирующим органам, то, скорее всего, откажется сотрудничать с социологом. Необязательно с независимым социологом — с любым.

Теперь подведем краткий итог. Первое, о чем можно сказать в связи с этим постановлением, это его бессмысленность с позиций разрешения/неразрешения социологических исследований. Всё равно независимые социологические исследования будут проводиться. И электоральная ситуация все равно будет известна — просто ее будут исследовать небелорусские социологи, но им в мире доверяют.

Второе: с экономической точки зрения — это резкий удар по инвестиционному рейтингу страны.

Третье: подрывом основного принципа социологических исследований — принципа конфиденциальности — постановление создает препятствие для проведения социологических исследований как таковых.

И последний, моральный аспект. Я все-таки надеюсь, что у наших парламентариев хватит социального опыта спустить данный законопроект на тормозах (как это было ранее два раза с осуществлением соответствующего постановления). В противном случае я живо представляю себе картинку из будущего: в коридорах белорусских вузов студенты гуманитарных факультетов будут показывать пальцем на неких других студентов со словами: «Смотри — это идет сын (дочь, внук) того, кто проголосовал за этот злополучный антисоциологический закон. Помнишь, о котором написано в учебнике…»