Возвращаясь к собранию, посвященному вопросам развития государственной идеологии в Республике Беларусь, невольно приходишь к выводу, что белорусское государство как-то очень быстро состарилось. Пресса писала, что так стареют клоны живых организмов: как бабочки-подёнки, проживают они всю жизнь за один день — и приказывают всем нам жить долго и по возможности счастливо. Но дряхлеющий белорусский авторитаризм усердно демонстрирует народу свое величие, даже не задумываясь над тем, как это выглядит со стороны.
Выглядит, прямо скажем, не самым аппетитным образом.
Чего все ждали от установочной президентской «лекции» по теории и практике идеологической работы? Прежде всего — основных тезисов вроде: «Как жить дальше будем?» Получили же накачку по принципу: «Идите в народ и расскажите, что за так называемым цивилизованным миром мы все равно не пойдем!» Вместо идеи — того знамени, под которым идти — обсуждали древко — механизм, внедрения идеи в массы. То есть — мельницу, на которой будет перемалываться воздух.
Так совпало, что в день этого приснопамятного совещания я находился в Вильнюсе, где по приглашению Союза Журналистов Литвы в составе делегации Белорусской Ассоциации журналистов изучал, как Литва готовится к вступлению в Европейский Союз. Мне кажется, литовцы благополучно сформулировали для себя национальную идею, причем весьма рационально. Вдумаемся.
В основе идеи лежит естественное для всякого нормального человека желание жить лучше. Для того, чтобы жить лучше, нужно много и тяжело работать.
Для того, чтобы работа была результативной, нужно найти место своей страны в системе всемирного разделения труда. Геополитически это проще всего сделать, вступив в Европейский Союз.
Для того, чтобы вступить в Европейский Союз, следует соответствовать определенным стандартам демократии и экономики. Поскольку меньшее не может диктовать большему, а должник не имеет права диктовать кредитору, следует принять эти стандарты, а не пытаться их изменить.
Все это легко и непринужденно укладывается в лозунг «Литву — в Европу!», что и стало основой национальной идеи Литвы на данном историческом этапе ее развития. И поскольку у нашего ближайшего соседа существует абсолютный консенсус политической, экономической и культурной элиты по трем главным вопросам (они строят суверенное государство на основе рыночной экономики и демократии), нет никаких сомнений в том, что эта идея будет реализована. Вернее, она уже реализована, осталось лишь закрепить это в соответствии с общепринятой процедурой.
Что же предлагается белорусскому народу?
Президент долго рассуждал о том, какие бывают идеологии. Не думаю, чтобы это интересовало белорусский народ. Белорусский народ интересуется одним вопросом: когда, наконец, станет лучше жить? Литовская элита отвечает на подобные загадки с полными выкладками расчетов, из которых видно, как будет дотироваться сельское хозяйство Литвы, что будет с промышленностью, с культурой, с системой образования, с коммунальными платежами, наконец, с визовым режимом. На все эти вопросы есть вполне членораздельные ответы. Белорусов убеждают в преимуществах идеологических схем — либеральной ли, коммунистической ли, консервативной. Не думается, чтобы такими подходами остались бы довольны коммунист Владимир Ленин, либерал Исайя Берлин или же консерватор Жозеф де Местр (называю тех, кого сам читал и за кого ручаюсь). Сравнивая преимущества той или иной идеологии в самый момент выбора, ты демонстрируешь собственное неприятие всех трех идеологий. В тот момент, когда Владимир Красно Солнышко выбирал для Руси религию, он оставался язычником. А вот когда стал христианином, для него вопрос о преимуществах просто не стоял. И, рассуждая подобным образом, Александр Григорьевич тем самым автоматически признал собственную безыдейность. Вольно или же невольно — это нас в данном случае мало интересует.
Зато интересно другое. Обсуждалась не суть идеологии, а средства ее внедрения в умы людей. Здесь вновь стоит присмотреться к литовскому опыту.
Сама идея вхождения всем народом в Европейский Союз практически не обсуждается. Обсуждаются детали. Причем это обсуждение — дело рук не литовского государства, а литовской общественности. Существует, повторюсь, консенсус элит по данной проблеме, и каждая партия пытается убедить собственный электорат. А дело правительства — вести переговоры с Европейским Союзом, готовить Литву и ее экономику к принятию европейских стандартов и так далее. Но пропаганда — ни-ни!
В Литве не вводили должностей заместителя главы Администрации по идеологии. В Литве не утверждали президентским указом глав телеканалов или газет. Известный постулат белорусского телевидения о якобы имевшем место насильственном увольнении главы Общественного Литовского Телевидения в связи с разногласиями по поводу вступления страны в Европейский Союз — традиционная для белорусского телевидения ложь, поскольку Сейм утвердил просьбу о добровольной отставке председателя Совета по телевидению, мирно нашедшего себе другую работу. (Вы покажите мне в Беларуси человека, уволившегося в связи с разногласиями и потом нашедшего себе другую работу в соответствии с опытом и квалификацией). Люди уже сегодня в большинстве своем знают, за что они будут голосовать на референдуме, у них есть определенная сознательная позиция — и это без всякой идейной обработки.
Но вернемся к нашему механизму, к нашему: в смысле — белорусскому, а не к тому, сторонником которого является автор данных размышлений. Механизм основывается на вере его создателей в то, что люди слепы, глухи, немы и лишены кожной чувствительности. То есть, они ничего не видят, ничего не слышат, ничего не говорят и ничего не чувствуют. Ибо лишь этим можно объяснить уверенность белорусских властей в силу слов. Это своего рода абсолютизация вербального пространства — пространства, созданного словом и покоящегося исключительно на словах. Поэтому, кстати, не могу не согласиться с профессором Станиславом Шушкевичем, который в последней своей монографии назвал белорусский режим неокоммунистическим. Необольшевистским — да, конечно, но неокоммунистическим — нет. Ибо изначально коммунизм являлся идеологией, а большевизм — формой реализации данной идеологии в жизнь. В нашем случае мы имеем дело с типично большевистским способом убеждения людей в преимуществе пустоты по отношению к содержанию.
Что предлагается народу?
Возобновление «идеологической вертикали» — то есть, заместителей глав местной администрации, курирующих идеологию.
Возобновление наглядной агитации; выпуск портретов выдающихся сынов и дочерей белорусского народа.
Восстановление добровольно-принудительной системы народного оболванивания (лектории, политинформации и т. д.).
Активизация пропаганды в государственных средствах массовой информации.
Усиление идеологической работы через трудовые коллективы, профсоюзы, молодежные и другие лояльные организации.
Тому подобные вещи, памятные со времен «застоя».
Осталось выяснить главное: в преимуществах ЧЕГО ИМЕННО будет убеждать рядового избирателя вся эта махина? Строя? Но для этого следует, чтобы был какой-то строй — капиталистический, социалистический, но хоть какой-то! Государства? Но тогда какого черта Беларусь хронически навязывается России, а потом, словно девственница в припадке страха первой брачной ночи, выпрыгивает в окно?! Избранной экономической модели? Но ведь наш избиратель все еще не соответствует тому идеалу, который сегодня, как никогда, востребован нашим государством: он все еще не слеп, не глух, не нем, способен ощущать голод и холод. То есть, понимает, что наша экономическая модель называется грубым русским словом «ж…»!
Остается всего лишь одно преимущество, в котором может убеждать создаваемая машина, — это преимущество какой-либо одной личности по сравнению с другой. Но для этого та личность, которую пропагандирует государственный механизм, должна быть привлекательна сама по себе. Вернее, состоятельна как высший государственный менеджер. А вот с этим у нас уже большая, как говорится, напряжёнка.
Во-первых, уже сегодня накопилась колоссальная усталость от внешности, звука голоса и манеры говорить Александра Григорьевича. Водители такси просто отключают радио с криком: «Трепло!» То же начали делать и домохозяйки. Остались сельские пенсионеры, но их численность тает, а, кроме того, рост налога на землю, катастрофический рост цен на газовое отопление привели к реальному падению президентского рейтинга даже в этой среде.
Во-вторых, регулярно выплачиваемая зарплата перестала быть достоинством и превратилась в недостаток власти. Хотя бы потому, что получающий эту зарплату электорат вынужден ежемесячно сравнивать ее с оплатой коммунальных услуг, стоя непосредственно в сберегательных кассах или на почтовых отделениях. Эта процедура уже давно превратилась в полигон для использования нецензурных слов по отношению и к президенту, и к правительству, и к парламенту.
В-третьих, и это гораздо важнее, руководители предприятий оказались в тупике. С одной стороны, от них требуют регулярно выплачивать зарплату. С другой стороны, требуют срочно ликвидировать убыточность предприятий. Одновременная постановка двух противоречащих задач способна довести человека либо до инфаркта, либо до скамьи подсудимых, не более. Но и не менее. В подобной же ситуации через неделю-другую окажутся и руководители органов местной власти, которым придется обеспечивать посевную. Потом — выплачивать заработную плату. Потом — готовиться к уборочной. Когда тут заниматься идеологией?
Все это до боли знакомо. Это напоминает предвыборную кампанию Вячеслава Кебича, весь недостаток которого как правителя заключался как раз в боязни радикальных экономических реформ. В остальном он был вполне демократичен и даже рыночно настроен. Но в результате деятельности построенного не им, но во имя его, пропагандистского механизма, машина, в конце концов, взорвалась, и на обломках лопнувшего парового котла появился Александр Лукашенко.
Не думаю, чтобы на сей раз машина сработала лучше. Это та же модель, поскольку демократических инвестиций с 1994 года у нас не было. А стало быть, нам опять преподнесут голую палку вместо знамени. Главное — чтобы ею не начали бить, народ этого страшно не любит. Может и отдача случиться.