В середине мая исполнилось 22 года с момента проведения референдума-1995, в результате которого исторические символы Беларуси перестали быть государственными. Недавно Либерально-демократическая партия выступила с предложением о придании бело-красно-белому флагу и гербу «Погоня» статуса историко-культурной ценности, хотя у «Погони» подобный статус уже имеется с 2007-го года. Возможно ли некое компромиссное решение по вопросу БЧБ, удовлетворяющее в равной степени сторонников исторической символики и белорусскую власть?
Почему БЧБ стал тем, чем он стал
А ведь как все хорошо начиналось. 25 августа 1991-го года депутаты Верховного совета БССР придали Декларации о суверенитете Белорусской ССР, принятой чуть больше года ранее, статус конституционного закона. За день до этого депутат от БНФ Галина Семдянова внесла в зал заседаний Верховного совета бело-красно-белый флаг и установила его рядом с красно-зеленым флагом БССР.
Новая страна — новые символы государства. Отречемся от старого мира. До основанья, а затем — 19 сентября 1991-го года все тот же Верховный совет, только уже Республики Беларусь, принимает Закон о Государственном гербе и Государственном флаге, придав бело-красно-белому флагу и гербу «Погоня» статус официальных государственных символов РБ.
Нужно отдать должное оппозиционной фракции БНФ, составлявшей лишь 10 процентов от общего числа депутатов в тогдашнем парламенте. Той «могучей кучке», несмотря на довольно серьезное сопротивление предложениям «Фронта» со стороны его парламентских оппонентов, нередко удавалось проводить свои законодательные предложения. На заре эпохи независимости в том Верховном совете они вели себя как партия власти. И если численно ею не являлись, то своими действиями удивительным образом опровергали поговорку «один в поле не воин». Многим сегодняшним оппозиционерам есть чему у них поучиться.
Идеологическую основу молодого белорусского государства можно было выразить в триаде «белорусский язык — БЧБ — герб „Погоня“. Ведь еще в январе 1990-го года Верховный совет тогда еще 11-го созыва принял Закон о языках в БССР, объявив белорусский язык единственным государственным. Русский язык получил статус „языка межнационального общения“. На практике это приняло довольно жесткие формы, связанные с невозможностью отдать ребенка в русскую школу и дальнейший массовый перевод учебных заведений на белорусский язык.
Это был серьезный стратегический просчет национально-ориентированной части (тогда еще) правящей элиты: вторая белорусизация (первая, как мы помним, проводилась в 1920-е годы) проводилась форсировано и без учета интересов русскоговорящего большинства населения страны. По данным ряда источников в то время на русском языке говорили около 86% жителей Беларуси. Получалось, что все эти люди должны были, если не в одночасье, то в течение нескольких лет перейти на белорусский язык. Ничего не имею против белорусского языка — но это было слишком резко. Если бы для постепенного вытеснения русского языка из всех сфер жизни было отведено хотя бы 20 лет, а не 10, как это вытекало из «Государственной программы развития белорусского языка и других национальных языков БССР», весьма вероятно, что обществу хватило бы этого времени для адаптации и безболезненного перехода на белорусский. Быть может, силы, принимавшие подобные решения, были опьянены собственными успехами первых месяцев и лет независимости и, думая, что теперь они будут «рулить» вечно, просто расслабились. А делать им это категорически было нельзя, т. к. именно в то время в экономике и социальной сфере было все, мягко говоря, не очень хорошо. Вместо того, чтобы решать первоочередные проблемы, эти люди занимались решением вопросов, пусть тоже важных, но для основной массы общества казавшихся, как минимум, второстепенными.
Вот не перегни тогда они палку на ниве «продвижения белорусскости», так может и результат первых президентских выборов был бы иным? Тут можно только гадать. Но ясно одно: многие действия тогдашней власти в значительной степени дискредитировали белорусский язык в качестве единственно-государственного, создав в социуме широкую базу поддержки идеи о государственном двуязычии, а именно — равноправии белорусского и русского языков. А БЧБ и «Погоне», возможно, просто не повезло со временем: в те годы они нередко могли восприниматься как символы «насильственной белорусизации», и по трагическому стечению обстоятельств пали жертвой общественного отторжения методов этой самой белорусизации.
Сегодня уже как-то позабылось, но у идеи принятия бело-красно-белого флага в качестве государственного с самого начала было немало противников. В первую очередь, это люди, пережившие войну на территориях, временно оккупированных немецко-фашистскими войсками и еще помнящие достаточно широкое использование БЧБ различными коллаборационистскими формированиями. Можно возразить: многие участники тех организаций в годы Второй мировой войны на самом деле изначально стремились восстановить существование независимого белорусского государства, пусть и при временной поддержке со стороны иностранных партнеров, и использовали для своих благих целей в том числе и историческую символику. Никто не спорит. Равно как никто не спорит и с тем, что многие из этих лиц позже были осуждены за преступления против человечности. Это все наша история, какой бы многогранной она не была.
Также, в начале 1990-х годов против БЧБ выступали многочисленные ветеранские организации, а Республиканский совет Организации ветеранов даже дважды, 19 мая и 20 августа 1993-го года обращался в Верховный совет с предложением отменить закон о государственных символах Республики Беларусь. Собственно тезис, что «под бело-красно-белым флагом во время войны ходили полицаи» был ведущим в агитации за изменение государственной символики на референдуме-1995. И это правда: во время войны «полицаи» действительно часто «ходили» под БЧБ, и не только они.
Тут интересно другое. Весной 1995-го А.Лукашенко, избранный президентом чуть меньше года тому назад, по всей видимости, просто тонко уловил общественные веянья в вопросе государственных языка и символики. В случае одобрения большинством граждан «президентских» предложений о придании русскому языку статуса государственного наравне с белорусским, и восстановлении де-факто флага и герба БССР, хотя и без серпа-молота с призывом пролетариям всех стран к объединению (даже если этот призыв был там написан на двух языках), глава государства убивал сразу нескольких зайцев.
А именно, не только укреплял, но и резко увеличивал число своих сторонников, став благодетелем для тех самых людей, которые теперь могли определить ребенка в русскую школу. Кроме того, умело сыграл на ностальгических чувствах многих людей среднего и старшего возраста по их сытой и спокойной жизни во времена застоя. За первые годы независимости эти люди вдоволь успели изголодаться (порой, в прямом смысле слова) по «стабильности и уверенности в завтрашнем дне» и даже если колбасу «по 2.20» вернуть не удается — то вот им хотя бы символы «той» эпохи. И напоследок — получал безоговорочное уважение и поддержку среди ветеранов.
В этой связи уместно упомянуть известную голодовку в знак протеста против объявления референдума 19 депутатов Верховного совета, главным образом, членов БНФ, начатую ими прямо в зале парламента. В ночь с 11 на 12 апреля они с применением насилия были выдворены из здания. В итоге 13 апреля в ходе повторного голосования ВС принял постановление о проведении референдума по всем четырем вопросам, предложенным президентом и назначил дату — 14 мая, в ходе которого за восстановление «советской» символики высказались 75,1% граждан, а за придание русскому языку равного статуса с белорусским — вообще 83,3%. По итогам референдума, Президент Лукашенко, кроме всего прочего, одержал важную моральную победу над своими политическими оппонентами в лице БНФ.
Но тут имел место очень некрасивый эпизод. 16 мая 1995-го года, Иван Титенков, в то время Управляющий делами Президента, снял бело-красно-белый флаг с крыши «Красного дома». Результаты всенародного волеизъявления тогда еще не были официально объявлены, т. е. БЧБ все еще являлся государственным флагом. Несмотря на это, управделами и иные лица разорвали то полотнище «на сувениры».
В фильме Юрия Хащеватского «Обыкновенный президент» (1996) Юрий Захаренко, на момент проведения референдума занимавший пост министра МВД РБ, вспоминал, что в те дни предлагал главе государства, руководствуясь решением народа о смене госсимволики, чтобы президент сам снял со здания Администрации прежний флаг и поднял новый, «а прежний флаг положить музей».
Сегодняшняя белорусская власть может делать и делает много хороших дел — но эпизод с фактическим надругательством над историческим флагом, выходящий из ряда вон, большинство оппонентов власти забудут еще не скоро. Еще вообще забудут. Безнравственные действия чиновника высокого ранга в отношении национальной символики, отчасти, создали вокруг БЧБ ореол жертвенности и во многом только усилили политизированность вопроса. Произошла политическая фетишизация БЧБ. А после референдума 1996-го года бело-красно-белый флаг, наравне с «Погоней» и употреблением в повседневной жизни белорусского языка, вообще стал на несколько лет индикатором отношения индивидуума к белорусскому режиму. Если человек положительно относился к флагу, еще по инерции называвшемуся в народе «бэнээфовским», то такого человека с очень высокой долей вероятности можно было в те годы назвать оппозиционером.
О «детях независимости» и не только
Сегодня можно долго спорить о возможном несоответствии референдума-95 Конституции РБ, равно как и возрасте и происхождения БЧБ — результат будет примерно одинаковый. 7 июня 1995-го Президент своим указом утвердил красно-зеленый флаг в качестве государственного.
Сторонники БЧБ часто ставят в вину нынешнему государственному флагу, как бы это поделикатнее выразиться, его излишнюю «молодость» по сравнению с национально-историческим. Во многом они правы: красный флаг с зеленой полосой внизу и белым узором со стороны древка появился лишь в 1951-м году, а до этого флагом Белорусской ССР являлось красное полотнище с желтыми символами рабоче-крестьянского единения и буквами «БССР». Среди всех флагов пятнадцати республик СССР (а если считать Карело-финскую ССР — даже шестнадцати) «наш» красно-зеленый был одним из красивейших, если не сказать больше — самым красивым. По красоте с ним могли сравниться, разве что, флаги Латвийской и Эстонской ССР, в дизайне которых присутствовали волны, вероятно, символизировавшие Балтийское море.
Разумеется, у новой «старой» белорусской символики с конца 90-х годов было немало противников. Такое несогласие с новыми символами государства, к сожалению, нередко принимало крайние формы. Например, в марте 1997-го года по ходу движения колонны сторонников оппозиции по главному проспекту Минска некоторые участники мероприятия срывали со столбов государственные флаги, мирно висящие там по случаю Дня Конституции, а затем рвали и топтали их.
Новые вызовы времени требовали соответствующих ответов власти. В 1999-м году в УК РБ появилась статья 370 за надругательство над государственными символами Республики Беларусь, предусматривающая широкий ряд санкций — от штрафа до ограничения свободы на срок до одного года.
В общем-то, все правильно: если живешь в стране, пожалуйста, будь добр — уважай ее государственные символы. Если эти символы не нравятся — добивайся их изменения законными способами. Например, уже второй десяток лет в соответствии со статьей 113 Избирательного кодекса РБ, у граждан нашей страны существует возможность инициировать республиканский референдум по тому или иному вопросу, за исключением лишь нескольких, в числе которых вопрос об изменении госсимволики не числится. Правда, для этого нужно собрать 450 тысяч подписей совершеннолетних граждан и выполнить еще ряд необходимых формальностей. В нынешней ситуации это, по ряду причин, очень сложно, если вообще возможно. Я не могу вспомнить ни одной попытки, не то что зарегистрировать инициативную группу по сбору подписей за проведение референдума об изменении государственной символики, но даже каких-либо действий по организации такой группы.
Можно утверждать, что с 1995-го БЧБ стал как бы вне закона. Действительно, закон «О массовых мероприятиях» запрещает использование флагов, не зарегистрированных в установленном порядке, во время проведения собрания, митинга, уличного шествия, демонстрации либо пикетирования.
Однако на рубеже веков этот флаг, пусть и с некоторыми добавлениями в дизайне, был зарегистрирован в Министерстве юстиции РБ в качестве партийного флага Партии БНФ. На тот момент регистрация БЧБ в качестве партийной символики официально зарегистрированной политической партии (даже если и оппозиционной), хоть как-то помогла этому символу остаться в правовом поле, пусть и с очень узкими рамками применения, но и тем самым, вовсе не способствовала деполитизации вопроса.
Попытки реабилитировать БЧБ и «Погоню» предпринимались практически с момента смены госсимволики в 1995-м как одиночными активистами, так и группами активистами. Это имело некоторые результаты: в 2007-м году герб «Погоня» был включен в государственный список историко-культурных ценностей РБ в статусе «историко-культурной нематериальной ценности I категории», что автоматически помещает его под охрану государства.
А вот с БЧБ процесс не двигался. В 2008-м году Минкульт не поддержал предложение о придании флагу статуса, уже имевшегося у «Погони». И в 2010-м отверг аналогичное предложение. Уполномоченные экспертные комиссии не находили веских научных оснований для признания БЧБ исторической ценностью. В конце 2013-го года ряд активистов даже направили в Министерство культуры 50 фактов, по их мнению, доказывающих историко-культурную ценность бело-красно-белого флага. В октябре 2016-го члены одной молодежной организации передали в Минкульт более десяти тысяч подписей за придание статуса историко-культурной ценности для национального флага. За сбор подписей некоторые из этих граждан получили административные штрафы. А искомого статуса у БЧБ нет до сих пор.
Есть некоторые основания полагать, что решение по этому вопросу стопорится наверху. Быть может, власть просто выжидает удобного момента, как всегда, ведя свою игру, и скоро возможны положительные сдвиги по отношению к БЧБ со стороны власти. Совсем недавно Игорь Бузовский, бывший главный идеолог страны, а ныне глава администрации Центрального района Минска, сказал, что к деятельности идущих снизу культурных инициатив он относится: «Если это используется для продвижения национальных ценностей — то положительно, если политизируется, то отрицательно». Примерно в то же время министр иностранных дел Владимир Макей напомнил, что «надо больше разговаривать на белорусском языке». Хотелось бы верить, что нам просто озвучили то, что кулуарно обсуждается наверху.
Ведь именно в последние несколько лет, с одной стороны, происходит потепление со стороны власти по отношению к национальной символике и белорусскому языку в процессе т. н. «мягкой белорусизации». Собственно, слова Бузовского, Гайдукевича-младшего, Макея полностью находятся в рамках этого тренда. С другой — и в обществе действительно начала происходить некоторая деполитизация «идеологической триады первых лет независимости», это если сравнивать с ситуацией конца 90-х годов. И что еще интереснее — происходит коммерциализация символической составляющей этой триады. Ничего зазорного в этом нет. Если среди т. н. «детей независимости» есть спрос (вдобавок он еще и платежеспособный) на патриотический must have — то почему бы его не монетизировать?
«Горячий лед» и как бы потом не пришлось плакать
До 1991-го года БЧБ становился одним из символов белорусского государства, как минимум, два раза. Первый раз — в марте 1918-го. Второй — в июне 1944-го. Если в 1918-м это была БНР, которую успели признать девять европейских государств, то в 1944-м — квазигосударственное образование, созданное на территории, оккупированной на тот момент немецко-фашистскими войсками.
В 1991-м году был создан исторический прецедент — БЧБ почти четыре года являлся государственным флагом независимого белорусского государства как уже полноправного субъекта международного права. Под этим флагом Беларусь приняла участие в зимней олимпиаде в Лиллехаммере в 1994-м.
Тот прецедент реанимировал в общественном сознании факт существования исторической символики в принципе, т. к. многие люди до этого не знали, что такие символы существуют. Более того, придал сильный импульс для подъема национального самосознания, введя историческую символику в общественный дискурс и оставил ее там надолго — хватит еще на несколько поколений. А возникшее в дальнейшем противоречие между сторонниками различной символики только способствовало принятию белорусским обществом идеи параллельного существования двух флагов одновременно, что примерно можно выразить как «одна страна — два флага».
В октябре 2015-го активисты кампании «Говори правду» передали в Музей современной белоруской государственности бело-красно-белый флаг (они вообще нередко на своих мероприятиях используют два флага — БЧБ и государственный).
Существуют ли сегодня какие-то морально-возможные и, вместе с тем, юридически приемлемые (для власти) варианты одновременного использования обоих флагов? Например, как это было в Российской империи во второй половине XIX века, когда на официальных мероприятиях допускалось одновременно использовать черно-желто-белый флаг (его еще называют «имперским») и бело-сине-красный.
При желании, у нашего государства есть хорошая возможность «амнистировать» БЧБ, создав для него некий особый статус официального флага и позволить ему на официальных мероприятиях уже совершенно законно находится рядом с государственным, как это сейчас делается в отношении флагов тех или иных регионов. Вот только как быть с международными соревнованиями, для которых флаг возможен только один?
Вообще-то, резонный вопрос: насколько проблема символики является сегодня общественно значимой, вернее, сколько существует сторонников у нынешней государственной символики и сколько — у национально-патриотической? К сожалению, самые свежие данные НИСЭПИ, — трехлетней давности.
Как видно, сторонников государственной символики примерно в два раза больше, чем приверженцев исторической, хотя за три года ситуация могла и поменяться. Если принять во внимание усиление общественной роли поколения «детей независимости» и некоторые результаты кампании «мягкой белорусизации», то можно с осторожным оптимизмом предположить некоторое увеличение числа сторонников исторической символики. Хотя бы за счет уменьшения доли не определившихся с ответом.
Если отношение к БЧБ в обществе измениться — это сразу почувствуют наверху. Как это уже было с общественными веяньями в 1995-м, только наоборот: потепление к национальному флагу со стороны власти будет весьма логичным. Как минимум, БЧБ наконец-то может быть присвоен статус историко-культурной ценности.
Но есть еще другой вариант, предполагающий даже возможность смены государственной символики. Это ре-ферендум, который может быть инициирован властью и о возможности которого стали вестись разговоры с конца 2016-го года.
В арсенале сил, проводящих референдум, есть технология «упаковки» первостепенных по важности вопросов в «обертку» второстепенных. Проблема в том, что именно тематика и формулировки этих менее важных вопросов для рядовых граждан будут более «цепляющими» и волнительными, чем иные вопросы. Среднестатистического избирателя будет волновать вопрос о легализации однополых браков или введения моратория на смертную казнь куда больше, чем, допустим, переход к выборам парламента по пропорциональной системе. Степень важности вопроса о государственной символике вообще ни в какое сравнение не пойдет, скажем, с вопросом увеличения срока президентского правления с 5 до 7 лет. А для достижения нужного ей результата власть вполне сможет пожертвовать и нынешней государственной символикой.