Событие ноября 1996 года в Беларуси — противостояние президента и парламента — сегодня интерпретируются по-разному, диаметрально противоположным образом. Реформаторы считают, что закон и демократия, защищаемые Верховным советом, проиграли диктату и произволу президентской власти. Из-за чего страна, утратив демократические перспективы и возможности для рыночного процветания, получила диктаторскую форму правления, а в итоге — экономическую депрессию. Консерваторы настаивают на том, что социальный хаос, спровоцированный Верховным советом, был пресечен жесткой рукой президента. В результате чего в стране был установлен порядок, которым, как и прежде, стала управлять единственная верховная власть: администрация президента вместо ЦК компартии. Первые, анализируя события двадцатилетней давности, сегодня пребывают в унынии, вторые излучают неоправданный оптимизм. В общем споре обе стороны чаще всего не слышат аргументов друг друга и не находят точек соприкосновения.
Беларусь начала 90-х годов — разворошенный улей. Привычная советская административная экономика была тогда существенно подорвана, а новая рыночная находилась в зачаточной состоянии. Бюджетный баланс между директорами промышленных предприятий, председателями колхозов и силовиками, ранее кулуарно поддерживаемый партийной системой, был разрушен. Привычная форма согласования их ресурсных интересов — ЦК компартии — растворилась так же, как и докризисные ресурсы. Прежним статусным социальным слоям пришлось отказаться от старых схем разрешения бюджетных противоречий и заняться поиском новых возможностей выживания, не всегда вписывающихся в цивилизованные формы.
Ситуация дисбаланса ресурсных интересов основных статусных слоев, усугубляемая идеологическим противостоянием реформаторов и консерваторов, разрушила прежний номенклатурный механизм выдвижения кадров — в том числе и на высшую должность. Президент, избранный всенародно, тем не менее, не располагал тогда достаточной легитимности, поскольку не прошел общую процедуру согласования интересов статусных социальных слоев. Его опорой стала только часть номенклатуры — убежденные консерваторы среди промышленников, аграриев и силовиков.
Тест на обретение президентом легитимности со стороны Верховного совета, в некотором роде выступавшего органом представительства номенклатурной элиты, не увенчался успехом. И не только потому, что кандидатура президента не воспринималась реформаторски настроенными промышленниками, аграриями и силовиками, но и потому, что сами парламентарии слабо представляли реальную ситуацию в стране и во многом оказались заложниками либеральных мифов и стереотипов. Они предполагали, что демократические достижения западного образца скоро и неизбежно должны принести плоды на нашей почве. Забывая о том, что западные демократии строятся на фундаменте протестантской этики и частном собственнике, не заглядывающем в карман государства.
Тогда в ситуации разрушенных государственных институтов, экономической, политической и правовой анархии столкнулись две противоположные силы. Одни звали вперед, предполагая, что имеют надежные чертежи демократического будущего и свободны в выборе независимости страны. Другие пятились назад, считая, что по-иному, чем советская система с ее административным рынком, единоначалием и выбиванием подачек из Москвы, новая страна состояться не сможет. Идеологические иллюзии либералов и консерваторов, острая конфронтация интересов внутренних статусных социальных слоев нашли свое выражение в конституционном кризисе ноября 1996 года. Правовое столкновение парламента и президента — лишь внешняя форма глубинных и более существенных процессов. Сведение всех коллизий того времени к правовым перипетиям, кто и какие законы или указы принимал и как они согласовывались или противоречили друг другу, мало что дает для стороннего наблюдателя (не правоведа), для понимания того драматического периода в истории страны.
Несмотря на разгон Верховного совета 13 созыва и, казалось бы, безвозвратную потерю такого компонента демократии, как всенародно избранный парламент, страна не вернулась в советское прошлое. Новые элиты освобождаются от государственных подачек и романтических иллюзий, находят собственную опору в рынке и современных идеологиях. Диалог между ними, пока мало артикулируемый в парламенте, однако происходит в других измерениях — властных институтах, средствах массовой информации, общественных и религиозных организациях, а также неформально. Опыт событий ноября 1996 года, как красный свет на перекрестке, крайне важен для граждан Беларуси, не заинтересованных в лобовом столкновении противоборствующих сил и заинтересованных в сохранении страны и ее независимости.