Этим летом социальные сети стали местом массового флешмоба, касающегося насилия в отношении женщин. Он был нацелен на привлечение внимания общественности к этой весьма непростой и злободневной для постсоветского общества проблеме. В силу ряда причин акция вызвала далеко не однозначную реакцию интеллектуального сообщества. При этом в спорах часто вспоминали такой психологический феномен, как обвинение жертвы. Напомню, что этот термин в психологии характеризует желание возложить на жертву полную или частичную ответственность за совершённое в отношении нее нарушение или произошедшее с ней несчастье.
Как это ни странно, но подобный феномен мы уже довольно длительное время наблюдаем и в совсем иной сфере — там, где обычно обсуждают проблемы оппозиции. Чего греха таить, последняя давно уже играет роль эдакого мальчика для битья, постоянно проигрывающего в борьбе с заведомо более сильным противником (властью). При этом она не может рассчитывать на поддержку общества и не слышит от него какого-либо сочувствия, которого в данной ситуации можно было бы ожидать. Напротив, вместо этого в ее адрес, точно так же как и с жертвами сексуального насилия, раздаются многочисленные обвинения в духе пресловутого — «сама виновата». Точно так же при этом происходит постоянное обесценивание ее действий и намерений. Социальные сети распространяют разного рода шутки и анекдоты, принижающие интеллектуальный и политический уровень оппозиционных политиков, высмеивающие их попытки участвовать в выборах, а, значит — и в политике как таковой. Происходит накручивание своеобразной спирали, когда отсутствие видимых успехов (обусловленных самыми разными причинами), ставится в вину и провоцирует на новые упреки.
Как считают психологи, одной из причин обвинения жертвы считается вера в справедливый мир. Такой человек верит в то, что любое действие вызывает закономерные и предсказуемые последствия. Сама мысль о том, что несчастье может произойти с кем-либо совершенно случайно, для него невыносима. По этой причине обвинение жертвы имеет во многом иррациональную основу, не восприимчиво к рациональной аргументации и зачастую привлекает для объяснения различные конспирологические теории (см. ниже).
Мы часто обвиняем жертву в самых разных ситуациях, даже не замечая того. Потому что для нас это психологически комфортно. Это нас успокаивает. В противном случае жизнь становится несправедливой, тревожной, непредсказуемой. К примеру, в сталинское время многие (большинство) обвиняли жертв массового террора словами «зря не посадят», «значит, что-то было». Даже когда кто-то умирает, мы сразу пытаемся выяснить по какой причине и успокаиваемся, когда таковая четко обозначена (пил, курил, вредное производство и пр.). Это значит, что с нами этого не произойдет, потому что мы этого не совершаем. Такое объяснение нас устраивает потому, что успокаивает. То же самое происходит и в случае с оппозицией. Мы успокаиваем себя своей постоянной критикой оппозиции, вместо того, чтобы сказать себе честно, что в нынешних условиях победить невозможно, и что сложившаяся ситуация не является результатом чьих-то ошибок или просчетов (со стороны оппозиции). Она обусловлена другими, более серьезными причинами.
Общество явно не желает разделять вину за укрепление авторитарного режима и за все, что происходит в стране. Кроме того, люди устали от долгой фрустрации и поражений, и недовольство смещается с непобедимой власти на тех, кто как бы виноват в серии поражений. Обвинение жертвы не в последней степени связано с желанием обвиняющего субъекта оказаться на стороне сильного, в том числе насильника. Это и форма психологической защиты, и выбор собственных приоритетов, когда человек неосознанно стремиться оказаться на стороне тех, кто в данный момент побеждает.
Еще одним поводом для указанного сравнения может служить необъяснимый с рациональной точки зрения накал страстей, сопровождающий обсуждение этой темы в социальных сетях. Градус ненависти по отношению к оппозиции в целом либо к какой-то ее части, пожалуй, уже сопоставим с ненавистью к самому режиму. В ход идут самые разные деривации. Согласно В. Парето, они представляют собой рациональные объяснения нелогических действий, являющиеся следствием противоречивых чувств, испытываемых индивидом, которые он пытается рационализировать и аргументировать как самому себе, так и другим. В числе наиболее распространенных претензий к оппозиции со стороны просвещенной публики можно назвать:
1. «Получение грантов» и их «отработку» (причем, по мнению многих, «недостаточную»). В этом обвинении сказывается характерная для постсоветского человека обеспокоенность поисками корыстного мотива, стремление разоблачить жажду наживы и пр.
2. Отсутствие «должного внимания» к многочисленным рекомендациям и идеям, в изобилии поступающим от тех, кто интересуется политикой и любит поразмышлять над «судьбами родины» (такого рода упреки неизменно подкрепляются многочисленными примерами исторических промахов и неудач оппозиции и сопровождаются словами «я же предупреждал», «я ведь говорил» и т. п.)
3. Различного рода конспирологические теории и догадки о том, кто на кого «работает», кем «перекуплен», чьим интересам объективно «служит». «Преимущество» такого подхода в том, что он равным образом и неопровержим, и недоказуем. В наиболее яркой форме мы можем наблюдать его сегодня на российском телевидении. Это тот случай, когда даже очень образованные люди (которых собирает, к примеру, в своей передаче Владимир Соловьев), обладая определенными конспирологическими установками, перестают воспринимать какую-либо рациональную аргументацию.
Если бы я был сторонником конспирологического подхода, то я тоже предположил бы, что дискредитации оппозиции в белорусском обществе является хорошо продуманной операцией спецслужб. Ведь исключение оппозиции из политического процесса (а именно к этому ведет ее неучастие в выборах) при условии ее нынешней слабости равносильно уничтожению. Причем максимально простым и эффективным способом.