Валовой внутренний продукт является наиболее мощным измерителем в истории. Министерство торговли СШАназывает его «одним из великих изобретений ХХ века». Но его полезность и устойчивость диктуется не столько экономическими соображениями, сколько политическими реалиями.
Большинство из нас понимают ВВП как обобщающий показатель произведенных товаров и услуг страны, выраженный в виде денежной стоимости. Но он — нечто большее. ВВП и динамика его прироста — универсальный показатель развития, благополучия и геополитической силы. Рост ВВП является целью каждого правительства.
Но у этого индикатора имеются хорошо известные дефекты. Например, краткосрочный рост ВВП как результат производственной деятельности, загрязняющей или разрушающей окружающую среду, но не как результате неоплачиваемых услуг по ведению домашнего хозяйства, уходу за детьми, а также других очевидно полезных видов деятельности, которые редко учитываются (если вообще учитываются).
По сути дела, ВВП является материалистическим концептом, единственным императивом которого выступает увеличивающееся производство; чем больше произведенных товаров и оказанных услуг — тем лучше. Другой вопрос — делает ли все это жизнь людей в самом деле лучше.
Ограниченность ВВП в последние годы вынудила полисимейкеров обратиться к альтернативным, более ориентированным на людей агрегированным индикаторам. Но выход за пределы ВВП оказался трудной задачей — если учесть его историю. В действительности показатели, предшествовавшие ВВП, были ориентированы на людей, и понимание того, почему это изменилось, может пролить свет на продолжающееся доминирование ВВП.
Учитывая кажущуюся незаменимость ВВП сегодня, может показаться неожиданным, что в 1930-е годы единственным совокупным статистическим индикатором в экономике для национальных правительств были налоговые поступления. Все изменилось в Черный Вторник — 29 октября 1929 года.
После начала Великой депрессии правительства поняли, что они попросту не имели никакой информации о том, что происходит с людьми. В 1931 году, когда Конгресс США провел слушания о состоянии экономики, показания, полученные от глав корпораций и отраслей, были бесполезны.
Конгресс признал необходимость создания совокупной статистической картины экономики, но он не знал, как это сделать. Тогда он обратился к Саймону Кузнецу, советскому эмигранту-экономисту и будущему лауреату Нобелевской премии, с просьбой определить и рассчитать то, что тогда именовалось «национальным доходом».
Национальный доход не был совершенно новой идеей: исследователи в разных странах рассчитывали его независимо друг от друга. Но впервые политики сочли целесообразным использовать его. Как предполагается, этот индикатор ориентирован на доход — деньги, имеющиеся в наличии у граждан в конце рабочего дня. Выводы Кузнеца были шокирующими: американцы зарабатывали вдвое меньше, чем до кризиса. Для администрации президента Франклина Делано Рузвельта повышение национального дохода и обеспечения того, чтобы люди зарабатывали больше, стали главным приоритетом.
Но после того, когда США вступили во Вторую мировую войну, фокус сместился. Рядом с материальными потребностями производства для ведения войны проблема заработков людей больше не являлась насущной. Вследствие чего политики сознательно перешли от национального дохода к валовому национальному продукту, который просто показывал общую стоимость произведенных товаров и услуг в долларах. Национальный доход и ВНП были численно одинаковы — по определению, общий доход граждан равен стоимости произведенных товаров. Принципиальная разница в том, что ВНП не учитывает, как распределяется доход.
Кузнец был против принятия этого фундаментального изменения в долгосрочной перспективе и призвал правительства вернуться к акценту на доходах и их распределению. В военное время это разумно — сосредоточиться на производстве товаров, необходимых для победы. Но в мирное время, отмечал он, производство товаров было лишь средством для более высокой цели — личных доходов людей.
Мнение Кузнеца было проигнорировано. Вскоре после войны правительство США столкнулись с новым набором проблем — реинтеграция в общество демобилизованных военнослужащих, ответ на растущую угрозу со стороны Советского Союза, восстановление разрушенной Европы, — которые имели приоритет над индивидуальными доходами.
В то же время политики увидели, что производство военного времени форсировало рост ВНП, и решили сохранить этот увеличивающийся экономический показатель любой ценой. С конца Второй мировой войны рост валового национального продукта (несколько модифицированный в 1990-е годы и превратившийся в ВВП) рассматривался как решение практически всех проблем.
Такой рост стал всеобщей целью для людей, находящихся у власти, поскольку, сосредоточив внимание на постоянно увеличивающемся производстве, они избегали острых проблем политики. Как писал Гэлбрейт в своей книге «Общество изобилия» (1958), «неравенство перестало беспокоить умы людей». Если увеличивать пирог, то кажется, что всякий будет получать все более возрастающий кусок.
Вся эта история объясняет, почему ВВП остается доминирующей мерой любой национальной экономики, что создает проблемы для тех, кто считает, что жизнеспособная альтернатива существует. Любой альтернативный индикатор, любая стратегия измерения, кроме роста производства, потребует от политиков решать трудные вопросы общественного блага и, таким образом, увеличит риск отчуждения того или иного избирательного округа.
В каком обществе мы хотим жить? Должны ли заработная плата и доходы распределяться более справедливо, особенно в свете климатических изменений — проблема, которая затрагивает всех, но в создание которой меньшинство вносит непропорционально большой вклад?
Политическую целесообразность ВВП и утверждения, что больше — это лучше для всех, будет трудно преодолеть — даже если доказать нечто обратное. До тех пор произведенные продукты будет доминировать над людьми.
Источник: Project-syndicate
Перевод: Наше мнение