Нас ждет прощание с рок-иконами
Август — черный месяц русского рока. 17 августа 16 лет назад вылетел с пригородной автострады в никуда Виктор Цой. 27-го — скончался от алкоголя и депрессии в 1991-м лидер «Зоопарка» Майк Науменко. И только потом, с большим опозданием, стало ясно: с их уходом кончилось наивное и прекрасное время тощих рок-революционеров из питерских коммуналок, рыцарей пивных ларьков и командиров кочегарок. Нет, электричество исправно продолжает поступать в разнообразные орудия для извлечения звуков. Да только «станки с неизвестным количеством струн» (БГ) озвучивают нынче совсем другую эпоху и другую страну. Русский рок пережил собственную смерть. И, кажется, сам не знает — стоит ли этому радоваться. Белорусам еще предстоит через это пройти.
Капитаны «Камчатки»
В сказочные времена магнитоальбомов и «квартирников» приятель, близкий к музыкальному подполью, гордо показывал в своей записной книжке телефон «Камчатки» — легендарной питерской кочегарки, где тогда посменно трудились (по его словам) Виктор и Майк. Рок-н-ролл работал лопатой — и это было нормально. Герой позднесоветского андерграунда был по определению нищ, талантлив, беспутен и пьян. Его отличала аристократическая бомжеватость и демонстративное нежелание «косить бабло». Самодельные концертные костюмы с наскоро пришитыми кружевными воротниками, дешевое вино, постоянные финансовые проблемы, домашние конфликты… «Я беден как Ван-Гог» — отчаянно пел Науменко и трудно сказать, чего тут было больше — тоски или гордыни. Тупик превращался в миф, подполье — в альтернативные небеса.
Дурной быт — фабрика героев. Легенды о «честных артистах» всегда возникают в среде аутсайдеров — тех, кого в наличной ситуации никто и не собирается покупать. И служат своеобразной компенсацией за их полуголодное существование при полном отсутствии перспектив доступа к структурам шоу-бизнеса. Отважный андерграунд «зеркалит» авторитарный официоз, отстраивая не менее жесткую (и закрытую) систему контр-авторитетов. И точно так же лишает своих идолов права меняться: пожизненный гуру БГ, вечный правдоруб Шевчук, невротик Шклярский, неистовый энерджайзер Кинчев… «Теневая» слава требовательна и капризна: пророкам не прощается обман ожиданий паствы. Смени имя — и ты больше не бог.
Рок играл в прятки с системой, пока не обрушилась коммунистическая утопия. Будда вышел на берег близ Ялты и сказал: «Асса!» Идеологизированный поп-конвейер сменился коммерческим. Подполью дали шанс на легализацию, и это показалось шагом к свободе. Радиоэфиры и телемосты, заграничные гастроли и кинофильмы, Кинчев на обложке многотиражного «Советского экрана», глянцевые календарики с Гребенщиковым, диски «Кино» и «Аквариума» в любом провинциальном магазинчике… Понятный и цельный мир неофициальной культуры рассыпался на глазах. И герои пошли в люди, точнее — по рукам. БГ уехал в Штаты, восточный человек Цой попал под крыло гения шоу-биза Юрия Айзеншписа, а Майк просто ушел в глубокий пьяный ступор. За год до смерти он — обрюзгший и усталый — пел со сцены минского ДК Тракторного завода про завоеванное «право на рок». Ему мало кто верил.
Он мертв и отлично выглядит
В эфире «Музыкального ринга» публика тогда взволнованно пытала заслуженного подпольщика Андрея Макаревича «Что случилось с „Машиной“?» А тот, успев еще раньше поработать в Москонцерте, засветиться на «Голубом огоньке» и в кошмарном кино «Душа» (Ротару поет Макаревича — это что-то!), решительно отказывался понимать такой надрыв. И был по-своему прав. Герои кончились, потому что прошла пора героев. Время звало учиться торговать собой — или умирать.
Книжный увалень Майк и провинциальный самородок Башлачев — очень разные, но, бесспорно, лучшие рок-поэты 80-х — не сумели стать главными мертвецами на глобальных похоронах рок-н-ролла по общей причине: их невозможно было представить поп-идолами. Оба никак не годились на глянцевый плакат из девчачьего журнала, роль рокового героя-любовника или эффектное рубилово с бандой киношных подонков. Из обоймы питерских подпольщиков выдернули того, кто посвежей — козырного форсистого парня в черном, уличного романтика. И пустили его в тираж: «Мы ждем пэрэмэнннн!» звучало в полном соответствии генеральной линии, а милые пустячки типа «Когда твоя девушка больна» обещали хорошие продажи дисков.
Цой стал последним героем не потому, что в одноименной песне сумел угадать нерв своего времени. Он — как ни цинично это может звучать — погиб как раз вовремя, чтобы стать первой и последней молодежной легендой русского рока. Вспомним: последний «черный альбом» «Кино» обозначил закос под тупой танцевальный попс с детскими текстами. Дальше могло быть только хуже. Цой ушел, не успев исписаться и превратиться в Диму Билана. «Жить быстро, умереть молодым, в гробу лежать красивым» — классическая мечта американских рок-н-ролльщиков 50-х воплотилась 17 августа 1990 года в идеальную мифологему умирающего молодого бога. Для «олдовой» публики Цой попал в славную компанию Джима Моррисона и Брюса Ли, для юных фанатов последнего призыва — просто в любимые иконы.
Конец «Кино» стал отбивкой для старта эпохи мертвых (духовно) героев — звезды нонконформизма вписались в систему новорусского шоу-биза и благополучно занялись бесконечным самоцитированием. Нет, иногда это даже симпатично. Но отныне если ты не услышишь последний «Аквариум» — с тобой ровным счетом ничего не случится.
Накануне легенд
Наша синеокая держава — последний осколок советской империи, заповедник «совка» во всех его проявления, от политического до культурного. То, что официально гордо зовется «сохранением всего лучшего», есть затяжной завис на старте реальных преобразований. Тотальный госконтроль и идеологический диктат воспроизводят типично советский раскол культуры на официальную и неофициальную. И фактически сохраняет давно исчезнувшую у восточного Большого Брата подпольную «индустрию героев». Потаенная легитимизация лидеров белорусской рок-сцены — закрытые корпоративные акции, неафишируемые рекламные заказы, грантовые проекты, выездные гастроли и концерты в частных имениях, протестные акции в поддержку политической оппозиции — обозначает их «партизанское» присутствие в отечественном культурном контексте. И поддерживает статус национально ориентированного рока как «подпольного креатива». В отличие от русских (да и литовских) соседей, мы еще переживаем героический период белорусской рок-музыки и исправно ведем счет иконам: Вольский, Помидоров, Куллинкович, Войтюшкевич, Руся… Это музыка сопротивления — и она востребована, пока налицо прессинг.
Двинется лед — и всё станет другим. В новой культурной реальности экс-партизаны станут министрами культуры и генеральными продюсерами, руководителями медиа-концернов и владельцами студий звукозаписи. Так бывает всегда: не меняются только мертвые. «Последней герой» из красивой строчки превратился в линию жизни ее автора. А потом — в название телешоу. Это не «Кино». Это жизнь. Нам всем еще предстоит проститься с нашими иконами. И осознать, что время мертвых героев (дай бог здоровья всем нашим любимцам!) — не конец игры, а просто новое состояние нашей коллективной души. И неизбежная плата за свободу.