В нашей предыдущей статье мы затронули тему взаимодействия авторитарного политического режима и формирующегося в Беларуси общества потребления. При этом мы исходили из факта наличия симптомов общества потребления в Беларуси как данности, не задаваясь вопросом о его специфике. Между тем термин (Э. Фромм) и метафора (Ж. Бодрийар) общества потребления обозначали развитое капиталистическое общество, что делает аналогию не вполне корректной и вынуждает сделать ряд оговорок и уточнений. Задача этой статьи — в меру сил исправить эту оплошность и конкретизировать метафору общества потребления через анализ некоторых ключевых социально-экономических параметров (индикаторов) consumer society по-беларуски.

Для начала отметим, что феномен общества потребления имеет два коррелятивных измерения: социально-экономическое и символическое. С социально-экономической точки зрения общество потребления — это, прежде всего, симптом высокого социально-экономического развития в рамках модели т. н. социального государства, «непосредственно или опосредованно осуществляющего перераспределение ресурсов от классических бенефициариев капиталистической системы (крупных собственников) в пользу широких социальных слоев». При этом уровень доходов подавляющего большинства членов общества — представителей т. н. «среднего класса» — позволяет членам этого общества выходить за пределы удовлетворения необходимых потребностей в пространство качественно нового потребления, сориентированного на максимально индивидуализированные градации качества и вкуса.

Таким образом, уровень социально-экономической развитости подразумевает как количественный (объём товаров и услуг), так и качественный параметры (удовлетворение взыскательной потребительской свободы максимально индивидуализированным качеством товаров, выходящих за пределы необходимых потребностей). В свою очередь, изменение качества и структуры потребления является производной от изменений в сфере труда (он становится всё более технизированным и интеллектуализированным), а также в соотношениях между «временем труда» и «временем потребления» (благодаря технизации время на труд сокращается, а свободное — растёт). Наконец, увеличение доли среднего класса (более 50% в развитых обществах) делает социальное расслоение всё менее острым и всё более условным. Здесь мы остановимся на анализе индикаторов первого — социально-экономического — измерения consumer society.

Уязвимый средний класс

Начнём с вопроса о самом главном — среднем классе как социальном фундаменте общества потребления. Можно ли вести речь о наличии среднего класса в Беларуси? В июне 2014 г. в беларуских масс-медиа на этот вопрос был дан утвердительный ответ. При этом были приведены данные Всемирного банка, согласно которым в Беларуси 80% населения относятся к среднему классу. Согласно тем же данным, к категории уязвимых летом прошлого года принадлежало лишь 18% жителей страны, еще 2% — к категории бедных. Крайне бедных в Беларуси совсем не было обнаружено. Напомним, что Всемирный банк относит к среднему классу домохозяйства, чье душевое потребление составляет 10 и более долларов в день. Домохозяйства с душевым потреблением в размере от 5 до 10 долларов в день считаются уязвимыми, от 2,5 до 5 долларов — бедными, менее 2,5 долларов — крайне бедными.

А теперь посмотрим как изменилась ситуация всего лишь за 1 год. Смоделируем идеальный тип среднедушевого потребления в среднестатистической беларуской семье, состоящей из 3-х человек (по данным Минтруда, в подавляющем большинстве семей — 65,7% — 1 ребёнок). По данным Белстата в мае 2015 г. начисленную заработную плату до 6 млн. (или до 414USD) в месяц получали 60,6% работников Республики Беларусь. Если предположить, что оба родителя получают зарплату до 6 млн., то получится, что в 60% беларуских домохозяйств душевое потребление в мае 2015 г. составляло до 9 USD. И это ещё очень оптимистичный («идеальный») вариант, если учесть все «отягчающие обстоятельства»: сегодня (по состоянию на 20.09.2015) курс доллара составляет уже 17 531, средние зарплаты работников бюджетной сферы (39% от занятого населения) в июле составили 5 453 200 руб, 34% беларусов имеют 2-х и более детей и далеко не во всех семьях оба родителя получают «идеальную» среднестатистическую зарплату «бюджетника». Свежие данные за август 2015 г. подтверждают наши расчёты.

Таким образом, если бы Всемирный банк провёл своё исследование в Беларуси сегодня, то как минимум (!) 6 из 10 граждан Беларуси попало бы в диапазон от 5 до 10 USD в день, а значит минимум 60% домохозяйств квалифицировались бы как уязвимые. Этот расчёт показывает, насколько зыбка и иллюзорна реальность т. н. «среднего класса» в Беларуси. На этом основании можно предположить, что в Беларуси мы имеем дело с крайне неустойчивым, гибридным социально-экономическим феноменом — т. н. «уязвимым средним классом» — когда из 8 беларусов, относящихся к среднему классу, минимум 4 могут в течение года с лёгкостью переместиться в класс уязвимых.

Государственная мобилизация «привязанного» потребления и обострение неравенства

На приведённые выше расчёты легко возразить тем, что доллар в разных странах имеет разную покупательную способность. Но этот аргумент легко разбивается данными о стоимости самого необходимого для жизни в Беларуси — продуктов питания. Если мы обратим наше внимание на структуру потребительских расходов беларусов, то окажется, что на продукты питания даже у представителей т. н. «среднего класса» приходится более 40% (42,8% по данным за более благополучный август 2013 г.). Это явно контрастирует с долей аналогичных расходов в развитых странах: в Люксембурге они составляют 8,5%, Великобритании — 9,1%, Австрии — 9,9%. Собственно говоря, это означает, что беларуский потребитель освободился от необходимости удовлетворять первичные потребности лишь наполовину: его потребительская свобода и потребительское поведение по-прежнему в значительной степени ограничивается и определяется необходимостью удовлетворять первичные физиологические нужды, т. е. является «привязанным». В свою очередь, расширение своей потребительской свободы путём увеличения количества труда (подработки, двойные ставки и пр.) уменьшают время досуга и делают процесс потребления невротичным и аскетично-рациональным, а не праздным и буржуазно-иррациональным.

Объективное социально-экономическое ограничение свободы и непринуждённости потребления усугубляется политическим фактором: авторитарный политический режим делает ставку на мобилизационную модель развития экономики, которая в том числе подразумевает мобилизацию потребления. Стратегия мобилизации потребления может быть как мягкой («купляйце беларускае»), так и жёсткой («только белорусские медикаменты в больницах», уничтожение санкционных потребительских товаров и пр.). Апофеозом мобилизации потребленияявляется прямая и косвенная продажа «бесплатного» социального пакета образовательных и медицинских услуг, когда потребитель вынужден «брать, что дают» в силу практически тотальной монополии государства на эти специфические «товары». Таким образом, даже на уровне удовлетворения необходимых нужд потребительская свобода беларусов ограничивается выбором из того, что предлагает «привязанному» потребителю удерживающий монополию на рынке товаров субъект — авторитарное государство и его акционеры (авторитарный лидер и группа приближённых к нему олигархов).

В силу такой перверсии лежащая в основании общества потребления модель социального государства претерпевает довольно существенное функциональное изменение: государство не столько «перераспределяет ресурсы от классических бенефециариев капиталистической системы (крупных собственников) в пользу широких социальных слоёв», сколько использует широкие социальные слои в качестве дешёвой рабочей силы для капитализации доходов и последующего перераспределения ресурсов среди крупных собственников-держателей акций приватизированого авторитарной личностью государства-синдиката. В результате такой перверсии социальное расслоение не сглаживается, но, напротив, обостряется: собственники-держатели акций становятся всё богаче, а широкие социальные слои — всё беднее. В условиях неэффективного менеджмента и мобилизационной экономической модели бедные граждане — условие возможности ликвидности неэффективного государства-синдиката.

Шоппинг-стресс и вещь-капиталовложение

Вероятно, недостаточная освобождённость беларусов от необходимости удовлетворения первичных физиологических нужд, болезненное осознание ущерба, нанесённого своему бюджету с каждой незапланириванной покупкой, усталость от перегрузок на работе и ограничивающая свободу выбора стратегия государственной мобилизации потребления, как раз и являются причинами того, что беларуские пространства потребления (супермаркеты, торговые центры и пр.) не позволяют расслабиться и в полной мере ощутить благотворное влияние шоппинг-терапии. По результатам опроса, проведенного интернет-магазином Marisota, каждая третья женщина в Беларуси ненавидит ходить по магазинам.

Это, в свою очередь, негативно влияет на атмосферу шоппинга как «целостного акта потребления». Беларуский потребитель по-прежнему движим аскетической рациональностью — он нацелен на покупку необходимой вещи (на которую заблаговременно копятся деньги, порой ценой экономии на продуктах питания), а не на сам иррациональный, приятный и неконтролируемый процесс потребления. При этом сама вещь так и не трансформировалась в вещность и функцию (когда вещи не чинят, а меняют на новые), но, напротив, в условиях перманентной девальвации национальной валюты для многих вещи выступают в роли надёжного капиталовложения.

Взыскательность потребителя и непритязательность трудящегося

И тем не менее мобилизованное постсоветское общество (и беларуское в особенности) полюбило потреблять. Прежде всего, потому, что это значительно легче, проще и приятней, а также благодаря большей (чем в СССР) открытости рынков. Правда, при этом общество всё ещё не полюбило работать, поскольку это труднее, сложнее и неприятней.

Между тем, потребление и труд — вещи взаимосвязанные. И если в развитых странах качество потребления росло вслед за качеством труда, то в постсоветских странах, на чьи рынки хлынули товары из сопредельных стран — как развитых, так и развивающихся — получилось всё наоборот: рост притязаний на качество потребления явно не поспевал за ростом требований к качеству труда. Определяющую негативную роль в этом сыграла всё та же мобилизационная модель экономики и авторитарный социальный патернализм, поскольку качество труда неизбежно сопряжено с умением высвобождать человеческий капитал, рационально управлять структурами мотиваций и делать ставку на самостоятельную и добровольную мобилизацию индивида. Авторитарная мобилизационная модель, напротив, работает на блокировку индивидуальной мобилизации, иррациональную нейтрализацию структур мотиваций и включение механизмов коллективного принуждения.

Эффективность такой модели ограничена: она либо должна стать более индивидуализированной, либо более тоталитарной. Однако, основанный на популизме авторитаризм не готов пойти на непопулярные реформы, повышающие требования к культуре труда и потому неизбежно работает на усиление социальной инфантильности, утверждение потребительского этоса в отношении к благам (как материальным, так и не материальным). В то же время, он не в состоянии быть откровенно тоталитарным, повышая качество труда откровенным насилием.

Это порождает такую форму культуры потребления, которая практически не коррелирует с культурой труда. Показателен в этом плане случай граждан Беларуси, которые, согласно официальным и расхожим мнениям, имеют очень хороший трудовой этос. Согласно официальным данным по состоянию на относительно благополучный 2013 г. отрицательное сальдо внешней торговли равнялось 5820 млн долл. (белорусский экспорт оценивался цифрой в 37203 млн долл., импорт — 43023 млн) [1]. Говоря простым языком, беларусы потребляли почти на 6 млрд. долларов больше, чем производили. Снижение культуры труда негативно сказывается и на культуре потребления: люди готовы соглашаться на ограничение потребительской свободы и низкое качество даже жизненно необходимых товаров как раз потому, что не готовы сами создавать товары более высокого качества и/или расширять свои собственные потребительские свободы.

Несчастный брак неудовлетворённого потребителя и неликвидного авторитарного государства

На основании приведённых выше незамысловатых рассуждений специфику беларуского общества потребления можно уточнить следующим образом. Потребительские ценности и установки граждан-потребителей находят отклик и поддержку со стороны авторитарного политического режима: авторитарная власть готова «конструктивно сотрудничать» с гражданами-потребителями и прощать ему его непритязательность как граждан-трудящихся; а граждане-потребители — потреблять блага, предоставляемые авторитарным государством и прощать ему его неэффективность как государства-синдиката. Этот альянс можно было бы назвать симбиозом, если бы не одно «но»: процесс обоюдного потребления не достигает баланса и взаимного удовлетворения (как это, судя по всему, происходит в развитых обществах) в силу неустойчивой кредитоспособности «уязвимого среднего класса» и неэффективного государства-синдиката.

Именно поэтому, скорее, этот альянс стоит называть несчастным браком: неудовлетворённость потребителя делает его потребительское сознание несчастным, а авторитарное государство, неспособное утаить свою новую «перераспределительную функцию» перед гражданами и удовлетворить их растущие потребительские запросы, — неликвидным. Разорвут обручённые узы своего несчастного брака или останутся «верными до гроба» — вопрос времени…

[1] Беларусь и страны мира: статистический сборник / Национальный статистический комитет Республики Беларусь. — Минск, 2014. — С. 325, 329, 333.