Директор Группы оценки рисков Досым Сатпаев: «На следующей неделе в Казахстане встретятся два патриарха постсоветской политики, которых объединяет общая задача — обеспечить безболезненный транзит власти».
Две страны — одна проблема
25 ноября президент Республики Узбекистан Ислам Каримов должен посетить Казахстан с официальным визитом. В последнее время контакты между Ташкентом и Астаной участились. Причин несколько — вода, региональная безопасность, нестабильность в Афганистане и др. Водно-энергетические проблемы в Центральной Азии стали выдвигаться на первый план. И в жестких трениях с Кыргызстаном и Таджикистаном Ташкент пытается заручиться поддержкой не только у Астаны, но также и у Ашхабада.
При этом встречи президентов Казахстана и Узбекистана интересны совсем в ином плане. Несмотря на то, что за двадцать с лишним лет эти два патриарха постсоветской политики создали разные экономические системы и модели внешнеполитического поведения, их объединяют схожие проблемы политических систем. И самая главная — формирование эффективного механизма преемственности власти в условиях, когда ни элита, ни общество еще не имеют такого опыта. Зато этот опыт (кстати, не всегда позитивный) есть у других соседей по региону.
Сверхцентрализация
В Казахстане и Узбекистане созданы сверхцентрализованные политические системы, ориентированные на личности первых руководителей. В этом их сила с тактической точки зрения, поскольку данная модель долгое время позволяла поддерживать стабильность внутри элит. Но в этом же и стратегический риск, так как в странах нет сильных политических институтов, которые могли бы не только сыграть роль коллективных преемников и гарантировать стабильный транзит, но и модернизировать полученные в наследство системы. И там, и здесь вся реальная политика сконцентрирована не в публичной сфере, а во внутриэлитных отношениях, есть сильные теневые группы давления и слабые политические партии, влиятельные кулуарные правила игры и слабые конституции, которые в нужный момент могут и не выполнить функцию «дорожной карты» для будущих участников транзита.
Впрочем, существенным отличием Казахстана и Узбекистана является качественный состав внутриэлитных игроков. У нас это некий микс не только из представителей номенклатуры, но и финансово-промышленных групп, которые с ними связаны. При этом жузовый фактор в нашем истеблишменте сильно разбавлен экономическим интересом, который либо объединяет, либо заставляет конфликтовать разные группировки.
В Узбекистане баланс сил выстраивался между региональными группировками в отсутствие сильной бизнес-элиты, которая и не могла появиться при доминировании государства в ключевых секторах экономики. Иначе говоря, если в Казахстане граница между бизнесом и властью хоть прозрачная, но все же есть, то в Узбекистане ее нет вовсе: номенклатура здесь — единственный игрок. Как отмечают эксперты, борьба за власть в окружении Ислама Каримова сейчас ведется между ташкентским и самаркандским кланами, при явном ослаблении ферганской группы. Более того, у нашего соседа роль силовиков — с точки зрения определения правил внутриэлитной игры — выражена резче. Это хорошо демонстрируют действия председателя Службы национальной безопасности РУ Рустама Иноятова. При этом в стране есть еще один потенциальный участник битвы за власть — сильный религиозный фактор, хоть и загнанный в подполье, но готовый выплеснуться наружу при благоприятных условиях. В Казахстане этот фактор слабее, хотя тренд к его усилению уже наблюдается. По мнению некоторых экспертов, в транзитный период в Казахстане свою динамику могут показать два мобилизационных направления — национал-патриотическое и религиозное.
Смещение акцентов
Сегодня перед двумя ключевыми государствами Центральной Азии стоят два основных вопроса. Первый: есть ли признаки того, что подготовка к транзиту власти уже началась? Второй: когда наступит «час Х»?
Что касается Казахстана, здесь множество предположений. Взять хотя бы принятие в 2010 конституционного закона «О внесении изменений и дополнений в некоторые конституционные законы Республики Казахстан по вопросам совершенствования законодательства в сфере обеспечения деятельности Первого Президента Республики Казахстана — Лидера Нации». Он закрепил за главой государства роль надсистемной фигуры, что формально создавало один из элементов в механизме транзита власти. Кстати, «час X» гипотетически мог пробить и четыре года назад. В этом случае страна уже адаптировалась бы к новым правилам игры и перешла на следующий уровень модернизации политических институтов. Но проблема в том, что этот механизм работоспособен только при личном контроле со стороны надсистемного игрока. То есть он опять чрезвычайно персонифицирован. Именно поэтому чуть позже стали звучать предложения, даже со стороны властных идеологов, об усилении «коллективных преемников» — политических институтов. Среди них на первое место, по логике вещей, должен был выйти парламент. Даже стали проговариваться сценарии трансформации президентской системы в президентско-парламентскую. Хотя это возможно только при наличии сильных, авторитетных, популярных партий, которые знали бы свой электорат, а электорат был бы знаком с ними.
Именно поэтому в дискуссии о возможности досрочных парламентских выборов экспертам стоит сместить акценты с гадания по поводу сроков на конечную цель выборов: это будет консервация парламента в его нынешнем виде или начало качественного улучшения партийного поля?
Что касается будущих президентских выборов, то они, как ни странно, интересны лишь с тактической точки зрения, так как в любом случае предполагается присутствие надсистемного игрока в лице главы государства, вне зависимости от его участия или неучастия в этих выборах. А это значит, что система примет любое решение этого игрока. Но, как и в случае с парламентскими выборами, акценты должны быть смещены с вопроса: «Что будет делать президент до, во время и после президентских выборов?» — на вопрос: «Как система будет работать без надсистемного игрока?». И все опять упирается не в преемников, которым нужно не только благословление сверху, но и долгосрочная легитимность, а в сильные политические институты, которую эту преемственность и легитимность могли бы гарантировать.
Операция «Зачистка»
Многие увидели в усилении антикоррупционной борьбы, жертвами которой становятся акимы городов, областей и даже экс-премьер, начало зачистки поля перед транзитом власти. То есть бьют вроде одних, но целятся в совсем других, более весомых. Эта версия имеет право на жизнь, если исходить из принципа «расширения, закрепления и заселения номенклатурной территории своими кадрами» перед решающей битвой. Но она найдет свое подтверждение только тогда, когда начнется нейтрализация не игроков второго плана, а реальных участников «большой гонки». Многие из них пока еще крепко сидят в седле. Исключением является Рахат Алиев, которого когда-то обвинили даже в попытке госпереворота.
В Узбекистане внутриэлитная борьба уже переросла в открытую фазу. Здесь произошли серьезные изменения в президентском окружении, которые, в первую очередь, связаны с ослаблением позиций дочери президента Гульнары Каримовой. И это важный тренд, так как состав участников «большой гонки» в этой стране гораздо меньше, чем в Казахстане. Несмотря на конфликты с другими членами своей семьи, основным противником, который начал политику ее дискредитации в глазах президента, Гугуша считает главу СНБ Рустама Иноятова. Не так давно внук президента вдруг заявил о том, что его дед находится в информационной изоляции, которое создало его окружение. Хочется верить, что в Казахстане такой проблемы нет. Тем более что в нашем законе «О национальной безопасности Республики Казахстан» в статье 23 четко говорится о недопущении информационной изоляции президента.
…Как бы то ни было, удержать власть гораздо сложнее, чем ее получить. Но еще более сложно использовать власть с умом не для себя, а для страны.
Источник: Forbes.kz