«Никогда, ни к кому в жизни он не испытывал такой жгучей и стойкой ненависти, как к Кемеровскому коксохиму, который из года в год выбрасывает в реку гадость».

(Виль Липатов, «Стрежень»)

Порой автору приходится участвовать (как журналисту) в различных семинарах, которые для демократически настроенной публики проводят наши ведущие эксперты. Но и они иногда не могут ответить на вопросы, которые задает недоумевающая аудитория.

Например, такой: почему в Беларуси выплата мизерного пособия по безработице увязывается с участием безработного в так называемых общественных работах? Почему безработного инженера могут послать собирать камни с колхозных полей или чистить выгребные ямы в переполнившихся сельсоветских сортирах. Действительно, чем руководствуются первые лица, принимая государственные, то есть в принципе обязательные для всех, решения?

А дело было к вечеру, как говорится, делать было нечего, но начинался новый, 1997 год. А в ноябре 1996-го был референдум, разрешивший президенту распустить Верховный Совет, чтобы вместо него образовать двухпалатное Национальное собрание. Те депутаты, которые с пониманием отнеслись к желанию президента, автоматически вошли в ПП НС (Палата представителей Национального собрания), а оппортунисты типа Шарецкого, Грязновой, Грушевого, отстраненного от поста председателя Центризбиркома Гончара могли претендовать на статус безработного и получать в течение шести месяцев пособие в размере среднемесячного оклада. Такая у нас в законе прописана льгота для государственных мужей. В приведенном мною кратком списке два доктора и два кандидата наук.

Понятно, что президенту не хотелось, чтобы его неблагодарные оппоненты получали такие большие суммы да еще «сеяли пропаганду» против его власти. Однако закон есть закон — платить надо. Вот тут-то и осенило кого-то из «серых» кардиналов: если сказать докторантке БГУ Людмиле Грязновой, что она получит пособие только после трех дней работы по очистке канализации, то она от этого гордо откажется. И все ее друзья-коллеги, возомнившие себя политиками. Как некогда говаривал Евгений Петросян, мелочь, а приятно.

С тех пор прошло девять лет, и, что называется, одних уж нет, а те далече, но принятое ради сиюминутного удовольствия одного и в наказание немногих «отщепенцев» решение не отменено и унижает принудительными отработками всех потерявших свое место в жизни. Добавим, за медный грош. Вот люди и ломают голову, за что такое издевательство, и пишут письма в администрацию. Не догадываются, что это именно тот уровень, на котором принимаются государственные решения.

Или вот такой момент. Долгие годы богатство независимой Беларуси прирастало калийными удобрениями. Повезло хоть в чем-то нашей бедной ресурсами стране. И технология проста: залез под землю, включил врубовую машину, подавай соль на-гора, продавай Китаю и Индии и получай желанные у. е. Вот эта простота и соблазнила кого-то из на верхнем уровне обитающих. Дело в том, что на развитом рынке, а мировой таким является безусловно, производитель с потребителем встречаются только через посредника. Знаете ли, существует общественное разделение труда, в силу которого одним сподручней соль-уголь добывать, а другим — продавать, выискивая покупателя на товар по всему миру. Рынок и есть та сеть потребителей, с которой производитель связан усилиями посредника.

Понятно, что не бескорыстно — расходуясь на торговые издержки, посредник получает и прибыль от договорной с покупателем цены.

До нынешнего года соль земли белорусской продавалась преимущественно через Международную калийную компанию, с которой помимо «Беларуськалия» сотрудничал и российский «Сильвинит». И дела в общем шли спешно, экспорт солигорцев устойчиво рос. Но решено было взять дело в свои руки, для чего образовать Белорусскую калийную компанию, которая самостоятельно заключала бы сделки и выручкой ни с кем не делилась бы. А поскольку Китай, основной потребитель белорусских удобрений, вплотную занялся подъемом своего обширного и многолюдного сельского хозяйства, а своих солей ему не хватает, то решено было настаивать и на увеличении цены одной тонны на 40 долларов. А гордый Китай возьми и откажись. И до сих пор контракт не заключен. С Китаем солидарна Индия, тоже крупный партнер солигорцев. И вот уже полгода прошло — покупателей нет, заключать контракты надо обязательно, и вполне возможно, что теперь уже Китай будет диктовать условия, требуя снижения цен.

Это называется, пошел за шерстью, вернулся стриженым. Обычное, надо сказать, явление, когда жажда быстрых и больших денег доминирует над умением управлять ситуацией профессионально.

Или такой вот момент. Который год нас уверяют, что «беларускiя балоты — гэта цуд некранутай прыроды, што гэта лёгкiя Еўропы». Заявление достаточно спорное после Чернобыля, после тотальной мелиорации того же Полесья. Так вот, европейские структуры выделяют солидные деньги, чтобы сохранить свои «легкие», а белорусы, похоже, только тем и обеспокоены, что спровоцировать в них воспалительный процесс для образования не поддающихся лечению каверн. Помимо европейцев деньги на это дает и государство, финансируя в рамках политики возрождения села подпрограмму «Сохранение и использование мелиорированных земель». Разумеется, и то и другое надо делать, особенно там, где хозяйства работают почти исключительно на таких площадях. Но есть земли, выведенные или подлежащие выводу из севооборота по причине их нижайшего плодородия.

То есть нужно не столько бить по площадям, сколько проводить щадящие окружающую среду точечные удары, дабы дать возможность природе восстановить свой бездарно израсходованный людьми потенциал. Понятно, что вопрос для специалистов, и они готовы спорить до хрипоты. Но отнюдь не по причинам экологической обеспокоенности, не по мотивам патриотизма. Дело в том, что мелиоративные структуры существуют, наверное, в каждом районе, и для них деньги важнее всего. А чтобы их получить, нужно доказать свою нужность, убедить вышестоящих, что если вот эта канава, в которой никогда не было воды, зарастет травой, то продбезопасности страны будет нанесен сокрушительный удар. А если вон та, водная, зарастет кустарником и из канавы превратится в ручей или речушку, заведутся в ней бобры, рыбы, лягушки, то это уж совсем из рук вон плохо.

Пишу это потому, что каждый день наблюдаю, с каким нечеловеческим упорством бульдозеры закапывают деньги и губят вокруг все живое. Поясню: моя деревня Подыгрушье, что под Смолевичами, расположена на песчаной высотке, на своеобразном полуострове, когда-то окруженном болотами. Уничтожение их началось до войны, когда была построена Смолевичская ГРЭС, и завершилось в середине 60-х годов. Вынули из земли и сожгли «для нужд народного хозяйства» десятиметровый пласт торфа. После чего занялись рекультивацией-мелиорацией, уложили дренаж и передали «мелиорированные гектары» колхозу.

Но на них осталась только серая болотная глина, а те участки, где еще оставался торф, уничтожил уже колхоз, размещая на них посадки картофеля и свеклы. Первые годы урожаи были, и были хорошими. Но потом плодородный слой был разнесен ветром, развезен вместе с продукцией в места складирования. Ведь вот какая интересная деталь: свекловичные гектары выделялись всем, работа стимулировалась долей от выращенного урожая. Чем больше урожай, тем весомей доля. А проще всего урожай можно было увеличить, если бросать в кузов недотеребленные корнеплоды, вместе с землей тех самых плодородных слоев. Все это богатство взвешивалось, ссыпалось в бурты, из которых колхозник и выбирал свою «долю», тщательно очищая каждый корнеплод, дабы с выгодой для себя отделить вершки от корешков.

Это была обычная практика, об этом знало начальство, но время было такое, безразличное.

А в начале слякотной зимы 89-90-го года наступил натуральный конец света. Подыгрушье окружили бульдозеры, экскаваторы и другие диковинные агрегаты и стали дружно рыть (осваивать выделенные средства). Канавы, как я уже говорил, вырыли даже там, где воды не было и в принципе не могло быть. И будто бы в злую насмешку над здравым смыслом, перед мостками положили бетонные клыкастые волноломы. А дренаж подвели едва ли не до деревенских огородов. В итоге вода ушла даже из самых глубоких колодцев.

Но потом, слава Богу, говорил я сам себе, у этих варваров закончились деньги, и появилась надежда, что природа найдет в себе силы для восстановления. Она и начала возрождаться. Канавы стали превращаться в речки, начал расти кустарник, показывая, что через десяток-другой лет появится лес. В общем, понятно. Но вот деньги мелиораторам опять дали. И пошла гулять губерния…

К слову, о лягушках. Во времена болотные по весне лягушачий ор заглушал даже соловьиное пение. А в этом году я, может быть, впервые за свою жизнь не услышал ни звука, не увидел ни головастика, ни лягушонка. Не знаю точно, для чего природе эти хладнокровные, но аистам они нужны безусловно. А нет аистов, что ж это будет за Беларусь?

На каком уровне принимаются решения? Да на всех и на каждом — в свою пользу. Об общей пользе не думает никто.