Как известно читателям И-цзин, шестая черта двойной триграммы означает парадоксальное состояние события, когда оно трансмутирует в нечто другое, идя к упадку пи, т. е. это то, чем лучше не быть, но чем не быть, увы, невозможно… Игра исчерпана, людей хватают на улице потому, что они собираются собираться что-то сделать.
На самом деле пессимизма это не вызывает — и не должно вызывать: сетевые коммуникации активного меньшинства вполне устоялись, произошла спецификация участников — все готовы продолжить. Прямолинейная политангажированность постепенно сходит на нет, и все больший интерес вызывает открытие измерения политичности самого жизненного присутствия.
Произошедшее в результате этого поверхностное утихомиривание радует власти: они думают, что сработал старый проверенный метод фиксации — все переписаны и потенциально задержаны, т. е. некогда почти анонимные участники акций опознаны или потенциально опознаны (речь вроде бы идет об ограниченном количестве игроков, которые могут быть легко поставлены под контроль). И все же это большая иллюзия: решить проблему «терроризма» довольно сложно, если вообще возможно.
Наши власти сильно размякли. Последнее время они имели дело по большей части с корыстными людьми, на худой конец — с идейными, которые были их зеркальным отражением в рамках постсоветского дискурса и постсоветской политики и которые — как их ни поворачивай — остаются элементами примитивного совка.
Сейчас же приходится иметь дело с бескорыстным, идейным по-своему и современным сопротивлением. Ни на одно действие этого сетевого подполья не было найдено ни одного адекватного ответа. Пытались бить и разгонять, пытались задерживать, теперь будут пытаться делать вид, что ничего не происходит, т. к. на самом деле ничего не происходит и не должно происходить: главный шах и мат уже сделаны. Голова все еще находится на плечах, но шея уже перерезана: организм власти превратился в агрегат механических составляющих. Достаточно просто пройти по улице, чтобы заметить: все с нетерпением дожидаются перемен, потому что все убеждены в их скором наступлении. Сами власти достаточно недальновидно подчеркивают грозную мощь противника, ссылаются на давление извне, нагнетают ощущение осады.
Но люди склонны выйти к врагу с хлебом и солью, потому что в конечном итоге понимают, что это не их война. К слову сказать, сама наша белорусская власть является производной от того западного способа жить, который она жестко критикует. Взять хотя бы экономический эгоизм. И сути дела не меняет, что вполне заурядная человеческая страсть к наживе приняла в нашем случае такие диковинные формы.
Революция произошла, и не просто в умах. Власть существует до тех пор, пока ей подчиняются, или до тех пор, пока она может заставить подчиняться. В идеале — всех. Но это все менее заметно. Произошла незаметная, элегантная победа. Незаметная потому, что борьба за власть — это всегда действительно дело меньшинств. Меньшинства показали себе, что они существуют. Что их существование абсолютно перпендикулярно официальному. Что это существование возможно. Что существуют свободные анклавы. Что политсистема треснула и разваливается. Что они привели в движение внешние и внутренние силы для этого развала. Что наступило очень трудное время реальных действий, но это не значит, что надо опять идти на митинги и разбрасывать листовки по подъездам. Наконец, что вокруг сплошные союзники, кроме властных меньшинств.
Зачем громко шуметь? Всё кончено. Все сидят у гроба покойного, провожая его в последний путь. Главное сейчас — правильно похоронить эти постсоветские останки, чтобы они не воскресли во второй раз. Караул устал кричать «караул!». Не борьба за свержение старого уже волнует умы, но формы нового жизненного устройства.