В отличие от ЕврАзЭС, остававшейся крайне аморфной и фактически не способной к принятию решений организацией вплоть до момента своего упразднения в конце прошлого года, созданная на ее месте ЕЭК отличается изначально высокой степенью дееспособности. Практика ее функционирования в течение последнего полугода показала, что ЕЭК, несмотря на краеугольный принцип консенсуса, по идее, позволяющий Беларуси и Казахстану блокировать невыгодные для себя решения, тем не менее такие решения вполне может принимать. В частности, Россией через ЕЭК уже был успешно проведен ряд техрегламентов, явно затрудняющий функицонирование белорусской и казахстанской экономик в их нынешнем качестве.

При этом, что важно, предположительные уступки со стороны Минска и Астаны не сопровождались видимой компенсацией со стороны Москвы: бюрократический проигрыш на техническом уровне, похоже, никак не был увязан с договоренностями на принципиальном политическом уровне. Сохраняющийся низкий уровень взаимного доверия между первыми лицами стран ТС-ЕЭП позволяет говорить о том, что никаких ощутимых прорывов и изменений на высшем уровне за последние полгода не произошло.

Иными словами, ЕЭК изначально стала демонстрировать способность быть вполне самодостаточной и эффективной бюрократической технологией в руках Москвы, которую, по тем либо иным причинам, не могут или не умеют использовать в своих интересах Минск и Астана. Такое «провисание» выглядит как минимум странно: ведь ЕЭК построена на равном представительстве трех стран-членов ТС-ЕЭП, что, по идее, должно исключать возможность чьего-либо одностороннего доминирования. Возникновение последнего возможно либо вследствие тотального коррумпирования, в данном случае Москвой, делегаций стран-контрагентов, что практически невозможно, либо вследствие особенностей организации процесса принятия решений в ЕЭК.

ЕЭК и сети влияния

Действительно, такие особенности есть, и заметны они отнюдь не при первом взгляде. Дело в том, что институционально ЕЭК выстроена абсолютно безупречно: на обоих уровнях, и Совета, и Коллегии ЕЭК все страны-участницы евразийского проекта представлены в равных пропорциях, что выглядит как весьма существенная, и даже чрезмерная уступка Москвы, если вспомнить, что ее экономика минимум на порядок превосходит и белорусскую и казахстанскую. Так, Совет ЕЭК, который принимает решения консенсусом, возглавляют заместители глав правительств трех стран, каждый из которых председательствует в течение года. Коллегия ЕЭК, главный исполнительный орган ТС-ЕЭП, состоит из девяти министров, по три от страны, каждый из которых вполне полномочен в рамках своих компетенций.

Правда, в Совете ЕЭК Россию представляет очень сильная фигура — вице-премьер Игорь Шувалов. Профессиональный юрист, близкий и старой, и новой элите (первым браком женат на внучке Брежнева), он не знал провалов ни в бизнесе, состоявшись как банкир и юрист, ни на госслужбе. Сойдясь в 2003 году с Абрамовичем, Дерипаской и Волошиным, он сделал впечатляющий карьерный взлет в Администрации президента. Сегодня он пользуется безусловным доверием Путина, ему могут поручаться наиболее проблемные участки, особенно если те связаны с жесткими временными сроками, и имеют важную публичную компоненту. Шувалов характеризуется ближним кругом как путинский «главный маршал», способный надавить и сдвинуть любое дело с мертвой точки. Занимался военной реформой, готовил саммит «большой восьмерки» в С.-Петербурге, в 2008 году по сути стал спичрайтером тандема, подготовив и «красноярскую речь» Медведева, и «план 2020» Путина. После отставки Кудрина курировал в правительстве экономический блок, сегодня продолжает курировать иностранные инвестиции в Россию.

Коллегию ЕЭК возглавляет не менее серьезная фигура — Виктор Христенко. Бессменный член всех российских правительств начиная с 1997 года, многократно назначался вице-премьером, курировал топливно-энергетический сектор, промышленность и торговлю. Успешный администратор, пользующийся неограниченным кредитом доверия Путина, умеющий строить свои сети доверия, и способный решать и самые деликатные вопросы. Так, его жена, Татьяна Голикова, в бытность свою министром здравоохранения практически постоянно обвинялась в коррупции, но несмотря на это сохранила свое место вплоть до плановой отставки всего правительства.

И по идее, эти две сильные фигуры сами по себе еще не обеспечивают Москве подавляющего преимущества. Однако, картина становится ясной, если обратить внимание на более низкий «технический» уровень, уровень департаментов. Руководители практически всех ключевых департаментов по сути являются людьми личной сети Христенко, годами работавшими под его министерским началом либо в министерстве промышленности и торговли, либо в министерстве топлива и энергетики, и безусловно лояльные в первую очередь лично ему.

Так, в эту сеть входит глава департамента протокола и организационного обеспечения Алексей Рис, выходец из министерства промышленности и торговли, где был его личным помощником, глава департамента финансов Марина Ганеева, работавшая вместе с Христенко в Минпромэнерго России, глава правового департамента Владимир Тараскин, являющийся бессменным юридическим консультантом Христенко с 2004 года, а также ряд других выходцев из Минпромторга. Это глава департамента управления делами Сергей Егоров, глава департамента развития и интеграции Виктор Спасский, и глава департамента промышленной политики Владимир Мальцев. Всего в личную сеть влияния Христенко входит не менее половины глав департаментов.

Контроль над «техническим уровнем» обеспечивает контроль в целом: поскольку Коллегия может реализовать свои исполнительные полномочия только через департаменты, то становится понятным, что на всех стадиях подготовки, принятия и осуществления решений все белорусские и казахстанские министры-члены Коллегии по сути оказываются под плотной опекой личной сети влияния Христенко. Это означает, что любые негативные для Москвы решения могут быть заблокированы еще на ранней стадии их согласования, в то время как позитивные — напротив, могут быть аппаратным образом продвинуты.

Аппаратное «переигрывание» вполне объясняет внешне странный факт функционирования ЕЭК в первую очередь в интересах Москвы даже в тех случаях, когда нет «верхнего» политического решения, а речь идет о явном ущемлении интересов Беларуси и Казахстана. При этом последние, похоже, не рассчитывают на собственные прорывы в рамках ЕЭК. Так, например, члены Совета белорусский банкир Сергей Румас, и казахстанский профессиональный управленец и математик Кейрат Келимбетов и близко не обладают таким мандатом персональной близости к своим президентам, какой есть у их коллеги Шувалова. Закономерным образом это обуславливает целый ряд дополнительных особенностей их поведения: очевидно, что в такой ситуации они явно не будут склонны брать на себя инициативу и риски, и будут тяготеть, напротив, к действию в рамках традиционной бюрократической процедуры. Последняя, впрочем, будет для них априори проигрышна.

***

Таким образом, приходится констатировать, что несмотря на декларируемый принцип консенсуса как способа принятия решений в ТС-ЕЭП, Беларусь и Казахстан не могут воспользоваться своими номинальными полномочиями, и в лучшем случае могут рассчитывать на сдерживание напора России, нежели на инициирование и продвижение собственной политики в евразийском проекте.