Трудно заметить изменения, которые происходят постепенно. Особенно когда они связаны непосредственно с нами. Мы не замечаем, как стареем. Нам трудно оценить, как меняются наши вкусы и привычки, ценности и предпочтения. Нечто подобное происходит и в масштабах общества. В свое время белорусы не заметили того позитивного, что принесла с собой перестройка — преодоления дефицита, краха коммунистической идеологии, обретения свободы. Так же незаметно для большинства населения произошел и откат в прошлое. За это время в сознании обывателя поселился забытый страх. Кроме того (как однажды подметил президент), мы стали еще и «хитрыми». Добавим к этому — хвастливыми и самодовольными…

Эскалация страха

Наиболее ярким свидетельством нарастания тоталитарных тенденций является эскалация страха. Причем его источник установить не удается. Ну не президент же, в конце концов, запугал всю страну? Одному человеку сегодня это просто не под силу. Причина страха, очевидно, в нас самих. Даже в тех случаях, когда и бояться вроде нечего, он возникает по инерции, в результате самозапугивания. Быть может, он всплывает из нашей генетической памяти (ведь мы помним, что «когда-то за это наказывали»). Страх как бы разлит по всем порам общественного организма. Каждый из нас является его генератором, когда боится действовать, говорить и даже думать о том, что «не позволено». В этом смысле предвыборные речи кандидатов в президенты были очень полезны. Независимо от результатов выборов. Они напомнили обществу о том, что можно и нужно говорить правду. Если такую процедуру не проделывать хотя бы иногда, то общество неизбежно деградирует.

Сегодня страх в той или иной степени испытывают все — снизу доверху. Глава государства в этом смысле не исключение. Он боится больше других, потому как его ответственность за все происходящее выше. И чем дальше, тем (учитывая его «заслуги» перед страной) этот страх становится большим. Судя по всему, в ближайшее время мы станем свидетелями публичной трагедии человека (а может быть, и общества), который будет всеми силами удерживать власть, хотя делать это будет все сложнее. Власть становится тем самым камнем, который и нести тяжело, и бросить невозможно.

В нынешней общественно-политической ситуации страх и власть связаны неразрывно. Меньше всего боятся те, у кого минимум властных полномочий. Чем их больше, тем больше опасений. Кто не делает, тот не ошибается. Этим людям всегда можно инкриминировать какие-то нарушения. Кроме того, им есть что терять. А учитывая непредсказуемый и жесткий нрав «хозяина»… У ретивых исполнителей (на производстве, в школе, в колхозе) возникает постоянное желание забежать впереди паровоза и на всякий случай подстраховаться (почистить, помыть, сделать, как «надо», избавиться от «неугодных» и пр.). Лечение подобного состояния в обществе потребует долгой социальной психотерапии.

Дальше некуда…

Идеологические процессы в СССР не отличались однозначностью. Несмотря на стремление к чистоте рядов и самого учения, среди борцов за светлое будущее постоянно находились какие-то «неправильные». Поэтому постоянно приходилось с кем-то бороться. Помимо главных боев на идеологическом фронте с «капиталом», велись и локальные войны с «уклонистами», «оппортунистами», «ревизионистами» и т. д. внутри партии. Глобальные изменения происходили и в официальной доктрине. От аутентичного марксизма к ленинизму (большевизму), затем от него — к сталинизму. Дальше наступать было некуда. Достигли «вершины».

Попятное движение началось еще в разгар строительства социализма. Началось с развенчания сталинизма. Оно раскрыло глаза обществу на культ личности. С тех пор хвалить Сталина, по крайней мере публично, стало неприличным. Впрочем, это не исключало тайного перед ним преклонения. Процесс развенчания кумиров продолжила перестройка. Статьи в толстых журналах пролили свет не только на ленинизм (включая личность самого Ленина), но и на сущность марксизма. Тем самым была расчищена дорога к восприятию ценностей западной цивилизации — демократии, свободы, прав человека.

Беларусь не успела уйти на этом пути слишком далеко, поэтому ей не стоило большого труда вернуться. Достаточно быстро были восстановлены «в правах» герои всех войн — гражданских, идеологических, информационных. Где прямо (в учебниках и СМИ), где косвенно (в моделях хозяйствования и управления) произошла реабилитация социалистической модели. В прессе и публичных выступлениях все чаще стали появляться высказывания, имеющие целью переоценку сталинизма. Судя по всему, и этот процесс уже близок к завершению. Многосерийный фильм о великом вожде, показанный по БТ, свидетельствует об окончании духовной и идеологической эволюции (точнее, о деградации). Возврат в прошлое дошел до своего логического завершения. Дальше отступать просто некуда. Одним решительным броском мы вернулись туда, где СССР был максимально удален от всего цивилизованного мира.

Однако власть виновна в этом лишь отчасти. Порой она лишь следит за настроением значительной части населения и санкционирует то, что может вызвать ее поддержку. Это движение показывает потенциал авторитарных умонастроений, который скрывает белорусское общество и который хранится представителями старшего (и не только старшего) поколения. Не секрет, что потенциал свободомыслия в советском обществе был распределен неравномерно. В наименьшей степени он был выражен среди тех, кто долгое время жил по приказу. Прежде всего, это касается людей в форме. Мощное ветеранское, партизанское и вообще военное лобби (учитывая самую мощную военную группировку на территории бывшего СССР, а также поселение на ПМЖ многочисленных военных отставников) до сих пор служит надежной опорой авторитаризма. Они охотно отзываются на антиамериканизм и ура-патриотизм. Их не надо убеждать в том, что страна находится во «вражеском окружении». Это их мироощущение.

Патернализм или матриархат?

Отношения президента с народом складываются как в большой патриархальной семье. Во главе стоит мудрый и справедливый отец, именуемый в просторечье батькой. Народ, приученный к опеке, хочет, чтобы о нем кто-то постоянно думал и заботился. Он любит персонифицировать власть, наделяя ее чисто человеческими чертами — справедливостью, прямотой, строгостью. Однако отношения родителей и детей ведь тоже могут складываться по-разному. Какой же тип «отца» представляет собой президент?

Нетрудно заметить, что патерналистская система ценностей мешает ему стать по-настоящему мудрым и дальновидным родителем. Таким отцом, который был бы по-настоящему заинтересован в будущем своего чада и сделал бы все для того, чтобы подготовить его к жизни. «Мало ли что может случиться с родителями. Дети должны быть готовы к самостоятельности». Так, как это, к примеру, делала в свое время мудрая княгиня Ольга, вновь и вновь сажая на коня маленького князя Игоря.

Разве может мудрый отец допустить, чтобы его ребенок вырос беспомощным? А ведь именно такую картину «тотальной беспомощности» народа постоянно рисует нам БТ. Оказывается, без вмешательства политического руководителя белорусы фатально не способны решать не только сугубо политические, но и экономические, моральные, даже этические проблемы. (Если бы четыре года назад президент не посетил один из заводов по производству стеклотары, так и не удалось бы наладить его успешную работу.) Народ в это верит и целиком одобряет. Он привык благодарить за свое благосостояние кого угодно, только не самого себя. Еще больше от этого выигрывает президент. Он становится по-настоящему «незаменимым».

Патернализм представляет собой противоречивую смесь, казалось бы, несовместимых чувств. С одной стороны, это постоянно демонстрируемая руководителем «безграничная любовь» к народу, готовность посвятить ему всего себя без остатка («я буду за вас делать это грязное дело»). С другой — явно невысокое мнение о его (народа) способностях к чему бы то ни было — к свободе, трезвому суждению, разумности, в конце концов. Что интересно, стремление полностью подчинить себе объект «обожания» причудливым образом сочетается с особого рода «зависимостью», неспособностью к самостоятельному существованию самого опекуна. Президент являет собой именно тот тип родителя, который очень распространен в белорусских семьях. И связан он не столько с образом отца, сколько слепо любящей матери.

Частые обращения и в целом надежда, которую питает президент в отношении женской части белорусского электората, очевидно, не случайны. Такая мама не стремится к тому, чтобы выпустить сына в «самостоятельное плавание», и не очень-то заинтересована в том, чтобы подготовить его к этому. Она старается вести его за ручку по жизни до тех пор, пока у нее есть такая возможность («пока жива буду»). Ведь у нее нет других «увлечений», кроме интересов ребенка. Забывая о себе, она добросовестно проходит с ним все этапы его жизни — от рождения до свадьбы. Что же она будет делать дальше, когда он покинет родной дом?

Перефразируя вопрос: что будет делать президент после своей отставки? Мысль о том, что он на самом деле уедет в деревню и будет копаться на огороде, кажется абсурдной не только его противникам.

Человеческий «потенциал»

Когда международные организации ссылаются на рейтинги экономической свободы и конкурентоспособности, официальный Минск бьет их «человеческим потенциалом». Наверное, это единственно весомый показатель, в котором Беларусь выглядит вполне пристойно. По крайней мере, на фоне своих соседей. При этом как-то в стороне остается то обстоятельство, что уже само словосочетание «человеческий потенциал» говорит о некой определенной способности, о том, что может быть реализовано в будущем. Какие же потенции и способности таит в себе белорусское общество? Готово ли оно к неожиданным изменениям экономической конъюнктуры — росту безработицы, структурной перестройке экономики? Как отнесется оно к неожиданным изменениям политической ситуации?

Трудно представить, что армия контролеров (которых белорусская модель хозяйствования наплодила невероятное количество) сможет реализовать себя в сфере услуг. Уж больно различны модели поведения тех, кто привык «строго спрашивать» о выполнении (соблюдении, соответствии), и тех, для кого интересы посетителя, клиента, покупателя превыше всего. Очевидно, этим людям предстоит пройти настоящую ломку мышления, характера, даже внешнего вида. Для начала, к примеру, вместо угрюмой сосредоточенности следует освоить приветливую улыбку.

Трудно поверить в то, что привыкшие после рабочей смены беззаботно попивать вино в забегаловке, проявят готовность к тому, чтобы, будучи внезапно выброшенными на улицу, открыть (даже при созданных для этого государством благоприятных условиях) свое самостоятельное дело. Ведь тогда нужно будет забыть о нормированном рабочем дне, заиметь желание и умение думать, рисковать, быть успешными. Как поведут себя в этой ситуации те (а их у нас немало), кто приучен жить по уставу? Избалованные гарантированным доходом, для получения которого достаточно бездумного исполнительства, смогут ли они найти себя в условиях конкуренции? Какого качества услуги и товары они нам предложат?