Как я уже писал, «островки» свободы, свободного рынка сейчас — это недосмотр, недоработка государства. Идея, что они будут организованы сверху, правительством, представляется мне не очень перспективной. Почему-то напрашивается аналогия о переговорах с пауком об увеличении размеров ячеек паутины, или о том, что вот эту ниточку вообще лучше убрать. На мой взгляд, более плодотворная идея — увеличивать число таких «островков» за счет открытия новых.
Один из основных «массовых» способов — это технологические изменения. Они позволяют, не тратя времени на борьбу с государственными ограничениями, просто обойти их, оставив позади. Например, в 20-м веке очень долгое время, в течение десятилетий, телефонная связь в большинстве стран мира существовала вне конкурентного рынка. Ее предоставляли государственные компании или частные, образовавшие с государством монопольный симбиоз. Как результат — во многих странах, в том числе, развитых, качество связи было низким, а условия подключения для новых абонентов — невыгодными. Вопрос реформирования этой сферы был сложным, политическим, особенно там, где были государственные телефонные компании, и в них сильные профсоюзы. В какой-то момент правительства многих развивающихся стран столкнулись с дефицитом бюджета, а телефонные компании представляли собой интересный объект для покупки. Их продажа тоже часто сопровождалась скандалами, обвинениями в коррупции.
Но это было уже не так важно по сравнению с мобильной революцией. Оставив экономических жрецов спорить о том, правильно или нет, чтобы к дому шло два телефонных кабеля, операторы мобильной связи дали возможности общаться на расстоянии сотням миллионов людей. При этом многие живут в деревнях и поселках, куда фиксированная связь не добралась до сих пор.
На мой вкус, распространение мобильников даже несколько оживило уличную среду. Раньше люди на улицах в молчании шли или бежали по своим делам, а теперь многие говорят по телефону, мы слышим отрывки чужих жизней, чья-то работа, любовь и дети, и это придает городской толпе определенную театральность.
Технологические изменения могут казаться менее эффектными, чем экономические реформы. Поэтому, к сожалению, сторонники свободы уделяют им меньше внимания. С одной стороны, политические реформы представляются такими простыми — вот если б я был султан, я бы отменил, разрешил, дерегулировал. С другой стороны, в случае успеха реформатор может войти в историю, о нем будут писать книги, статьи, для многих он будет героем. Предприниматель, просто зарабатывающий деньги, применяя новые технологии, редко может рассчитывать на такую славу.
Но при этом не учитывается сопротивление, которое обычно оказывается реформам, и это не только защитный бюрократический рефлекс. Бороться в политике против государственного вмешательства, как правило, означает противостоять деловым кругам, влиятельным политикам, людям из общественных организаций, которые от этого вмешательства выигрывают. Это также означает встречать сопротивление обычных людей, опасающихся ухудшения их текущего положения — что они останутся без воды, света, медицинского обслуживания или пенсий. Чтобы действовать без оглядки на это сопротивление, нужно обладать огромной, абсолютной властью, больше соответствующей диктатору тоталитарного государства, чем советнику или консультанту по реформам.
Именно поэтому экономические реформы, как правило, скорее конвертируют одну несвободу в другую. Например, компании в сфере электро- и водоснабжения могут перейти в частные руки, с сохранением за новыми владельцами монополии и определенных обязательств.
Технологические изменения подсказывают иной путь — уже сейчас монополию в сфере водоснабжения подрывают магазинные продажи и доставка питьевой воды. В электроснабжении (особенно промышленном) развивается автономная генерация.
Один из серьезных вопросов современности — возникающая в ряде случаев необходимость пересадки человеческих органов. Это еще одна сложная проблема, там смешались и политика, и этика, и страх перед насильственным отъемом органов. Но, я думаю, эта проблема будет скорее решена не законами о свободной торговле органами, а успехами медицинских технологий. Нужные органы будут выращивать и конструировать из «материала заказчика», что решит и проблему совместимости.
Другой способ — это новые отрасли, бизнес в новых для страны сферах, которые еще не обросли значительным регулированием.
Например, в Индии было и остается сильное бюрократическое вмешательство в дела бизнеса. При этом были и есть привилегированные предприятия, извлекающие из регулирования выгоду. Но две новые для Индии сферы — колл-центры и оффшорное программирование — создали в Индии новую реальность, где многие люди получили возможность разбогатеть, работая в реальной, а не окологосударственной экономике. Предприниматели, основавшие бизнесы в этих сферах, были не меньшими героями либерализации, чем индийский министр-реформатор Манмохан Сингх.
Во многих странах даже правительства снисходительно относятся к предприятиям новым отраслей, особенно высокотехнологичным и экспортным. Отчасти потому, что «высокие технологии» воспринимаются многими чиновниками как своего рода волшебство. Ну, а деятельность чародеев лучше лишний раз не вмешиваться, особенно если в казну стабильно поступают слитки сделанного из ртути золота. Другая причина — возможно, некоторые из чиновников понимают высокую «транспортабельность» предприятий новых отраслей. Если колл-центр закроется в Индии, он откроется на Филиппинах.
Расширение свободы может быть связано и с новыми активами. Особенно это касается бывших социалистических стран. В конце 80-х-начале 90-х в них поменялась власть. Открылись границы, произошли серьезные изменения в политике и СМИ. Но проблема почти тотальной государственной собственности этого никуда не делась.
Есть разные способы приватизации — с помощью чеков, прямая продажа, передача акций работникам предприятий. Но какие бы пути не выбирали новые правительства, везде были недовольные. Где-то жаловались, что народное добро распродали за бесценок, где-то — что все скупили иностранцы, где-то — что выиграли только работники немногих вписавшихся в рынок предприятий, а все остальные остались со своими акциями обанкротившегося завода Победы им. 50-летия.
Такое отношение к приватизации отчасти перешло и на новых собственников старых активов. К тем же, кто создавал новые активы, не обремененные «печатью госсобственности», отношение было другим. Интересно, что хотя госсобственности тогда было сильно больше, чем сейчас, регулирования было меньше. А учитывая некоторый хаос после падения социалистических режимов, оно было во многом номинальным. Нынешний объем регулирования был, большей частью, сочинен или импортирован (чтобы все было «как у них») уже при демократии.
Да, сейчас говорят, что в 90-е в бывших странах соцлагеря был неправильный, «кумовской» капитализм. Но именно тогда огромное количество людей, лишь в общих чертах знавших, что такое рынок, стали бизнесменами, а не госслужащими, как это популярно сейчас. А это дорогого стоит.
Конечно, к текущему моменту уже многое приватизировано. Но разница в отношении к «старым» и «новым» активам сохраняется. Например, если решат приватизировать какую-то больницу, то почти наверняка поднимется волна возмущения. Будут говорить, что это самая лучшая в мире больница, она упоминается еще в летописи 1488 г., а сейчас придет частник, и устроит в ней офисный центр. Как же так, скажут, мы же платим налоги (хотя в большинстве случаев правильнее сказать «обирают наших работодателей»), и хотим получать все бесплатно, а теперь нам в этой больнице придется платить. А вот если кто-то просто откроет свою частную больницу, такого возмущения не будет, как не будет и недовольства тем, что ее услуги платные.
Во всех этих способах как бы присутствует дух фронтира, дух открытия и освоения неизведанных земель. Это тоже способ — уезжать туда, где свободнее, выгоднее, комфортнее.
Но об индивидуальных способах достижения свободы я расскажу в следующей заметке, которая будет посвящена России.
Источник: InLiberty.ru