Вместо эпиграфа начну с цитаты из классика: «Если хотите построить социализм, выберите народ, который не жалко». Надеюсь, Бисмарк простит мне замену слова «государство» на слово «народ». В конце-то концов, государство, если согласиться с другим авторитетом прошлого, — это группа чиновников. Лично я ни к отечественным, ни к зарубежным представителям данной профессии особой любви не испытываю. Другое дело народ. Так и хочется снять шляпу и нажать на клавиатуре клавишу Shift для написания данного слова-символа с прописной буквы.
Но социализм, точнее, эксперименты по его построению уже в прошлом. Мир нашел себе новое занятие. Сегодня на всех континентах вновь возводятся строительные леса. Новые инженеры человеческих душ пытаются решить противоположную задачу. Они строят либеральные демократии. Применим ли к данному историческому этапу совет Бисмарка или сама постановка вопроса может показаться святотатством? Предлагаю не торопиться с выводами и не приводить предвзятые примеры, потому что на каждую Чехию и Словакию легко отыщется Ирак и Туркмения.
А есть ли такая нация?
Мода распространяется не только на длину юбок, но и на политическую терминологию. Сегодня модно говорить о самоидентификации. За этим неординарным занятием, если внимательно приглядеться, можно застать целые народы.
Проделаем мысленный эксперимент. Что ответит нам житель Варшавы на вопрос «кто он?». Отбросим начальные ступеньки идентификации. Наш воображаемый интервьюер — чей-то сын, чей-то муж и чей-то отец. Нас интересуют более высокие уровни. В качестве жителя польской столицы, он наверняка считает себя варшавянином. А дальше? Само самой разумеется, он поляк и, с большой вероятностью, католик. Можно подняться еще выше? Можно. Не случайно 1-го мая Польша стала полноценным членом ЕС.
Следовательно, мы беседуем с представителем западной цивилизации.
Так опытным путем мы пришли к пониманию еще одного модного термина. Цивилизация — это высший уровень социальной идентификации. Если мы попытаемся преодолеть очередную ступеньку, то из мира социологии перейдем в мир биологии, а в этом мире мы все идентифицируемся одинаково, ибо принадлежим к одному и тому же виду homo sapiens.
Следует подчеркнуть важную особенность подъема по ступенькам самоидентификации. Освоение очередной высоты не уменьшает связь человека с уже освоенными уровнями. Иными словами, варшавянин, осознавший себя гражданином Польши, не растрачивает от этого любовь к родному городу.
Однако мы живем не в Польше. Наши столичные жители называют себя минчанами.
Полагаю, что данный уровень самоидентификации не вызовет особых возражений. Но вот следующий, возможно, уже не будет воспринят столь единодушно. Еще относительно недавно все мы, или почти все, ощущали себя советскими людьми. Я осмелился так утверждать, потому что сужу по себе, — и мне не стыдно. В марте 1991 г. 82,6% жителей Белоруссии во время горбачевского референдума разделили мои чувства. Советские люди сказали тогда свое решительное «нет» попыткам развалить великую державу.
Есть такая нация!
За тринадцать лет много воды утекло. Как-то незаметно социологи перестали интересоваться ностальгией соотечественников по былой Империи. Зато в опросах появился раздел об отношении к восточному соседу. Сторонников единого государства сегодня не более 5%. В основном это пожилые люди, родившиеся в России.
Правомерен ли сегодня вывод о том, что жители Белоруссии стали гражданами Беларуси? Осмелюсь утверждать, что да. И дело тут не только в чисто символическом количестве сторонников единого государства. Под давлением целого комплекса внутренних и внешних причин люди привыкли… к новой идентификации.
Я не оговорился. Да, граждане Беларуси — приспособленцы, но не в большей степени, чем граждане других стран, чем любой биологический организм. И не удивительно.
Способность приспосабливаться к изменениям окружающей среды — главное свойство живого. В совершенствовании механизмов приспособления — смысл биологической эволюции. Рассмотрим, как сработали данные механизмы на примере изменения ВВП в бывших советских республиках в постперестроечные годы.
В начале 90-х в Беларуси началось резкое падение производства. Аналогичные процессы «пошли» во всех республиках, независимо от проводимой экономической политики. Традиционно данную синхронность объясняли разрывом привычных хозяйственных связей. Согласитесь, что логика в этом есть. Но есть иное объяснение.
К отмене административного регулирования первыми привыкли потребители. В условиях «отпущенных» цен сделать это было несложно. Когда дефицит товаров сменил дефицит денег, потребители перестали штурмовать прилавки и хватать все подряд.
Производственный механизм так просто не перестроишь. У него совсем иная инерционность. Он продолжал крутиться, пока никому не нужная продукция не заполнила все складские помещения. Что произошло потом? Потом во всех, теперь уже независимых государствах начался экономический рост. Он был достаточно резким, но кратковременным. Но проследить зависимость темпов роста ВВП от политики властей и на этот раз не удалось. Гайдар назвал такой рост восстановительным. В отличие от инвестиционного, он не связан с созданием новых ресурсов, а происходит за счет использования существовавших ранее.
Производители — тоже люди. Жизнь заставила — и они приспособились (привыкли) к новым условиям, постепенно осваивая азы рыночной экономики. Процитируем Сейлу Бенхабиб, специалиста в области культурологии: «Существует различие между пониманием через трансляцию и пониманием через привыкание. Мы приходим к пониманию иных концептуальных рамок или иного образа жизни не в результате перевода терминов чужого языка в термины своего, а в ходе усвоения».
Воспитательную задачу, с которой так и не справился ЦК КПСС за 70 лет своей бурной деятельности, за два-три года решила невидимая «рука рынка». В иных «концептуальных рамках» оказалось и сообщество в целом. Центр принятия политических решений переместился из Москвы в Минск. В результате чего за тринадцать лет произошла существенная перегруппировка в понятиях «мы» и «они».
Это у «них» тонут подводные лодки и взрываются дома. Это у «них» олигархи скупают ведущие футбольные клубы Европы, а главной проблемой собственной страны является бедность. Культура любого народа не сводится к народным преданиям и форме головных уборов. «Мы (все без исключения) являемся существами, производящими культуру, мы создаем наполненные смыслом миры и живем в них» (Уолцер). Именно этим делом и занимались все последние годы граждане нашей страны. Они создавали культуру.
Национальную — как по форме, так и по содержанию.
Определенную лепту в процесс национальной идентификации вносит и государство, причем с каждым днем все более осознанно и целенаправленно. Не найдя внешних сторонников доморощенной политико-экономической модели, оно может продолжать свой эксперимент исключительно в условиях нарастающей самоизоляции. Вот почему вклад государственных СМИ в разделение понятий «мы» и «они» сегодня так бросается в глаза. Власть знает, что творит. Еще раз процитируем Сейлу Бенхабиб: «Современное государство скорее „создает“, нежели „находит“ свою нацию». Приходится признать, что создатели народов живут не только на небесах.
Два в одном
Не знаю, удалось ли мне убедить в своей правоте, но если согласиться с тем, что процесс национальной самоидентификации граждан Беларуси состоялся, то разумно задать очередной вопрос. Поляки — католики. Тут все ясно. А граждане Беларуси?
Обратимся к рейтингам доверия государственных и социальных институтов. Первую строчку неизменно занимает православная церковь. Ей доверяет около 80% граждан. Уровень доверия католической церкви значительно ниже (40-45%). Приведенные цифры каждый вправе толковать по-своему; истина же заключается в том, что на очередной вопрос «кто мы?» граждане Беларуси однозначно ответить не могут, точнее, конкретные граждане дают конкретные, но различные ответы.
Но у нас остался еще один уровень идентификации. И здесь схожая проблема. Вот как решает ее президент Лукашенко: «временем, судьбой, ситуацией Беларусь выдвинулась на, наверное, великую роль лидера восточно-европейской цивилизации». Не станем заострять внимание на уровне величия. Для нас сейчас важен географический вектор.
Имеются ли реальные основания для его начертания в указанном направлении? Безусловно. Если бы не очередное «но». На наших просторах всегда найдутся люди, которые, апеллируя ко времени, судьбе и ситуации, попытаются повернуть цивилизационный вектор в противоположную сторону. Их доводы будут не менее убедительны.
Для выяснения истины обратимся к Хантингтону, исследователю современных цивилизаций: «полицивилизационная модель дает четкий исчерпывающий ответ на вопрос, стоящий перед жителями Западной Европы: „Где заканчивается Европа?“. Европа заканчивается там, где заканчивается западное христианство и начинается ислам и православие». Хантингтон отмечает на карте восточный рубеж западной цивилизации. Он полностью совпадает с географической границей России с Финляндией, Эстонией и Латвией, пересекая при этом Беларусь, Украину, Румынию и Боснию.
Хантингтон относит Беларусь к типично разорванной стране. Другие яркие примеры: Пакистан и Израиль. Нам еще повезло. Католицизм и православие — две ветви одной религии. Просмотрите любые вечерние новости. Конфликты, которые вспыхивают на территориях совместного проживания представителей различных цивилизаций, — сегодня основные поставщики информационных сюжетов.
«Когда приходит кризис идентичности, для людей в первую очередь имеет значение кровь и вера, религия и семья». Хантингтон сформулировал данную мысль, будто наблюдая крах советской идентичности и ее последующие трансформации. В мире есть только два государства, жители которых не ощущают своей принадлежности к одному из глобальных человеческих сообществ. Это Гаити и Эфиопия. Пристроиться к ним нам не удастся.
Поэтому чем сильнее наши граждане будут осознавать свою национальную идентичность, тем глубже будет раскол в белорусском обществе.
Факт за факт, модель за модель.
Культурные границы не абсолютны, но и преодолеть их путем применения стандартных агитационных приемов невозможно. Тринадцать лет для подобного взаимопроникновения не срок. Вот почему разочарованные в своем кумире авторитарные граждане переходят в разряд неопределившихся. И пусть на оппозиционном пятачке возникла давка из претендентов на президентское кресло, делу это не поможет. Народ занят поиском новенького, но своего.
Феномен Машеровой в 2001 г. подтверждает данный вывод. Достаточно было никому неизвестной дочери всем известного отца заикнуться о своих намерениях — и ее рейтинг превысил отметку в 20%. Без стратегии, без ресурсов и без команды. Побеждай — не хочу! Не захотела. Не исключено, что и к лучшему.
Мы и тут не оригинальны. Феномены госпожи Ганди и госпожи Бхутто возникали по аналогичному сценарию. Политическая мифология — страшная сила. Представители homo sapiens, вопреки своему видовому названию, — существа довольно иррациональные. Политикам, особенно привыкшим посещать европейские столицы, необходимо всегда об этом помнить.
Полагаю, у читателей уже закралось сомнение по поводу столь одностороннего подхода. Социальные процессы, а тем более такие масштабные, опасно причесывать одной гребенкой. Замечание принимается. Любая модель, как и любая географическая карта, — упрощение. В этом ее минусы, но и плюсы, иначе мы заблудимся среди деревьев, так никогда и не узнав о существовании леса. В качестве заключительного оправдания приведу очередную цитату: «Чтобы быть принятой как парадигма, теория должна казаться лучше, чем ее конкуренты, но ей не нужно — и на самом деле она никогда этого не делает — объяснять все факты, с которыми она может столкнуться» (Кун). Поэтому будет куда продуктивнее противопоставлять модели модель, а факту — факт.
Ждем-с
Итак, мы построили модель общества, состоящую всего из двух частей. Одна часть получила условное название «западные», другая — «восточные». Такие термины часто используют военные во время штабных игр, но это так, к слову. Далее «восточные» были поделены на «разочаровавшихся» и на тех, кто все еще готов голосовать за президента. Назвать последних преданными — было бы не совсем верно. Данные лаборатории «Новак» говорят о том, что уже половина из них созрела для измены.
Теперь на время оставим цивилизационную модель и попытаемся разложить белорусский электорат по полочкам модели доминирующих стереотипов, которую так любят многие российские политтехнологи. «Согласно данной модели, при голосовании большинство избирателей делают выбор, руководствуясь не столько своими интересами или другими рациональными соображениями, сколько под воздействием одного из типичных стереотипов массового сознания, который оказался доминирующим на момент выбора» (Малкин).
Выделяют две группы доминирующих стереотипов. Первая группа избирателей голосует за образ жизни («как раньше», «как теперь» и «как на Западе»). Вторая группа ориентируется на личность. И здесь есть свои подуровни, но с большим отрывом лидируют поклонники сильной личности. Кроме «сознательных» избирателей данная модель предусматривает и существование «подвижных». Последние принимают решение непосредственно в момент выборов под воздействием преобладающих на данный момент мнений. Теперь попытаемся применить российский подход для пояснения президентских выборов в Беларуси, не забывая при этом и о нашей первоначальной модели.
Западный образ жизни поддержали в 1994 г. 22% избирателей. Для сравнения, таких избирателей в России всего 5-7%. В этих цифрах, на мой взгляд, заключается главное отличие между белорусским и российским обществом, но это тема отдельного разговора. Кебич получил голоса тех, кто всегда поддерживает представителей власти («как теперь»).
За Лукашенко голосовали желающие вернуться в прошлое и почти все личностно ориентированные избиратели. Примкнуло к нему и большинство «подвижных», особенно во втором туре. Уже после выборов, сторонники премьера-неудачника прозрели и переметнулись к действующему президенту.
Модель доминирующих стереотипов не противоречит цивилизационной. Основная разница — в масштабе. Практически все группы избирателей, кроме желающих жить «как на Западе» (что вполне естественно), попадают в группу сторонников «восточных» ценностей.
В 2001 г. кандидат «западных» собрал, по данным независимых наблюдателей, уже более 30% голосов. Говорит ли это о наметившихся изменениях в обществе? Полагаю, что радоваться рано. На выборах отсутствовал тот широкий спектр предложений, который был в 1994 г. во время первого тура голосования. Кроме того, в силу начинающегося разочарования, «подвижные» уже не были столь единодушны.
Выборы прошли. Цены проснулись и постарались наверстать упущенное. Первыми на это отреагировали «подвижные»: президентский рейтинг сократился почти вдвое, после чего положение стабилизировалось. Сегодня основные изменения, на мой взгляд, происходят внутри группы, остающейся все еще верной президенту. Но данная электоральная динамика никак не фиксируется социологами. Традиционным вопросом «За кого вы собираетесь голосовать?» внутренних нюансов не выяснить.
В поисках собственных «Вех»
На обломках СССР возникло пятнадцать независимых государств. Три цивилизации породили три вектора развития. Прибалтийские республики не стали устраивать долгих дискуссий. Они вернулись к братьям по вере. Исламский восток зажил своей прежней жизнью. Формально избирая президентов, он на деле передал всю полноту власти в руки новых династий. Остались православные. Их шестеро: Россия, Белоруссия, Украина, Молдова, Грузия и Армения. Все они (Беларусь не столь активно) пытаются продолжить вестернизацию, начатую еще Петром Алексеевичем. Не так давно в Петербурге отмечали 300-летний юбилей этого всенародного дела.
За три столетия удалось достигнуть определенных успехов. Западные технические достижения уже не заставляют православных в паническом страхе осенять себя крестом. Мы едим не только обычный картофель, но и продукты, полученные с помощью генной инженерии. Однако вестернизация не сводится к модернизации экономики. Вестернизация — это освоение западных культурных ценностей. К таковым не в последнюю очередь относится способность граждан контролировать власть, уважать чужое мнение, соблюдать законы.
Первая белорусская конституция просуществовала около двух лет. Для демократической конституции в обществе, лишенном демократических традиций, — это неплохой результат. В свободной Африке после ухода колонизаторов ни один из оставленных в подарок основных законов столько не продержался.
Западные либеральные ценности универсальны, но прийти к ним каждый народ может только своим путем. В 1909 г. группа русских интеллектуалов выпустила знаменитый сборник «Вехи». Авторы предсказывали грядущую катастрофу России. Основную причину они видели в преступной деятельности интеллигенции, в ее стремлении «строить жизнь по разуму, оторвав ее от объективных начал истории, от органических основ общественного порядка, от животворных святынь народного бытия… когда, увлекаясь своим полетом, мысль человеческая отрывается от своих жизненных корней, когда она стремится сама из себя воссоздать всю действительность, заменив ее органические законы своими отвлеченными требованиями».
Практика создания действительности из виртуальных представлений не изжита до сих пор. Беларусь — не Литва и не Польша. Не более 25% граждан разделяют у нас демократические ценности. Но Беларусь — и не Россия. Шанс на проведение успешной вестернизации у нас неизмеримо выше. Однако и шанс оторваться при этом «от своих жизненных корней» сегодня велик как никогда, а чтобы подобного не произошло, пора менять анализ фактов на анализ процессов. У нас уже есть один политик, который постоянно «идет от жизни». Для небольшой страны, находящейся в географическом центре Европы, вполне достаточно.
P. S. или пару слов по поводу «Evro–2004»
Спортивные итоги европейского футбольного чемпионата подводить футбольным специалистам, я же позволю себе политическую параллель. Тренер сборной Греции преподнес футбольной Европе наглядный урок. Он сделал то, к чему стремится любое живое существо: решил задачу максимальной эффективности в условиях ограниченных ресурсов. У него не было игроков-звезд, поэтому он разработал стратегию «из того, что было», но реальную стратегию. Что касается зрелищности, то напомню чье-то великое высказывание: «Самое красивое в футболе — это результат».