Как склеить «новое большинство»?

Со стороны экспертного сообщества в работе круглого стола приняли участие: социолог, профессор Олег Манаев (НИСЭПИ), политолог, старший аналитик BISS Денис Мельянцов, бывший проректор ЕГУ, редактор Агентства политической экспертизыВладимир Дунаев, главный редактор интернет издания «Салідарнасць» Александр Старикевич.Политические партии и движения представляли: заместитель председателя кампании «Говори правду» Андрей Дмитриев, депутаты «Гражданского договора» Татьяна Короткевич и Игорь Драко, лидер молодежного крыла «Говори правду» — «Zмена» Павел Виноградов, руководители Руха «За Свабоду» Александр Милинкевич, Юрий Губаревич, Алесь Логвинец, председатель партии БНФ Алексей Янукевич.

Ігар Драко. Вітаем усіх! Сёння мы, кампаніі «Гавары праўду» і «Рух за Свабоду» ладзім сумесны круглы стол на агульную тэму «Як склеiць новую большасць» — як з жадаючых пераменаў зрабіць iх удзельнікаў?. Шмат сацыялагічных даследаванняў кажуць пра тое, што ў Беларусі вялікая частка грамадства жадае пераменаў. Але гэтыя людзі не артыкулююць, якія перамены ім патрэбныя, і, больш за тое, не становяцца прыхільнікамі ніякіх пэўных ідэалогій, якія прапануюць ім апазіцыйныя колы. Калі»Гавары праўду» распрацоўвала «Грамадзянскую дамову», а «Рух за Свабоду» –»Народную праграму», янысыходзілiз меркавання, што большасць грамадзянаў не вельмі давярае дзяржаве. Але вялікая частка грамадзянаў не давярае, уласна кажучы, і таму, што прапануе апазіцыя. Так, людзі згодныя, што перамены патрэбныя, але як зрабіць выбаршчыкаў больш актыўнымі?

Эта неустойчивость неизбежно сказывается на отношении белорусов к властям. Хотя большинство по-прежнему надеется на помощь государства, а не на себя, само понимание сильного государства меняется. Так, на вопрос: «Согласны ли Вы с тем, что сильный лидер может сегодня дать стране больше, чем хорошие законы?» положительно ответили 43,3%, а отрицательно — 49,1%. Летом 2006 года сразу после выборов предпочтение отдавалось сильному лидеру. Как уже не раз отмечалось в наших аналитиках, к экономическим тревогам добавляется «чувство несправедливости власти» — миллионы белорусов вместо защиты со стороны государства получают от него нечто противоположное: треть опрошенных сказали, что за последние три года их обижали представители органов власти.

Однако к открытому выражению своего недовольства большинство из них не готовы. Об этом красноречиво свидетельствуют итоги сентябрьских парламентских выборов. Несмотря на многочисленные заявления и свидетельства представителей оппозиции, они состоялись: бойкотировали эти выборы 9,6%, еще 24% сказали, что не участвовали по другим причинам. В то же время растущее недовольство властями сказалось в том, что за четыре года соотношение проголосовавших за кандидата — сторонника президента, независимого кандидата и сторонника оппозиции заметно изменилось не в пользу властей.

В полном соответствии с весьма умеренным ростом социальных индексов электоральный рейтинг А. Лукашенко увеличился за квартал на скромные 1.9 пункта. И в данном случае можно уверенно констатировать, что эффективность триллионных инвестиций в электорат оказалась как никогда низкой. В сентябре помимо традиционного открытого вопроса, с помощью которого обычно фиксируются электоральные рейтинги политиков, был задан и закрытый вопрос. При ответах на закрытые вопросы уровень ответов, как правило, получается выше, чем при ответах на аналогичные открытые вопросы. Данный случай не стал исключением: рейтинг А. Лукашенко увеличился на 2.9 пункта, а суммарный рейтинг его политических оппонентов — на 4.1 пункта (с 21,9% до 26%).

Нестабильное экономическое самочувствие и постепенная эрозия отношения к властям отражаются на нестабильности геополитических ориентаций белорусов. Если еще в июне при необходимости выбора между объединением с Россией и вступлением в Европейский Союз за первый вариант высказывались 43,6%, а за второй — 39,8%, то сегодня это соотношение стало обратным: 36,2% vs. 44,1%. Возможно, российская поддержка, благодаря которой с конца прошлого года и началась экономическая стабилизация, стала вызывать вопросы у «массового белоруса». В то же время говорить о новом «повороте к Европе», мягко говоря, преждевременно. Так, реакция респондентов на «плюшевый десант» из Швеции в Беларусь разительно отличается от реакции политического байнета. О начале новой программы Евросоюза «Диалог о модернизации Беларуси» знают/слышали что-нибудь только 20,9%, но считают, что «такая программа нужна Беларуси» 40,3% (нет — 18,2%, затруднились ответить или не ответили 41,5%). Иными словами, если отношение к России (от дружбы до обиды) у большинства белорусов строится на основе собственного опыта, то к Европе (от надежд до опасений) — скорее, на основе доступной информации и стереотипов. Противоположная направленность геополитических векторов не исключает возможности обмена между двумя идеологически несовместимыми частями общества, что периодически и происходит под воздействием колебаний внешнеполитического курса страны.

Александр Старикевич.Правильно ли с учетом названных характеристик называть новое большинство большинством, поскольку эта группа с абсолютно несформулированными интересами?

Олег Манаев.Многие помнят мартовский опрос, где 77% высказались за перемены. Мы провели специальный анализ и обнаружили, что «переменщики» абсолютно разнородные. В целом среди них доминируют те, кто за демократию, за рыночную экономику и т. д. Но значительное количество за перемены, но с Лукашенко, с Россией и т. д.

Алесь Лагвінец.А наколькі сегментаваны праеўрапейскі электарат? Ці ёсць сацыяльна-прафесійныя характарыстыкі гэтых людзей? Ці бачна з апытанняў, наколькі яны атаясамліваюць сябе з тымі ці іншымі палітычнымі сіламі альбо рухамі?

Олег Манаев.Я могу дать такой же ответ, как и по переменам. Приверженцы европейских идей (это больше 40%), если их раскрашивать в черно-белые цвета, то они за политическую демократию, рыночную экономику и другие такие же вещи. Но среди них есть немало людей, которые одновременно за Европу, но чтобы и с Россией хорошие отношения сохранять. Есть немало людей, которые готовы за Лукашенко голосовать. Среди «европейцев» есть часть людей, которые не являются частью демократического сообщества.Если говорить, есть ли у «европейцев» репрезентации в виде каких-то отдельных фигур и движений, конечно, у них рейтинги отдельных партий и фигур, вроде Милинкевича, выше, чем у других. Но говорить о том, что белорусские «европейцы» репрезентированы в виде конкретных сил, фигур и программ, нельзя.

Андрей Дмитриев.Если взять условно пророссийского и проевропейского белоруса, кто более устойчив в своем выборе? Кто скорее откажется от своей позиции?

Олег Манаев.У проевропейских белорусов более четкий профайл, чем у пророссийских. У последних все более традиционно: общая история, культура, язык. Что бы мы сегодня ни говорили, но «в крови» у многих белорусов белорусскости нет. И если люди к проевропейскому выбору приходят, то это более осознано, чем у тех, кто придерживается пророссийских геополитических ориентаций.

Юрась Губарэвіч.Была ўнікальная сітуацыя, калі рэйтынг Лукашэнкі пасля 2010 года пачаў падаць, але рэйтынг апазіцыі не пачаў расці. Ці былі апытанні з такім пералікам пытанняў: чаму вы не давяраеце апазіцыі з пералікам магчымых прычынаў (таму што гэтыя людзі непрафесіяналы, таму што яны не маюць праграмаў, таму што яны за развал краіны, за продаж Захаду)? Якія ёсць стэрэатыпы ў дачыненні да апазіцыі ў беларускага грамадства?

Олег Манаев.Такие вопросы иногда задавались. В целом негативное или скептическое отношение к оппозиции или к демократическим силам у массового белоруса сложилось потому, что он считает, что она не может ничего сделать. Неважно почему: потому что нет средств, нет возможностей, нет опыта. Возможно, что появление в электоральных рейтингах представителей номенклатуры (а 5% у Сидорского — это значительная цифра) как-то связано с тем, что люди ищут реалистическую альтернативу. Самое главное — это не профессионализм, не возраст, не пол, а просто способность убедить, что оппозиция в состоянии осуществлять свои программы.

Дзяніс Мельянцоў.У мяне некалькі рэмарак да таго, што было сказана, і некалькі цікавых заўвагаў.Што да сацыялагічных рэчаў, то я хацеў бы прыгадаць тое даследаванне, якое мы рабілі разам з «Будзьма» і з «Новакам» у 2009 годзе, і там акурат мы ставілі такое пытанне. Сапраўды, 20% людзей выказаліся, што яны б адначасова хацелі інтэгравацца і з Расіяй, і з ЕC. Гэта паказвае тое, што ў людзей у галавах. Наше даследаванне паказала, што беларусы вельмі прагматычныя і сітуацыйныя. Калі Расія прапануе выратаванне беларускай эканомікі, то адпаведна народ галасуе за гэта. Калі яны бачаць, што Еўрапейскі саюз прапануе якія-небудзь праграмы: дыялогавыя, эканамічныя, то адпаведна яны падтрымлiваюць iх. На гэта ўплывае таксама і тэлевізар, і стаўленне ўлады ў канкрэтны момант. Гэтым можна патлумачыць і скачок праеўрапейскіх настрояў у перыяд лібералізацыі.

Кажучы пра агульныя трэнды, я б, напэўна, зрабіў песімістычную выснову, што новая большасць паступова схлопваецца. І дзверы магчымасцяў, якія былі пасля прэзідэнцкіх выбараў, прызачыняюцца. Таму трэба было каваць жалеза, пакуль яно гарачае.Рэжым таксама мяняецца, і адбываецца паступовая трансфармацыя папулістычнага рэжыму, які абапіраецца на большасць насельніцтва, у бок паліцэйскай дзяржавы, калі дзяржава імкнецца падладзіцца так пад сітуацыю, каб грамадскае меркаванне не аказвала ўплыў на існаванне ўлады. Адсюль і стымуляванне міграцыі. У новай сітуацыі беларускай палітычнай сістэмы не патрэбна насельніцтва, яно толькі перашкаджае. Адпаведна, і ўсе ініцыятывы з трансфармацыяй дзяржаўнага кіравання, і новыя асобы ў спецслужбах, пакліканы абслугоўваць задачу пераўтварэння дзяржапарату ў больш мабільную, лаяльную сістэму, якая можа адказваць на выклікі для кіраўніка дзяржавы, не абапіраючыся на грамадскае меркаванне.

Калі мы вернемся да тэорыяў дэмакратычнага транзіту, то яны нам кажуць пра тое, што каб адбылася паспяховая трансфармацыя аўтарытарнага кіраўніцтва да дэмакратычнага, то, па-першае, патрэбна, каб быў раскол у элітах. Там заўсёды ёсць канфігурацыя традыцыяналістаў і рэфарматараў. І рэфарматараў памяркоўнае асяроддзе апазіцыі павінна прывабіць на свой бок. Вось гэты тактычны хаўрус паміж тактоўнымі прадстаўнікамі апазіцыі і рэфарматарамі са стану ўлады забяспечвае нармальны, гладкі транзіт.

Трэба сваю актыўнасць накіроўваць не толькі на народ, але і шукаць магчымасцяў супрацоўніцтва з узроўнем, хаця б нізавым, наменклатуры. Таму што сёння апазіцыя — гэта такая страшылка і для наменклатуры, і для грамадства. Ёсць такое меркаванне, што апазіцыянеры хочуць усё расцягнуць, прадаць. А для ўлады апазіцыя значыць, што яны прыйдуць і паразвешваюць на слупах наменклатуршчыкаў. Трэба нейкім чынам шукаць сваіх хаўруснікаў і там, і рэкрутацыю накіроўваць і туды.

Яшчэ адзін важны фактар — не так важны нават стан грамадства і яго незадаволенасць уладай, як бачнасць альтэрнатыў. Людзям можа быць вельмі дрэнна жыць, 90% могуць казаць, што эканоміка ў крызісе, але пакуль яны не будуць бачыць, па-першае, праграмную альтэрнатыву, па-другое, персанальную альтэрнатыву, ні пра які выбар казаць нельга.

Владимир Дунаев.Термин «новое большинство» отчасти риторический и манипулятивный. Новое большинство находят в Украине, в Грузии, в России, в Беларуси, в США. Надо отдавать себе отчет в том, что если это большинство существует в нашей стране, то вряд ли оно является политическим. И говорить о мобилизации такого большинства для политических целей совершенно несвоевременно. Это большинство является социальным, и данные опросов об этом свидетельствуют. Единственное, что объединяет этих людей, это недовольство неспособностью или нежеланием властей всех уровней решать назревшие социальные проблемы. Эта группа слишком аморфна для массовой, публичной политической борьбы. Трансформировать социальное большинство в политическое — это долговременная задача, которую надо решать иными инструментами, чем те, которыми привыкли пользоваться белорусские оппозиционные партии.

Прежде чем пытаться мобилизовать таких недовольных людей, их надо как-то консолидировать. Но они никак не хотят консолидироваться на основе тех программ, ценностей или фигур, которые им предлагает оппозиция. Наоборот, есть стойкое дистанцирование от традиционных оппозиционных фигур. Риски велики, а надежды на то, что такие политики смогут решить реальные социальные проблемы, немного. Но это не означает, что нет никакой перспективы. Задача состоит в том, чтобы попытаться наше атомизированное общество консолидировать хотя бы локально вокруг отраслевых проблем. Это более перспективно, чем попытка втянуть в политическую коммуникацию это новое большинство в нынешнем его состоянии.

Например, в Беларуси почти два миллиона учащихся всех уровней– от школы до вуза. И у всех, кто сталкивается с нашей системой образования, у родителей, у работодателей, у студентов, а это действительно большинство населения, накопилось немало претензий к властям из-за их неспособности решить проблемы этой сферы. Государство все больше перекладывает финансирование образования на население, но не желает никого допускать к управлению отраслью или даже отдельным учреждением. Когда граждане достают деньги из своих карманов, они начинают задаваться вопросом: если мы платим, почему не мы заказываем музыку? Пока это недовольство разрозненных индивидов власти ничем не угрожает, но если произойдет консолидация этих сткекхолдеров, то с ними уже придется считаться. Если оппозиционные партии найдут свое место в этом процессе консолидации нового большинства, скажем, вокруг идеи социального партнерства, то у них будет больше шансов на будущее политическое представительство этой новой силы.

Олег Манаев.Внутри страны отобрать власть оппозиция не может. Тут скорее нужно помогать народу возвращать власть себе.

Юрась Губарэвіч.Не трэба кожны дзень працаваць на вынік, трэба проста працаваць на карысць. І рана ці позна вынік выстрэліць.

Андрей Дмитриев.На региональном уровне таких случаев, когда государство снимает с себя финансовую ответственность, становится все больше. Особенно в социальной сфере.С другой стороны, номенклатура на местах очень недовольна приказом Лукашенко идти к людям. Потому что не с чем к ним идти. Нет денег. Мы все ждем раскола в верхах. Может ли быть раскол не вверху, а между региональной и центральной элитами?

Дзяніс Мельянцоў.Гэта адзін са шляхоў. Мы таксама разглядалі такую магчымасць у прывязкі да прыватызацыі. Калі з\`явіцца прыватная ўласнасць на зямлю і калі пачнецца маштабная наменклатурная прыватызацыя, кіраўнікі рэгіёнаў забяспечаць у свой бок прыватызацыю, і, такім чынам, рэгіянальныя групоўкі могуць узнікнуць. Зараз пра рэгіянальныя групоўкі казаць нельга. Пакуль недастаткова матэрыялу, каб казаць, што яны ёсць. І цэнтральная ўлада сама сваю палітыку будуе такім чынам, каб максімальна змікшаваць, не дапусціць укаранення людзей на месцах. Калі рэгіянальны бюджэт змяншаецца, пачынае назірацца антаганізм людзей у рэгіёнах. Тут ранавата казаць пра нейкі раскол, але пэўная перспектыва тут ёсць.

Олег Манаев.Я не знаю, может ли оппозиция способствовать расколу в правящих элитах. Но что действительно нужно делать, так это наводить мосты и поддерживать контакт с частью номенклатуры.

Игорь Драко.Скорее всего, наиболее выигрышной на данный момент является тактика «малых дел», приносящих пускай маленькие, но видимые и ощутимые результаты. Тем самым мы демонстрируем свою нужность и полезность для представителей «нового большинства», завоевываем авторитет, вовлекаем самих граждан в общественные процессы, повышая тем самым их социальную активность. Вполне возможно, что она будет конвертирована в дальнейшем и в активность политическую.