Вот уже год реализуется Государственная программа развития высшего образования на 2011–2015 гг. (утверждена Постановлением Совета Министров Республики Беларусь за № 893 от 1 июля 2011 года). Будучи небезразличным к сфере высшего образования и науки, я обратился к коллегам из государственных вузов с просьбой рассказать о первых результатах развития. Подавляющее большинство выразило искреннее удивление по поводу существования Программы и попросили рассказать поподробнее, что это такое, кем принято и прочее. Реакция, конечно, странная, но вполне объяснимая: у нас, как водится, программы не проходят обсуждения с представителями профессионального и экспертного сообщества, а также широкой общественности, т. е. с участием всех тех социальных партнёров, которые тем или иным образом вовлечены в образовательный процесс. Поэтому не мудрено, что о её существовании никто из представителей профессорско-преподавательского состава (ППС) учреждений высшего образования (УВО) ничего не знает (разумеется, кроме самих чиновников от образования и высокой администрации учреждений высшего образования). А жаль, поскольку обсудить есть что.
Прежде всего, впечатляют анонсированные в Программе прогнозы развития высшей школы (5/6 программы — таблицы ежегодных прогнозных показателей на период с 2011 по 2015 г. г.). К 2015 году предполагается подготовить 147 тыс. специалистов с высшим образованием и 9 тыс. магистров; обновить учебно-лабораторную базу государственных УВО не менее, чем на 25%; создать в высокотехнологичных организациях и учреждениях НАН РБ 76 учебно-научно-производственных объединений и 340 филиалов кафедр; увеличить объём экспорта образовательных услуг в 3 раза и довести его до 186,71 млн. долларов США и др. За этими количественными показателями стоит один содержательный лейтмотив — тезис о переходе на инновационный путь развития. Это означает, что мотором развития УВО должна стать его научно-исследовательская составляющая. Вопрос, однако, заключается в том, насколько велики мощности этого мотора? Ведь не секрет, что в наших УВО научно-исследовательская деятельность занимает маргинальное положение, которое только усугубляется с ежегодно усыхающим госбюджетом и усиливающейся коммерциализацией высшего образования. Для ППС работа в УВО, прежде всего, означает администрирование и преподавание по одной банальной причине — на деньги за эту работу ещё можно прожить. Научная составляющая нагрузки преподавателей если и финансируется, то исключительно по остаточному принципу: для сохранения академического статуса и отчётности. Как в случае с такой структурой мотивации можно вести речь о подготовке специалистов для наукоёмкой экономики, понять трудно.
Справедливости ради стоит отметить, что программа предполагает выделение довольно больших финансовых ресурсов на развитие НИР в УВО: 2675,5 млрд. рублей в ценах на 1 апреля 2011 г. (2036,1 — из средств республиканского бюджета). Правда, неизвестно, насколько эффективно могут быть освоены эти средства. Как правило, ключевыми факторами результативности финансирования проектов являются три вещи: кадры, система управления и инфраструктура.
Кадровая проблема давно уже стала «притчей во языцех». В Программе (Глава 2), в частности, указывается, что количество докторов наук пенсионного возраста в УВО превысило 60%. Добавлю, что с кандидатами наук ситуация обстоит лучше, но не намного: среди них пенсионеров более 40%. В этой ситуации возникает резонный вопрос: о каких инновациях можно вести речь в случае с кадрами, получившими высшее образование 40-50 лет назад? Видимо, этому вопросу не были чужды и авторы Программы, поскольку одной из её главных целей заявлено омоложение ППС УВО. Несколько странным, правда, выглядит тезис о «подготовке кадрового резерва ППС» за счёт института магистратуры (глава 4). Тем самым, видимо, предполагается, что магистратура, как и прежде, будет играть роль «пра-аспирантуры»? Но в состоянии ли простое количественное увеличение времени обучения в аспирантуре (магистратура+аспирантура) автоматически повысить качество научных исследований? И как это будет согласовываться с Болонским процессом (планируемое вступление в который, согласно программе, призвано «способствовать обеспечению качества подготовки специалистов с высшим образованием»)? Ведь в Болонской модели магистратура является лишь вторым общедоступным уровнем высшего образования, а не формой подготовки научных кадров. Наконец, даже если удастся достичь критической массы магистрантов и аспирантов в УВО, у кого эти молодые умы будут черпать инновативные идеи? Кто будет осуществлять экспертизу и оценку качества научных исследований — всё тот же ВАК? Об этом Программа скромно умалчивает, предлагая ряд стандартных способов развития кадрового потенциала, которыми мы «и без этих хлопот» пользуемся вот уже два десятка лет: «меры морального и материального стимулирования», распространение на УВО системы оплаты труда НАН РБ (как будто в НАН РБ она уже решила проблему кадрового голода), приглашение преподавателей зарубежных вузов, участие беларуских учёных в международных докторских программах и др. Пожалуй, единственной новой мерой по развитию кадрового потенциала является «ежегодное направление на договорной основе не менее 20 (из планируемых ежегодных 40000 тыс. выпускников дневной формы обучения! — А.Л.) лучших выпускников УВО на обучение в магистратуре ведущих зарубежных научных и образовательных центров, включая магистратуру Сетевого университета Содружества Независимых Государств (курсив — А.Л.), в том числе в рамках международных соглашений, международных программ и проектов, финансируемых из республиканского бюджета».
К сожалению, об изменениях в системе управления Программа не даёт внятных разъяснений. Видимо, это означает, что она останется прежней, а именно — административно-командной. Насколько такая система способствует развитию творческого потенциала личности, мы знаем не понаслышке. К слову, знакомый дух сквозит и в таком прогнозном показателе, как количество специалистов с инженерным образованием (именно этот профиль взят за единицу отсчёта) — согласно Программе таковых должно быть не менее 30% от общего количества выпускников. При этом сказано, что такой уровень соответствует европейским стандартам. Правда, не уточнено, что европейские стандарты предполагают не столько количественные, сколько качественные показатели. Ведь количество не переходит в качество само собой, о чём красноречиво свидетельствует горький опыт СССР, где к концу 80-х годов удельный вес студентов инженерно-технического профиля в их общей численности составлял 44% (для сравнения: в США — 12,3%, Великобритании — 14,4%, Франции — 4,6%, Японии — 20,1%). Несмотря на четырёхкратное количественное превосходство выпускников технических специальностей в СССР по сравнению с ведущими странами мира, ни в СССР, ни в постсоветских странах не удалось достичь такого уровня наукоёмкости экономики, как в развитых странах мира, сделавших ставку не только на развитие естественнонаучных, технических и прикладных специальностей, но и на формирование свободной, ответственной и креативной личности как главного социального и производственного ресурса. Ведь инновативные экономики не только и даже не столько явление сугубо экономическое, сколько социальное: в центре внимания оказывается свободная креативная личность, вступающая в социальное взаимодействие с себе подобными и придерживающаяся принципиально новых ценностей (свободы, самореализации, социальной справедливости и прочее). Очевидно, что творческая личность гораздо более сложный, самодостаточный и трудно управляемый субъект социальных отношений, нежели «трудящийся в коллективе», подчиняющийся простым дисциплинарным практикам и руководствующийся материальными стимулами.
Как показывает опыт самых успешных проектов современности (в самых разных сферах — от образования до производства soft), трудовой коллектив, основывающийся на традиционных экономических мотивациях и дисциплинарных методах управления, неизменно проигрывает. И это является одним из самых серьёзных вызовов для современных управленцев: исповедовать привычные дисциплинарно-экономические методы управления и проиграть или пойти на временные, моральные и прочие издержки, связанные с ломкой себя, системы и традиций, рискнуть и выиграть? Судя по Программе, переход на инновативный путь в Беларуси понимается преимущественно технически, без каких бы то ни было трансформаций модели управления и обновления системы ценностей. Таблицы прогнозных показателей напоминают стройные арифметические прогрессии, видимо, призванные вселить веру в математическую неизбежность автоматического перехода количества в качество. Количественную неопределённость Программа допускает лишь в отношении гуманитариев, о судьбе которых сказано следующее: «Предполагаются корректировка приема на ряд гуманитарных и педагогических специальностей». Что это может означать в точности, сказать трудно, но, судя по тону и уже сложившейся практике, вряд ли что-то хорошее. А жаль, поскольку согласно недавно проведённым социологическим опросам, подавляющее большинство беларусов не получают удовлетворения от работы и чувствуют себя на ней несчастными гораздо больше, чем граждане других стран СНГ (например, РФ).
Пожалуй, самыми решительными и новаторскими выглядят планы по инфраструктурному обновлению УВО: «Для обеспечения интеграции науки, образования и производства планируется создание на высокотехнологичных предприятиях, в учреждениях НАН Беларуси новых филиалов кафедр, а на базе УВО — учебно-научно-производственных комплексов. В целях привлечения руководителей и ведущих специалистов научных, производственных организаций к руководству кафедрами будет совершенствоваться нормативная правовая база». Намерение связать науку, образование и производство вполне понятно — без такой связи говорить об инновативной экономике невозможно в принципе. Вопрос здесь заключается в том, насколько эффективным будет это взаимодействие? Если я правильно понял авторов программы, одним из способов повысить эффективность является создание новых структур на стыке науки, образования и производства, таких, как бизнес-инкубаторы, технопарки и пр., руководить которыми должны представители трёх вышеозначенных сфер деятельности: научной, производственной и образовательной. Потребность в такого рода интеграции совершенно очевидна. Яркий тому пример — ПВТ, чей директор (А. Цепкало) который год подряд сетует о невозможности найти перспективных выпускников IT-программ, способных пополнить ряды сотрудников ПВТ (несмотря на ежегодные выпуски программистов из УВО РБ). В результате ПВТ стал предоставлять образовательные услуги собственным работникам с целью повышения их квалификации, т. е. брать на себя функции УВО (как правило, путём приглашения зарубежных преподавателей). Впрочем, практика «пере-образования» на месте производства повсеместна: всем, кто заканчивает беларуские УВО, на месте работы рекомендуют забыть всё то, чем их потчевали на протяжении 5 лет. Правда, этот разрыв (между образованием и производством) связан не только с оторванными от практики, слишком теоретичными (а потому бесполезными) знаниями, но и с устаревшими производственными технологиями. И хотя в Программе дана ориентация на 5-6-й уклады экономики, даже редкие инновационно восприимчивые предприятия Беларуси в своём подавляющем большинстве нуждаются в инновациях 3-4-го технологического уклада (конвейерные технологии в тяжёлом машиностроении, нефтепереработка и др.). Что будет делать выпускник, предположим, получивший таки новейшие знания в экономике 5-6 укладов на отечественных производствах 3-4-го уклада, Программа не поясняет.
То же самое можно сказать и о востребованности научной продукции (и субъектах, её производящих) сферой производства. Как отмечалось ранее, в настоящее время фактически сведён на нет тот инфраструктурный элемент, который в советские времена выполнял эти функции и был связующим звеном в цепочке от науки к производству, а именно: конструкторские и опытные бюро. Смогут ли новые инфраструктурные элементы восполнить это звено на качественно новом уровне и реализовать долгожданную встречу науки, образования и производства?Очевидно, что успех дела здесь будет зависеть от того, насколько заинтересованы друг в друге представители производства, науки, образования и бизнеса. А узнать об этом можно лишь в случае проявления свободной воли к сотрудничеству в условиях конкурентной борьбы, выбраковывающей неэффективного собственника товаров и услуг (в том числе научных и образовательных). К сожалению, складывается впечатление, что программа не предусматривает такой возможности, но опирается на сложившуюся систему распределения и госзаказа, немного подновлённую технологически. Так, в Главе 4 Программы утверждается старый добрый принцип госплана: «Проанализирована перспективная потребность в кадрах отраслей экономики и социальной сферы, на основании которой с учетом приоритетных направлений их развития и складывающейся демографической ситуации будут формироваться контрольные цифры приема в государственные УВО на дневную форму получения образования за счет средств республиканского бюджета». А также госзаказа: «В соответствии с изменениями рынка труда, вызванными переходом страны на путь инновационного развития, контрольные цифры приема будут ежегодно корректироваться через автоматизированную систему „Заказ на подготовку кадров“». Единственного негосударственного игрока на рынке образовательных услуг — т. е. частные вузы — Программа планирует принудить к сотрудничеству в деле «увеличения выпуска специалистов с высшим образованием по техническим и естественнонаучным специальностям … за счет поэтапного расширения их подготовки в частных УВО на основе взаимодействия и кооперации с государственными УВО». Для такой кооперации у государства есть «лом», против которого у частных вузов нет приёма, а именно: «в частных УВО предусмотрено значительное уменьшение приема обучающихся в заочной форме получения образования».
Подводя общие итоги ознакомления с Программой, стоит отметить две вещи. Во-первых, Программа даёт понять всем участникам и социальным партнёрам по УВО, что есть необходимость перемен и в системе высшего образования, и в системе науки, и в экономике РБ. Свидетельство тому — лозунг о переходе на инновативный путь развития, который вот уже несколько лет упорно кочует из документа в документ и имеет все основания стать девизом новой официальной идеологии Беларуси. Однако, во-вторых, Программа даёт понять всем социальным партнёрам по взаимодействию в сфере образования, науки и экономики, что этот переход на новый путь развития будет осуществлён старыми методами и с сохранением сложившейся системы социального взаимодействия, в которой роль главной скрипки, как и прежде, будет играть государственная номенклатура. В общем, всем можно быть спокойными: никакого риска и дискомфорта от встречи с неизвестным рядовые субъекты образования, науки и экономики испытывать не будут. А это значит, что переход на инновативный путь развития может оказаться для всех нас настолько плавным и органичным, что мы его даже не заметим (о чём и свидетельствует успешно пройденный первый год её реализации).