По оценке руководства ЦК по выборам, зарегистрированные кадидатыпроявляют минимальную активность в организации уличных встреч с избирателями и в формировании избирательных фондов. Чем можно объяснить такой уровень политической активности кандидатов накануне выборов? Какие главные стратегии оппозиции на поствыборный период?
Юрий Чаусов. Текущая избирательная кампания ни со стороны власти, ни со стороны оппозиции не рассматривается как кампания политическая. Оба субъекта решают в ее рамках различные задачи, лежащие в разных плоскостях. Но и в том, и в другом случае оперативные цели и критерии их достижения не связаны с приобретением/потерей власти.
Одной из важных технических задач, стоящих перед административной составляющей государственной кампании «парламентские выборы» является делиберализация правоприменительной практики в области избирательного законодательства. Дело в том, что в период кратковременной оттепели 2008-2010, которую принято называть либерализацией и которая вместила в себя три избирательные кампании, практика избирательных процедур и связанных с ними репрессий в отношении оппозиции в определенной степени изменилась.
Так, в этот период уменьшилось количество арестов политических оппонентов, почти исчезли аресты по сфальсифицированным обвинениям в мелком хулиганстве, некоторые независимые СМИ вернулись в систему распространения. Более того, обновленная редакция Избирательного кодекса в 2010 году несколько улучшила и нормативные условия проведения выборов — это касается прежде всего выдвижения кандидатов, номинирования представителей партий и иных общественных объединений в состав избирательных комиссий. В числе этих косметических улучшений нормативного порядка и указанные возможности для создания индивидуальных избирательных фондов, и упрощенный порядок организации массовых мероприятий в период агитаций.
Существенно, что до того с каждой избирательной кампанией правовые и фактические условия для проведения выборов лишь ухудшались — и тренд 2008–2010 годов был новым и исключительным. Оценивая теперешнюю кампанию, мы вправе констатировать, что динамика вернулась к прежнему тренду, для которого было характерно ухудшение условий проведения выборов.
Таким образом, теперь власти (и избирательные комиссии) лишь сглаживают и нивелируют те островки либерализации и смягчения нравов, которые возникли в течение 2008–2010 годов. Вновь широко практикуются произвольные аресты и привлечения к административной ответственности политических оппонентов на основании лжесвидетельствования, регистрационный барьер оказался непреодолимым препятствием для наиболее сильных кандидатов, которые были в состоянии проводить действительно масштабные кампании в своих округах.
С другой стороны, наряду с делиберализацией на уровне репрессивной и ограничительной практики, властям требовалась и делиберализация на уровне законодательного регулирования. Где-то это делается топорно и явно с наплевательским отношением к конституционным нормам, как в случае введения постановлениями Центральной комиссии цензуры эфирных и печатных выступлений оппозиционных кандидатов. Где-то власти попросту начинают более жестко трактовать существующие нормы, как в случае установления малочисленных и менее удобных мест для агитации. В некоторых случаях были изменены законодательные акты, как например это произошло в отношении сбора пожертвований в избирательные фонды от предприятий, получающих зарубежное финансирование и инвестиции.
В целом все эти компоненты, включая бюрократическое затягивание создания избирательных фондов (что особенно явно в Минске, где возможности для сбора пожертвований оппозиционными кандидатами объективно выше) направлены на то, чтобы не дать оппозиции воспользоваться послаблениями, введенными в законодательство и правоприменительную практику в предыдущий период 2008–2010 гг. Вероятно, при этом уже закладывается новый стандарт, новая, более жесткая планка использования избирательного законодательства.