Ранее, до весны 2011 года считалось, что политическая стабильность в Беларуси — несмотря на ежегодные нарушения прав человека, давление на демсилы, преследования инакомыслящих и т.д, — сохраняется благодаря экономической стабильности и постоянному росту благосостояния. Так сказать, некий социальный контракт: граждане, отказываются от определенных прав и претензий и получают гарантии политической и экономической стабильности и безопасности для повседневной жизни[1]. Но как можно объяснить политическую стабильность в стране (отсутствие массовых протестов), когда со стороны государства не соблюдаются условия «контракта»?

Весной 2011 года в Беларуси наступил экономической кризис, затронувший практически все слои населения. Уровень доходов белорусов резко упал примерно до уровня 2005 года[2], и, люди начали выходить на улицы, впервые за долгие годы начались забастовки рабочих и переход рабочих из государственных профсоюзов в независимые.

Аналитики стали наперебой писать о приближающемся крахе «диктаторского режима», проводить параллели с «арабской весной». Между тем масштаб этих акций был слишком мал по сравнению с масштабами кризиса в стране.Максимальное количество участников было 22 июня (в Минске 1500 человек[3], в Бресте, Гродно, Витебске, Могилёве — 300-600 человек [4], Гомеле — до тысячи, Бобруйске — 500-600, Барановичах — 250 [5]), и их удалось легко подавить посредством арестов и штрафов.

Вот уже прошел год с момента летних акций протеста, и ныне в стране, как и до кризиса, все «стабильно». В то же время, несмотря на отсутствие протестов, степень доверия правительству и президенту значительно снизилась. Согласно исследованию НИСЭПИ, проведенному в октябре 2011 года, сразу после летних протестов, рейтинг Лукашенко упал в 2.5 раза, достигнув 20,5% — минимального уровня за всю 17-летнюю историю мониторинга НИСЭПИ. Из этого можно сделать вывод, что концепция «социального контракта» объясняла скорее политическую лояльность к нынешней правящей элите, нежели политическую стабильность. Согласно этой теории, несоблюдение контракта одной из сторон привело бы к «пересмотру» контракта, то есть снижение уровня экономического благосостояния граждан должно было привести к массовым протестам. Но этого не произошло. Даже вначале лета, когда акции проводились свободно, без задержаний, на улицы вышло ничтожно малое количество людей, а после нескольких «рейдов» людей в штатском «протестный потенциал» общества и вовсе снизился до нуля.

И, видимо, более массовых протестов не предвидится, так как до экономического кризиса протестный потенциал беларуского общества был незначительным (в 2009 году лично участвовать в каких-либо акциях протеста готово не более 4%[6] населения, причем это касается любой социальной группы). Не столь значительным он оставался в самый пик кризиса — участвовали в публичных действиях для выражения своего мнения (таких, как митинги, демонстрации, забастовки и др.) менее 10%, выразили готовность к публичным протестным действиям 20% респондентов[7].После кризиса мы вновь видим «стабилизацию» протестного потенциала — готовы лично более активно участвовать в политике 5,3% респондентов[8]. Интересным фактом также является то, что после летних акций протеста в октябре 2011 считали себя в оппозиции к нынешней власти 28,3% (с декабря прошлого года рост почти на 10%), но «совокупный» рейтинг лидеров оппозиции по-прежнему составлял около 20%. Зато количество затруднившихся, давших иной ответ и не ответивших, возросло с 29% до почти 55% [9].

Таким образом, объединив воедино все факты:

можно сделать следующие выводы:

В таком случае, возникает вопрос, что может послужить катализатором массовых протестов в Беларуси? Согласно теории коллективного действия Мансура Олсона — американского экономиста и политолога — люди не будут выражать протест, если они четко не осознают выгоды протеста и не обладают уверенностью в том, что наберется «критическая масса» протестующих сограждан, согласных на изменение текущей ситуации.

Согласно исследованию «Социальные контракты в современной Беларуси», проведенному BISS в 2008–2009 гг.[10], получается, что для белорусов «издержки протеста хорошо осознаются (являясь санкциями за „несоблюдение“ контракта), выгоды протеста против условий контракта далеко не всегда четко определены, а возможности неучастия более привлекательны и санкционированы властями».

Стоит рассмотреть более подробно, какие социальные группы как будут реагировать на ухудшающуюся политическую и экономическую ситуацию в стране, и какую стратегию будут выбирать — «голос»[11], «выход» или «ничего не делать»[12].

Наемные рабочие

Практически половина из их числа предпочли бы приспособиться к ухудшающейся, с их точки зрения, ситуации, а не вступать в конфликт с государством. Более трети предпочли бы использовать «выход», хотя к использованию разных возможностей «сигнализирования» о своих проблемах (обращение в госорганы, профсоюзы, суд, налоговую инспекцию — все, что олицетворяет собой государство) склонны прибегнуть более половины опрошенных.

Пенсионеры

В случае неудовлетворенности 30,3% пенсионеров ничего не станут менять. Возможность голоса, открытого протеста допускает незначительная доля пенсионеров: 1,3% готовы участвовать в массовых акциях, 5,1% могут обратиться в общественную организацию, 7,3% обратятся в суд. Участие в демонстрациях оценивается как действие, угрожающее стабильности, существующему положению, что противоречит ценностям пенсионеров как социальной группы.

Неработающие /молодежь

Протестный потенциал среди представителей группы неработающих низок. Несмотря на неудовлетворенность социальной поддержкой, незанятые граждане не желают идти на конфликт с государством. Самым адекватным способом отстаивания своих интересов они считают приспособление к существующим условиям, а проблемы постараются решить через личные контакты; подобным образом предпочитают поступать 25,3% респондентов. Вторым по популярности является вариант «ничего не делать» (22.7% респондентов).

Предприниматели

При неудовлетворенности действиями государства они готовы обращаться в суд (20,3% опрошенных представителей бизнеса) и СМИ (14,5%), в то же время они менее склонны обращаться напрямую к представителям государства или общественных организаций. Массовые акции протеста оказались наименее востребованным средством отстаивания своей позиции во взаимоотношениях с государством, хотя отношение к ним у представителей бизнеса более лояльное по сравнению с населением в целом.

Государственные чиновники

«Голос» и «протест» практически не используются чиновниками. Компенсаторными механизмами (вместо «протеста») выступают попытки материализовать и максимизировать всевозможные выгоды от профессии и своего особого положения как госслужащего.

Как видно, протестный потенциал беларуского общества не высок. Это объясняется тесной связью гражданина с государством, ведь большинство белорусов работают на госпредприятиях, либо учатся в госВУЗах, либо живут на пенсию, предоставляемую государством. Люди боятся протестовать, чтобы не потерять то, что имеют. Репрессии могут ослаблять «голос», повышая издержки его использования и делая привлекательной стратегию «выхода». Надо сказать, что стратегия «выхода», а не «голоса», пользуется гораздо большей популярностью у белорусов. С началом кризиса люди стали массово уезжать на заработки в Россию и Украину. Только в Московской области с начала года зарегистрировано на работу 260 тысяч человек. Ну и конечно, протестный потенциал снижает отсутствие каких-либо серьезных альтернатив действующей власти (рейтинг оппозиции, несмотря на кризис, не увеличивается).

Таким образом, ответ на вопрос, что должно произойти, чтобы массы вышли на улицы, прост: должна ослабнуть связь граждан с государством. А что нужно сделать, чтобы эта связь ослабла? Ответ один — должно произойти уменьшение доли государственного сектора в экономике. Это создание частного бизнеса, образования, медицины, пенсионных фондов, т. е. разгосударствление экономики. Связь между государством и гражданами ослабнет тогда, когда государство будет не в состоянии реализовывать свои обязательства, когда будет трудно осуществлять госконтроль над публичной сферой, когда начнется приватизация предприятий и увольнения.

Пока беларуским властям удается контролировать ситуацию и поддерживать стабильность, правда за счет внешних финансовых вливаний, преимущественно российских. В результате мы можем наблюдать медленное (пока) поглощение Беларуси Россией. Это вступление в Таможенный союз, ЕврАзЭс; это кредиты и скидки со стороны России — попытка финансово привязать Беларусь; это скупка крупных беларуских предприятий. В среднесрочной перспективе (лет 10-20) я вижу только два варианта развития событий — либо Беларусь будет полностью поглощена Россией, либо действующая элита будет всеми силами держаться за власть и продолжать сохранять статус-кво, имитируя прогресс и развитие. В любом случае оба варианта не предполагают появление протестных движений в стране.