Общественное мнение: между мифами и реальностью

Как отмечает известный французский социолог Пьера Бурдьев статье «Общественное мнение не существует», «Один из наиболее вредоносных эффектов изучения общественного мнения состоит именно в том, что людям предъявляется требование отвечать на вопросы, которыми они сами не задавались».

Обратимся к последнему опросу НИСЭПИ. Выберем пример наугад: «Доверяете ли Вы независимым исследовательским центрам?» Интересно, из 1498 респондентов, опрошенных в июне, наберется десяток, способных назвать хотя бы один такой центр. А если и наберется, то какой процент из них задумывался до появления интервьюера о своем доверии/недоверии столь экзотическим организациям.

Еще одна цитата из Бурдье: «Нет такого вопроса, который не был бы переистолкован в зависимости от интересов тех, кому он задается. Вот почему первое настоятельное требование для исследователя — уяснить, на какой вопрос различные категории респондентов дали, по их мнению, ответ».

В качестве иллюстрации приведу пример из книги американского политолога Джона Цаллера «Происхождение и природа общественного мнения». В 70-х годах у американцев поинтересовались их отношением к работе репортеров из соцстран в США. Положительно к такой работе отнеслось лишь 37% респондентов, когда вопрос задавался отдельно, и — 73% — когда прежде задавался вопрос о разрешении репортерам из США работать в соцстранах! Чем была вызвана почти двукратная разница в ответах? Все дело в том, что в первом случае респонденты формулировали ответы на основе своих антикоммунистических установок, а во втором — на основе установок либеральных. Т.е. каждая группа респондентов при одинаковой формулировке фактически отвечала на разные вопросы: на вопрос об отношении к коммунистам и на вопрос об отношении к американским ценностям.

Смысл не в цифрах, смысл в их динамике

Подобные примеры можно продолжать до бесконечности. Но каким бы скрупулезным образом не учитывали белорусские социологи все технические нюансы при подготовке опросов и в ходе их проведения бесспорен факт, что общественного мнения как института в Беларуси не существует. Как тут не согласиться с директором «Левада-центра» Львом Гудковым: «Можно сказать, что текущие опросы общественного мнения фиксируют не столько динамику настроений и представлений общества, лишенного независимых источников информации, сколько эффективность государственной пропаганды».

Для чего же тогда вся эта канитель, которая, между прочим, стоит немалых денег? Позитивный ответ на данный вопрос можно попытаться отыскать, лишь ограничив завышенные ожидания, предъявляемые, как правило, непрофессионалами.

Общенациональные опросы — это лишь один из инструментов исследования общества. Как и у любого научного инструмента у него имеется своя «разрешающая способность». Не зря же после изобретения Галилеем телескопа Левенгуку пришлось изобрести микроскоп.

Результаты опросов не следует воспринимать буквально. Обратимся к табл. 1. Вывод, который из нее напрашивается, казалось бы, очевиден: белорусское общество созрело для перемен. А как же иначе, коль доля сторонников перемен превышает долю сторонников стабильности в ее нынешнем виде в 5.1 раза!

Таблица 1.С каким из суждений Вы согласны?(в процентах от числа опрошенных)

Но вспомним Бурдье: «первое настоятельное требование для исследователя — уяснить, на какой вопрос различные категории респондентов дали, по их мнению, ответ».Перефразируя Кролика из мультика про Винни-Пуха тут самое время воскликнуть: «Что значит перемены? Перемены бывают разные?». Но дело даже не в том, что у каждого респондента свое представление о переменах, реальный вопрос о переменах — это вопрос о цене, которую каждый респондент и общество в целом готовы заплатить за их достижение.

А вот с этим-то как раз и проблемы. Приведу фрагмент интервью профессора Олега Манаева «Еврорадио»: «Одно дело, когда люди что-то говорят, а другое — когда доходит до дела. Непосредственной связи между желанием перемен и уровнем их участия нет. Это очень интересный момент: разница между желанием перемен и готовностью участвовать в них — великолепный показатель состояния общества. В Беларуси эта разница просто огромная: 77% за перемены, но за то, чтобы бастовать или выйти на митинг или пикет — только 15-17%».

Так если смысл в цифрах, зафиксированных в таблице? Смысл в их динамике. Они отражают рост недовольства в белорусском обществе. И это, пожалуй, единственный вывод, который лично я в состоянии сделать, глядя на эту таблицу.

О практической пользе хорошей теории

При облучении кристалла поваренной соли рентгеновскими лучами химики получают рентгенограммы, представляющие для непосвященных набор пятен. Специалистам же они дают прекрасный повод подискутировать на тему кубической сингонии. С соцопросами та же история. Вопросы — это рентгеновские лучи, которыми социологи облучают представителей общества (как правило, от 1 до 1.5 тыс. человек), отобранных в соответствии с генеральной совокупностью. Результат облучения — сведенные в таблицы ответы респондентов. Без расшифровки специалистами практической информации в них не больше, чем в рентгенограммах.

Но в обоих случаях расшифровка возможна лишь на основании определенных теорий и моделей. С чем, например, связаны столь разительные перемены, произошедшие с любителями газетной периодики за последние 20 лет (табл. 2)? Вариант ответа — с интернетом — не проходит. При всем уважении к пользователям «мировой паутины», доля которых в декабре 2012 г. составила в Беларуси 55%, особого спроса на политическую информацию они не предъявляют (в октябре 2010 г. сайт Хартия-97 посещало 0,8% интернет пользователей). На излете же горбачевской перестройки повышенным спросом пользовались как раз общественно-политические печатные издания. А другие, следует отметить, тогда еще не успели и расплодиться.

Таблица 2. Каким образом Вы обычно получаете газеты? (в процентах от числа опрошенных)

За поиском подходящей модели обратимся к классику российской социологии Юрию Леваде: «Общество мобилизационного типа, как показывает опыт всей советской (и не только советской) истории, может проходить два состояния — политического „мобилизационного“ возбуждения и политической апатии, отключенности. Относительно краткий — если он не поддержан особыми обстоятельствами и рычагами воздействия на массы, как это было в условиях войны — период эмоционального и морального напряжения неизбежно чередуется с периодом доминирования рутинных, „апатичных“ механизмов социализации и социального контроля».

В XX веке советское (российское) общество в возбужденном состоянии находилось два раза: в 17-м году и в конце 80-х начале 90-х гг. Оба раза социальное возбуждение заканчивалось революциями. Повышенный спрос на политизированное «печатное слово» — лишь один из симптомов возбужденного общества.

«Нет ничего более практичного,чем хорошая теория», — эта ленинская мысль и сегодня не потеряла свою актуальность. К сожалению, ее регулярно игнорируют в партийных штабах. Достаточно вспомнить президентские выборы 2010 г., когда целый ряд оппозиционных кандидатов связывал свои победные стратегии с «новой электоральной ситуацией», якобы сложившейся в Беларуси в 2010 г. Однако ни один соцопрос оснований для подобного оптимизма не давал, да и не мог дать. Предыдущему переходу общества в возбужденное состояние предшествовала «эпоха застоя», президентским выборам 2010 г. — десятилетие роста доходов населения. Какое уж тут возбуждение, какой массовый протест!

Основной вывод из вышесказанного очевиден: анализ данных соцопросов — требует серьезной теоретической подготовки, но даже настоящие профессионалы не в состоянии анализировать единичные цифры, вырванные из общего опросного тела. Удивляться этому не приходится. Бурдье, как бы категоричен он не был, в сущности прав: на всех этапах проведения соцопросов (от составления анкет до анализа результатов) имеются свои подводные камни.

P.S.Небольшая ремарка относительно вопроса: «Доверяете ли Вы независимым исследовательским центрам?». Его задают с целью выяснения отношения респондентов к государственным и негосударственным институтам. Респонденты, как правило, формулируют свои ответы на вопросы интервьюеров в процессе ответов (готовых ответов на большинство вопросов они не имеют). И в данном случае ответ — это оперативная реакция респондента на слово «независимым».