В «Комсомольской правде» прочел очередной репортаж со съемок сериала по «Мастеру и Маргарите» Булгакова. Михаил Афанасьевич (Булгаков, разумеется, — а вы о ком подумали?) был и остается одним из любимейших моих писателей. Потому сериал жду, тем паче, что и ставит его Владимир Бортко, доказавший свое бережное отношение к классике и «Собачьим сердцем», и «Идиотом». И актеры играют в нем серьезные. Скажем, Воланда — Олег Басилашвили.
Я видел Олега Валерьяновича на сцене дважды. В первый раз — в спектакле «Кафедра»; какая-то проходная советская пьеса с разоблачением карьериста и утверждением социалистической справедливости в отдельно взятом научно-педагогическом коллективе. Был он там, как и положено разоблачаемому заведующему, жуликоват и нахрапист одновременно. Такие типы встречаются.
Но потряс он меня в роли Джингля в «Пиквикском клубе». Вот тогда я и понял, что такое истинный кайф от актерской игры. Вдвоем с Изилем Заблудовским, игравшим слугу Джоба Троттера, они создали такой блестящий дуэт авантюристов и лжецов, что стало понятно: истинному дарованию лишь великий классический текст дает свободу разгуляться. Могу лишь представить себе — пока! — всю степень наслаждения, которая ждет зрителя от встречи с его Воландом, предвкушаю ее сам. Когда объявят премьеру, дома у меня будет стоять бутылка хорошего красного вина, с историей, чтобы было тягучим и терпким, чтобы каждым глотком напоминало булгаковскую строку — «В белом плаще с кровавым подбоем…»
Я был когда-то первым школьным учителем в Беларуси, который осмелился провести урок по «Мастеру и Маргарите». Это было зафиксировано благоволившим ко мне школьным начальством, а в журнале «Народная Асвета» с подачи тогдашнего куратора русской литературы в Министерстве образования, Софьи Константиновны Черник, опубликовали мои разработки. До сих пор это любимая моя публикация, знак того, что жизнь не прошла зря.
Помню самый сакраментальный вопрос, который тогда я задал своим ученикам: «Когда и где происходит действие в романе Булгакова?» И Саша Гирос, одна из самых любимых моих учениц, художник и читатель с большой буквы, тихо ответила: «В Вечности». Именно так — в Вечности. И это единственно верный ответ.
Но если в Вечности — значит, всегда и везде? Значит, и сегодня, и у нас? Значит, явись сегодня в Минск Воланд со своей свитой — величественный, вальяжный — и начни экзаменовать минчан на соответствие высокой планке человечности, установленной когда-то Иешуа Га-Ноцри, найдем ли мы, что предъявить ему? Ведь большинство нас живет и действует так, как если бы жили не в Вечности, а сию минуту — не более. Вспомните, кого самой страшной казнью наказывает Воланд. Не хама Варенуху, не вора Римского, не даже бездарного литератора Ивана Бездомного. Самая страшная казнь — идеологу безнравственности Берлиозу. Ему воздали по вере его. Представляете, как блестяще сыграет эту сцену Басилашвили?
Не веришь в Вечность, в то, что есть Божий суд, в то, что мерзость твоя накапливается в Истории точно так же, как и благие дела? Получите:
«Вы всегда были горячим проповедником той теории, что по отрезании головы жизнь в человеке прекращается, он превращается в золу и уходит в небытие. Мне приятно сообщить вам … о том, что ваша теория и солидна и остроумна. Впрочем, все теории стоят одна другой. Есть среди них и такая, согласно которой каждому будет дано по его вере. Да сбудется же это! Вы уходите в небытие, а мне радостно будет из чаши, в которую вы превращаетесь, выпить за бытие!»
Воланд поднял шпагу. Тут же покровы головы потемнели и съежились, потом отвалились кусками, глаза исчезли, и вскоре Маргарита увидела на блюде желтоватый, с изумрудными глазами и жемчужными зубами, на золотой ноге, череп. Крышка черепа откинулась на шарнире».
Достойный финал судьбы православного атеиста.
Впрочем, не о нем, как вы понимаете, уважаемый читатель, идет речь.
Речь о нас с вами. О политизированной части общества, упорно претендующей на статус национальной элиты. Мы-то в чарку со шкваркой не рискуем, случайно, превратиться, заявись в Минск Князь Тьмы?
Вот, скажем чиновник, систематически занимающийся выборами. Журналист спрашивает его: «Уважаемый Николай Иванович! Не скажете ли Вы, какой процент избранных председателей окружных комиссий уже были в данной должности в 2001 году?» Уважаемый Николай Иванович (имя, как вы понимаете, дорогой читатель, случайное — ну не Лидию же Михайловну нам вопрошать в таком случае?!) делает удивленное лицо и заявляет: «А ведь это предмет для специального исследования может быть!» Вспомните секретаршу (не Центризбиркома ли?), окосевшую от постоянного вранья.
Или вот телевизионный журналист, лукаво подмигивающий зрителю: «Магия, конечно, магией. А вот мы возьмем сейчас и все тут разоблачим, к чертовой матери — да еще сразу в десяти сериях!» Господа, помните: Жоржу Бенгальскому за страсть к подобным разоблачениям голову Бегемот оторвал. Правда, потом приставил на прежнее место, но какой марш сыграли: «Его превосходительство любил домашних птиц и брал под покровительство хорошеньких девиц!» (Девицы — не из цирка ли?)
Администратор или даже судья высшей судебной инстанции с докторской степенью, мудрый и все понимающий, утешает сам себя и окружающих: «Нет, господа, я не политик — я всего лишь чиновник! Я умываю руки! Не виновен! Осетрину завезли второй свежести, так мы ее и на третий срок в витрине выставим! Пипл все схавает!» Не уговаривайте, восточный Вы наш, к осетрине в Вашем заведении в третий раз уже просто никто не подойдет. Рыба она ведь с главы тухнет (хотел написать, что с головы, но рука не поднялась).
Поэт, строгающий хвалу очередному главе очередного государства, надеющийся, что за сей подвиг вроде песни о том, что «Настанет тот момент, когда наш Президент…» Нет, вот поэта ничем не проймешь. Тут даже Воланд бессилен. Ибо наши поэты не так часто проезжают мимо памятника Пушкину, чтобы осознать собственную ничтожность. Им хватает государственных премий.
Редактор… Впрочем, об этом ни слова, ибо, не дай Бог, и эта статья будет перепечатана без купюр.
В общем, приезжайте в Минск, мессир Воланд! Люди ничуть не изменились. Вот только Избирательный кодекс их немного испортил.