Заместитель госсекретаря США М. Познер призвал российское правительство присоединиться к кампании по освобождению и реабилитации белорусских политзаключенных. В каком случае Кремль может проявить интерес к совместным действиям с США в отношении Беларуси? Выгодно ли России сегодня оказывать такое давление на Минск?
Кирилл Коктыш. Так сложилось, что тематика прав человека в основном остается прерогативой Запада, в том время как страны постсоветского пространства более или менее явно старались ее избегать.
Таковыми реалии сложились еще со времен биполярного противостояния, когда права человека, кроме прочего, были и пропагандистским инструментом, использовавшимся Западом в информационной борьбе с СССР: тот должен был выступать исключительно как объект оценки, но уж никак не как легитимный оценщик и интерпретатор. Так или иначе, но и сегодня любые постсоветские элиты воспринимают дискурс прав человека как не-свое пространство, политическое использование которого не сулит им особых перспектив, но может вылиться в издержки.
Ни в коей мере не является тут исключением и Россия. Включение ее в дискурс прав человека, с одной стороны, встраивало бы ее в игру, где она по определению выступала бы младшим партнером на пространстве, традиционно входящим в ее зону влияния. Такая жертва была бы совершенно бесполезна в плане решения вопроса: вхождение Москвы в этот дискурс только увеличивало бы пространство торга между Москвой и Минском, увеличивая количество вещей, за которые Москва готова была бы, хотя бы и чисто теоретически, платить. При этом усилия Москвы последних шести лет, напротив, были направлены на сужение пространства такого торга. Предсказуемым и единственным итогом стал бы заметный рост цены вопроса, тогда как его практическое решение, напротив, стало бы еще более затруднительным.
Так что никакого прямого присоединения явно не будет. С другой стороны, Москва в лице министра иностранных дел Лаврова уже как минимум трижды в этом году выражала солидарность с ценностной реакцией Запада на события в Беларуси. Как минимум, это означает возможность непрямых форматов взаимодействия Москвы и Запада по белорусскому вопросу.