То, чего не может быть?

Царь:

«Исхитрись-ка мне добыть
То-Чаво-Не-Может-Быть!
Запиши себе названье,
Чтобы в спешке не забыть!
А не выполнишь к утру,
В порошок тебя сотру,
Потому что твой карахтер
Мне давно не по нутру!
Так что неча губы дуть,
А давай скорее в путь!
Государственное дело --
Ты ухватываешь суть?»

Л. Филатов «Про Федота-стрельца молодого удальца»

На прошлой неделе президент Беларуси говорил о государственной идеологии. В течение двух дней в Минске проходил семинар по совершенствованию системы идеологической работы, где президент выступил с программным докладом и, по обыкновению, уверенно солировал, объяснял, поучал и журил. На этот раз, как никогда, он чувствовал себя абсолютно вольготно, не утруждался разного рода эвфемизмами, а «называл вещи своими именами». «Вбивать в головы наших людей …», «забивать дубовые колья идеологии…», «поставить под ружье …» — эти и другие высказывания буквально пронизывали эмоциональную речь президента.

Известно, что президент не просто умеет, но и очень любит выступать перед публикой. То, что на сей раз он получил удовольствие сполна, чувствовалось не только теми, кто присутствовал в зале, но и теми, кто видел трансляцию речи по телевидению. Откуда бы такое вдохновенье? Причин тому немало, и многие из них, наверное, лежат за пределами рационального анализа. Среди прочего, здесь сказался, наверное, и личный опыт главы государства. Недаром он ссылался на то, что был в свое время политруком: «Я сам, помню, работал замполитом, и командир неудобно себя чувствовал».

Однако дело, наверное, не только в преимуществах родной стихии. Для официальной белорусской власти идеология — вопрос принципиальный. Каждый, кто внимательно прочитал или прослушал текст доклада, не мог не обратить внимание на то, какие надежды возложены на силу слова и искусство пропаганды. Президент не раз повторил мысль о том, что экономику поднять легче, чем создать и внедрить государственную идеологию. Пытливый слушатель вправе спросить: «А что ж было не „поднять“ экономику, если это проще?» Впрочем, тот же пытливый слушатель прекрасно понимает: проблема состоит не в том, что поднимать легче, и даже не в очередности этих действий. Задача иная: как «поднять» идеологию, когда экономика в упадке? Перед руководителями различных рангов, по сути, была поставлена четкая задача: убедить граждан Беларуси в том, что они и так живут хорошо, любят свое государство в лице президента и гордятся ролью духовного лидера в таком бездуховном и отсталом мире. Как тут не вспомнить известный афоризм о том, что «если бы не было радио, мы бы не знали, как хорошо мы живем». Взглянем на проблему серьезно: возможно ли в принципе то, что предложил президент, или он опять послал когорту руководителей в ратный поход за тем «Чаво-Не-Может-Быть»?

К истории вопроса…

В Беларуси дискуссии о государственной идеологии были инициированы президентом страны вскоре после его избрания. Цель таких дискуссий была ясна — придать политическому режиму дополнительную легитимность. Особенно насыщенными в этом отношении стали 1998–1999 годы. Многочисленные совещания на высшем уровне, встречи с академической общественностью и столь любимыми «простыми гражданами» были посвящены совершенствованию идеологической работы с «трудящимися», поиску новой «созидающей» идеологии. Большинство публикаций, появившихся вскоре на эту тему, воспроизводили некий набор фраз, соединенных между собой идеей о том, что «лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным».

В 1999 г. вышла в свет книга с программным названием «Идеология белорусской государственности: концепция, модель, программа реализации». В ней было многое: рассуждения о судьбах цивилизации, пагубности либерализма и индивидуализма, необходимости возрождения духа общинности и коллективизма. Были здесь, впрочем, и весьма конкретные рекомендации, например, относительно того, как путем замораживания цен победить «паразитический вирус инфляции». В той же работе была представлена идея особого пути Беларуси, чаще всего, определявшаяся от противного: не так, как в Европе, и не так, как в России. Вопрос «А как?» оставался без ответа.

Путем несложной реконструкции все же можно было определить, что речь идет о некоей стихийно сложившейся новой левой идее, где воинствующий материализм и атеизм, свойственные прежней социалистической идеологии, были замещены усердным посещением храмов, пролетарский интернационализм — ксенофобией и братством славянских народов, тотальная национализация — попытками получить займы у МВФ. Этим левым, а точнее — «совсем новым левым», уже не подходили слова «коммунисты» и «патриоты». В первую очередь, они уже не коммунисты. Именно о них известный сатирик говорил, что таких коммунистов Брежнев сажал бы десятками тысяч. Они и не патриоты, если только патриотизм не считать явной издевкой. Ведь осталось непонятным, патриотами какой именно страны являлись эти «патриоты»: той, которая была, или той, которая будет? Ясно одно-не той, которая есть. Эти стихийные новые левые были заинтересованы в преобладании государственной собственности и тотальном контроле государства за всеми сферами жизни в сочетании с частной торговлей, обеспечивающей сносный стол и вообще все то, что раньше называлось «хорошим снабжением». В своих чаяниях и стремлениях они сочетали социальное обеспечение с социальной беспечностью и сохранением неэффективных производств и хозяйств. Стихийных новых левых очень устраивал режим персональной власти, так как данная модель управления практиковалась десятилетиями, если не столетиями, и была хорошо известна. Итак, они были левыми (выступали за госконтроль над госсобственностью), стихийными (не пользовались какой-либо стройной теорией) и новыми (дрейфовали от марксизма-ленинизма к некоему гибриду плохо понятых идей).

От какого наследства мы отказываемся?

К нынешней попытке осознания сути идеологии государства президент и его советники отнеслись весьма серьезно. Пообещав собравшимся прочитать академическую лекцию, глава государства напомнил, что в современном мире существуют три главных идеологии (коммунизм, либерализм и консерватизм), и из каждой мы должны взять то лучшее, что в них есть. Так, из идеологии коммунизма можно заимствовать коллективизм, патриотизм, социальную справедливость и общественно полезный труд без расчета на материальное вознаграждение («Коллективизм — это наше, родное, и мы это потерять не должны»). Либерализм ценен тем, что он заставляет человека активизироваться во имя личного выживания и процветания («Нет ничего плохого в том, что человек должен рассчитывать, прежде всего, сам на себя, — чтобы себя одеть, накормить свою семью и защитить»). Наконец, именно в консерватизме содержатся, по мнению президента, такие ценности, как «добразычлівасць», «памяркоўнасць», «талерантнасць» («Надо быть хорошими консерваторами в хорошем смысле слова»).

Не будем спорить об интерпретациях, данных главой государства, сути мировых идеологий. Не будем спорить и о том, существуют ли они, что называется, «в чистом виде» в современном мире. Обратим внимание лишь на то, что подобные идеологические советы весьма напоминают кулинарные рецепты: «Взять 2 стакана муки, 100 граммов сливочного масла, три яйца …» Однако напомним, что если подобные поиски в кулинарии могут закончиться весьма успешно (был бы желудок здоров!), то в отношении идей не все обстоит так просто.

Любая идеология есть цельная и в себе самой непротиворечивая система взглядов, чувств, верований. В основе каждой из них лежит некая базовая идея, которая принципиально расходится с базовой идеей другой идеологии. Любые попытки их сочетания столь же бесплодны, сколь бесплодны мечты гоголевской Агафьи Тихоновны: «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому еще дородности Ивана Павловича — я бы тогда тотчас же решилась».

Что же касается идеологий, то попытки сочетать несочетаемое рождают фатальные противоречия. Вот президент цитирует белорусскую Конституцию: «Человек, его права, свободы и гарантии их реализации являются высшей ценностью общества и государства». И тут же настаивает на том, что государственная идеология «должна пронизывать все». А как же в таком случае быть со свободой убеждений и слова, которые также входят в перечень прав и свобод? На словах это сочетать можно, но на деле — каждый человек, который работает вне государства (частная собственность пока никем не отменена) вовсе не обязан верить в идеологию государства. Тут уж одно из двух: либо идеология не будет пронизывать все, либо частная собственность будет уничтожена. Угадайте, какой вариант более вероятен.

С чем идти в народ?

Итак, в чистом виде нам не нужна ни одна из этих идеологий. Мы уже отмечали, что определение «от противного» — один из излюбленных пропагандистских приемов нынешней власти. Достаточно включить программу белорусского телевидения, и станет ясно, как это работает. Картинки замерзающей России и бастующих фермеров Прибалтики призваны убедить белорусского зрителя, что у нас-то, во всяком случае, лучше. Однако только на отрицании государственную идеологию не построишь. И тут самое время поговорить о терминах.

В своем докладе президент употреблял такие понятия, как «государственная идеология», «идеология белорусского государства», «национальная идея», «идеологическая работа». Заметим, что за этими словами стоит совершенно различное содержание. И дело тут не в стремлении политологов к терминологической корректности. Явление, процесс, будучи номинированы тем или иным образом, начинают жить своей жизнью, зачастую определяя сущность социальных практик.

В этом смысле очень интересным представляется понятие «белорусская национальная идея». Рвение, с которым все взялись обсуждать ее содержание, наводит на мысль об определенной наивности наших начальников, включая и главу государства. По-видимому, они предполагают, что если некую мысль облечь в некую удачную форму, то тут все в нее сразу же и поверят. Собственно, они правы в одном, а именно в том, что национальная идея действительно должна быть сформулирована в яркой и доступной форме. Однако это не отрицает наличия содержания, обладающего мобилизационным потенциалом. Сформулированная в 30-е годы прошлого века версия «американской мечты» содержала в себе представление о равенстве возможностей и о необходимости достижения определенного жизненного стандарта (свой дом в пригороде, свой автомобиль, холодильник, позже — телевизор»). Как отмечают сами американские исследователи, американская мечта имела под собой весьма солидные прагматические основания. Стремление создать то, что у нас называется «достойным уровнем жизни», привело к развитию системы кредитования, к оживлению финансовой, а вслед за ней — и всей экономической системы. Можно спорить о том, насколько подобная прагматика привлекает «загадочную славянскую душу», готовую пленяться идеями «светлого будущего» с его царством равенства и возможностью получать «по потребностям». Однако лучше просто сравнить результаты.

Граф Уваров — наш рулевой.

Формула режима правления в царской России, выдвинутая в начале ХIХ века министром просвещения С. С. Уваровым, звучала так: «Православие, самодержавие, народность». Она была призвана обеспечить мощь и величие Российской империи, и в качестве официальной теории насаждалась в школе, университетах, армии, государственном аппарате. То, что предложил президент Беларуси в XXI веке, удивительным образом напоминает знаменитую формулу графа Уварова. Правда, ценности здесь выстроены в ином порядке. Позволим себе несколько цитат.

Народность. «Кто мы, белорусы, в чем наше предназначение, наша судьба. … Для нас единственно верное решение — оставаться на родной, сложившейся веками белорусской почве. Бессмысленно копировать чужие ценности и установки на основании того, что та или иная страна в данный момент времени сильна и богата. Ведь мы не отказываемся от своих родителей, хотя они и не миллионеры». «… Как в такой ситуации поступать нам, белорусам — людям соборным, не воспринимающим абсолютизацию частной собственности?»

Самодержавие «… Идеологические устои остаются незыблемыми. Большинство населения поддерживает власть как институт, видя в ней свою опору и защиту».

Православие: «Церковь не надо отвергать. Вы видите, что я для себя ввел в практику — два раза в году я всегда в церкви. Я им помогаю, их поддерживаю. Делаю это осторожно … Будьте аккуратны, не отвергая церковь, поддерживая нашу церковь, прежде всего — православную, потому что 85% верующих составляют православные».

Читатель вправе возразить: набор цитат никого ни в чем не убеждает (хотя, из песни слова не выкинешь). Однако в данном случае речь идет не о пересказе содержания всем известной речи, а о духе и пафосе выступления. Смею надеяться, он передан верно. По сути, было сказано не больше и не меньше, хотя сама речь была как обычно длинна. Можно ли с этим идти в народ? Вот тут и начинаются самые большие трудности.

Продавцы воздуха

Большинство присутствовавших в зале руководителей разного рода министерств, ведомств и организаций, думается, были поставлены в тупик. В длинной (трехчасовой!) речи президента так и не было сказано, в чем же суть нашей идеологии. Как тут еще раз не вспомнить сказку Л. Филатова «Про Федота стрельца …»

«Кабы схему аль чертеж --
Мы б затеяли вертеж,
Ну, а так, ищи сколь хочешь,
Черта лысого найдешь!
Где искать и как добыть
То-Чаво-Не-Может-Быть?
Ведь его ж на свете нету,
Сколько землю не копыть!»

Набор общих фраз, на который мы ссылались выше, еще не является идеологией. Ведь и сам президент определил ее как «систему взглядов, идей, чувств и верований о целях развития общества и человека, а также средствах и путях достижения этих целей, воплощенных в ценностных ориентациях, убеждениях, волевых актах, побуждающих людей в своих действиях стремиться к целям, которые мы перед собой поставим». Определение, бесспорно, взято из словаря и предложено теми, кто писал доклад. Но что сказано, то сказано, и этому надо бы соответствовать.

Но соответствовать как раз трудно. Зато есть другое — четкое (даже детальное!) представление о том, как должна быть организована система идеологической работы. Здесь и «воссоздание идеологической вертикали на всех уровнях», и «формирование идеологического ядра в трудовых коллективах», и «живая работа наставников по воспитанию школьников и студентов», и «создание светлых образов, вдохновляющих нашу молодежь на созидание, на добрые дела», и, наконец, формирование «своего» гражданского общества, состоящего из Советов, профсоюзов и нового комсомола в лице БРСМ, под руководством своего же государства.

В чем же главная задача всей этой системы? По-видимому, в том, чтобы убедить народ, что хороша власть, которая заботится обо всех, не щадя живота своего, и как верна генеральная линия. Сделать это на фоне роста цен, снижения уровня жизни, напряженных отношений с окружающим миром и многого другого очень непросто. Понимает это и сам президент. Неслучайно он уделил большое внимание образу самого пропагандиста, неоднократно подчеркнув, что он должен быть исключительно образованным, харизматическим человеком с «врожденным чувством идеологического работника». Где же взять столько харизматиков? Учить их в Академии управления — предлагает президент. Так и видится выданный выпускнику этого вуза диплом по специальности «пропагандист-харизматик». Впрочем, иронизировать по этому поводу можно долго. Но нельзя не признать, что президент бесспорно прав в одном — от пропагандиста, продающего воздух, действительно потребуется недюжинный талант и, что греха таить, та самая харизма.

Что дальше?

Нетрудно предсказать, что многие взапуски кинутся писать учебники по государственной идеологии; впрочем, уже кинулись, как сообщило об этом белорусское телевидение вечером 28 марта. С мест потекут в столицу рапорты и рацпредложения. Возродится из пепла общество «Знание», вооруженное аргументами из роскошно изданного журнала «Политика». Трудящихся восхвалят, а империалистов всех мастей осудят. Заместители по идеологии напишут отчеты, и родина не забудет своих героев. Имитировать деятельность наш народ умеет виртуозно. Ну, а если это все всерьез?

Известно, что тоталитарный режим всегда выстроен той или иной идеологии. Она его фундамент и его проект. Именно она (независимо от содержания) создает систему всеобщего контроля и подавления. Имеет ли шанс тот «идеологический зародыш», который был представлен на совещании, стать такой тоталитарной идеологией? Идеология становится тоталитарной в том случае, когда она строится на идее исключительности той или иной социальной группы — будь то пролетариат, арийская раса или верующие одной конфессии. Именно с этого начинается разделение на своих и чужих, на правильных и неправильных, здесь корни Гулага и концентрационных лагерей. Звучит ли этот мотив в разговорах об идеологии белорусского государства? Трудно сказать. Просто позволю себе еще одну цитату: «…Мы остались единственной страной, открыто проповедующей верность нашим традиционным цивилизационным ценностям. Все это позволяет говорить, что временем, судьбой, ситуацией Беларусь выдвинулась на, наверное, великую роль духовного лидера восточно-европейской цивилизации».