?Недавняя акция «Стоп-бензин» и проводимые по средам флеш-мобы из серии «Революция через социальную сеть» заставили многих наблюдателей говорить о ренессансе уличного протеста в Беларуси. В то же время оппозиционные политические партии находятся явно в стороне от этих процессов, ограничиваясь выражением поддержки протестующим, либо стремясь «засветится» на этих акциях в качестве рядовых участников. В адрес оппозиции звучат упреки, что она не поспевает за живым революционным творчеством народных масс. Насколько эти упреки справедливы? Действительно ли партии не выполняют своей функции политической оппозиции режиму? Следует ли ожидать перерастания «протестов по средам» в нечто большее?
Юрий Чаусов. Вы правы, политические партии пока далеки от того, что происходит на площадях крупных городов Беларуси каждую среду. Некоторые политические структуры пытаются включиьтся в эти протесты в качестве «ведомых», но на самом деле этот всплеск протестной активности и внимание общественности к нему застало партии врасплох. Самые действенные и боеспособные из них сейчас заняты внутренним аудитом скудных партийных ресурсов, выработкой позиции по отношению к социально-экономическому кризису, решением вопроса о коалиционном строительстве на период до будущих парламентских выборов, либо, попросту, зализывают раны после чрезвычайно жесткого политического сезона 2010 года. На этом фоне белорусская улица кажется более динамичной, живой и перспективной.
Отчего так происходит? Ответ на Ваш вопрос я бы построил в двух плоскостях. Первый аспект связан с функциональной ролью тех организаций, которые у нас принято называть политическими партиями.
Действительно, после президентских выборов политические партии, похоже, сконцентрировались на задачах внутреннего порядка. Несколько туров конфликтов и пререканий в Партии БНФ, БСДП (Г) и ОГП были довольно бурными, но весной они сменились периодом более-менее конструктивного партийного и коалиционного строительства. Партии занялись тем, чем они привыкли заниматься, что они делать привыкли и что является их функцией — готовиться к будущим избирательным кампаниям. При этом белорусские партии соответствуют определению партии, которое дает словарь Даля — союз одних лиц против других, у коих иные побуждения. Но вот определению партии по белорусскому законодательству, как объединение граждан, участвующее в выборах, наши партии соответствуют лишь отчасти.
Да, партии выдвигают кандидатов на выборах в парламент и местные советы, обеспечивают ведение этих предвыборных кампаний, осуществляют деятельность в период между выборами. Но при этом все эти предвыборные кампании рассматриваются как подготовка к самым главным выборам, к выборам президентским. А как раз в этих настоящих, решающих предвыборных кампаниях партии не участвуют, в них участвуют иные субъекты. Если угодно, мы их можем называть «настоящими партиями», для которых собственно политические партии являются кадровым резервуаром, призванным готовить человеческий, структурный и организационный материал к будущим президентским выборам. Белорусские политические партии — это кирпичики, из которых составляются настоящие политические кампании. Соответственно, функция партии — это подготовка резерва, структур для будущей президентской кампании, которая будет вестись непартийным кандидатом, выдвинутым одной из нескольких «настоящих партий» белорусской оппозиции.
В этом контексте партии абсолютно не интересуются уличной политикой как таковой — она их могла бы заинтересовать лишь как средство приобретения новых людей и укрепления собственных структур, которые можно было бы сконцентрировать и вложить в будущую кампанию «настоящих». Однако опыт освоения ресурса послевыборной «самоорганизации» после Плошчы 2006 года свидетельствует, что партии этот ресурс не только не в состоянии освоить, а он даже может быть разрушительным для самих партийных организаций. В связи с этим партии, на словах поддерживая твиттер-вконтакте-революционеров, на деле стремятся максимально дистанцироваться от них. Этот ресурс партии просто не в состоянии законсервировать до будущих президентских выборов!
Второй аспект затронутой проблемы — это актуальная востребованность обществом протестной активности. Протест будет назревать по мере роста экономической неудовлетворенности населения. Сейчас этот ресурс пытаются использовать различные группы разнонаправлено, при этом медийным вниманием пользуются организованные, неспонтанные протестные инициативы ценностного порядка, антидиктаторские, связанные с Плошчай-2010. В дальнейшем, по мере ухудшения экономической ситуации, протесты будут всё в большей степени приобретать спонтанную форму и социальное содержание, связанное с экономическими интересами отдельных групп.
Рассматривать рост статистики числа акций и числа их участников в качестве свидетельства «прелюдии к революции» пока некорректно, поскольку этот рост лишь незначительно отличается от показателей, обычных для этой стадии электорального цикла (см. А.Егоров. Массовые политические акции в Беларуси: проблемы анализа). На самом деле пока количественный рост числа проявлений протеста не имеет лавинообразного характера и незначительно отличается от аналогичных показателей после выборов 2006 года.
Опыт акций оппозиции марта-апреля свидетельствовал, что фактор страха не благоприятствует уличным массовым мероприятиям и акциям гражданского неповиновения. Представлялось, что погром структур оппозиции и гражданского общества окажет долговременное замораживающее воздействие как на уличную активность оппозиции, так и на иные акции. Это подтверждалось тем, что напряженность на валютном рынке не спровоцировала ничего более существенного, нежели мирная «самоорганизация» очередей у обменников.
Говоря об акциях протеста в современной Беларуси, следует учитывать, что на самом деле имеют место акции нескольких разных форматов. Все они основываются на растущей экономической неудовлетворенности населения, столкнувшегося с резким падением уровня жизни. Однако наряду с этой общей предпосылкой они имеют и различия.
Во-первых, увеличилось число спонтанных протестов. Наиболее громкий эпизод случился на пограничном переходе Брузги, несколько спонтанных акций произошло на промышленных предприятиях. Как представляется, в дальнейшем с развитием экономического кризиса, независимо от успехов властей от удержания ситуации под контролем, число таких акций (в том числе забастовок) будет неизбежно расти. Власти, понимая это, будут стремиться их локализовать, отсекать от структурированной оппозиции и информационно блокировать (особенно когда возникнет нужда в силовом подавлении). В случае появления в спонтанных протестах лидеров, по отношению к ним будут предприняты жесткие санкции.
К акциям второго порядка относятся «Стоп-бензин» и подобные. Это — инициированные группами интересов акции давления — неспонтанные, организованные, с четко продуманной архитектурой. Их основа — это интересы конкретной группы, взятые на вооружение некой структурой гражданского общества. Удачная акция «стоп-бензин», имевшая прекрасное паблисити в качестве «добившейся успеха», будет привлекать к подобного рода форматам массу эпигонов из числа общественно-политических оппозиционных организаций, для которых возможен позитивный отход от «политики ценностей» в сторону «политики интересов».
Наиболее громкая на данный момент третья группа акций — организованные через социальные сети акции молчаливого протеста — представляют собой одновременно и самую тривиальную струю в протестном потоке, напрямую связанную с Площадью мотивацией рядовых участников акций. Кадровая база тут — те, кто был на Площади, либо должен был там быть, в том числе обедневшие в результате кризиса офисные служащие. Факторы, влияющие на эту группу протестов, абсолютно аналогичны тем, которые провоцировали подобную же волну флешмобов после предыдущих президентских выборов 2006 года, катализатором выступил североафриканский пример. Их структурное ядро — частично эмигрировавший актив предвыборных кампаний различных кандидатов, оставшиеся без дела «молодёжки», с большой жаждой экшена. Реакция властей на эти протесты будет ужесточаться по мере возрастания их массовости (с возможностью повторения Площади и с той стороны баррикад), сочетаясь при этом с активным блокированием интернет-площадок.
Среди этих явлений разного порядка пока не хватает четвертого компонента — собственно политических протестов. На фоне протестных групп, обласканных зарубежными и оппозиционными СМИ, блекнут иные способы позиционирования альтернативы режиму, предлагаемые политическими структурами: Антикризисная программа ОГП, Народная программа блока «Белорусский выбор», социальные кампании «Говори правду». Назначенный на осень Народны сход может произойти, но вряд ли он будет качественно усиливать общую протестную волну (партии вряд ли выйдут за пределы традиционных разрешенных шествий).
В настоящее же время протестная конъюнктура создает ситуацию, когда в выигрыше становятся радикалы — и чем радикальнее, тем лучше. А с учетом того, что современные технологии виртуализации политики позволяют быть активными игроками в поле политической коммуникации и из-за границы — в выигрыше оказываются радикальные эмиграционные круги. В перспективе это может даже привести к формированию «антипартийного фронта» из структур новой эмиграции: они находятся за рубежом и в результате благоприятного паблисити могут стать институированными, на основе групп бывших команд Некляева и Санникова.
Прогноз на вторую половину года таков: с 3 по 27 июля интенсивность протестов спадет, однако при этом останется мнение, что «политическая оппозиция ничего не делала в период благоприятной конъюнктуры уличных протестов». Конвергенции протестных блоков не наступит, но группы интересов останутся и будут продолжать действовать. К этому времени традиционная партийная оппозиция структурируется в более жесткие системы — и начнет использовать протестность в уличных акциях традиционного формата.