Трудно удивить белорусскую публику каким-либо экстравагантным заявлением. Но Лукашенко иногда удается. Как, например, в случае, когда он приказал реанимировать управленческую практику бывшего генсека Юрия Андропова.
Не секрет, что лозунг «советское — значит, отличное», лишь в небольшой степени соответствовало практике реального социализма, и предприятия в основном выпускали совершенно серую продукцию, а в значительной части даже и бракованную. Потому что соответствующих технологий не имели, и потому, что работали в авральном режиме, и по многим другим причинам. Всего не перечислишь. Значительная часть готовой продукции залеживалась на складах и базах, на магазинных прилавках. Такую продукцию со временем уценяли и продавали в специальных магазинах и секциях.
Те учителя, которые ставили тройки двоечникам, считались хорошими. Доярки, которые разбавляли молоко водой, числились в передовиках. И наоборот — строгий учитель слыл отщепенцем, эгоистом, поставившим себя вне трудового коллектива, общества, партии и (уточняли в инстанциях) вне государства.
Так жили и трудились все. И худо-бедно план по производству так называемых товаров народного потребления (тнп) выполняли. Недостатки по отдельным позициям компенсировались избытками по другим. Могло, например, не хватать гаек, зато болтов оказывалось много. Или наоборот. Но в общем и целом каждая гаечка свой болтик находила.
Система, однако. Досталась она Юрию Владимировичу в наследство от Леонида Ильича. В рабочем, подчеркнем, состоянии. Но что сделал Андропов, которому захотелось удивить мир быстрыми и значительными достижениями развитого социализма? Правильно: он потребовал работать лучше и производить больше. Для чего повысить исполнительскую и трудовую дисциплину. А ответственность за это дело возложил на милицию и активных представителей общественности. Образно говоря, потребовал закрутить гайки, не принимая во внимание, что во всем народном хозяйстве эта проблема является главной и не решаемой.
Что в итоге получилось? Ученые стали работать на базах 11 месяцев в году, торговцы с большей энергией занялись пересортицами, на швейных фабриках построили дополнительные склады для хранения бракованной продукции. В магазинах возникло изобилие — а купить нечего… Если есть гайки — нет болтов. И наоборот. Дошло до того, что эшелоны, везущие гайки на Дальний Восток, приходилось перехватывать за Уралом и направлять к западным границам СССР. И наоборот.
Андроповщина завершилась в феврале 1984 года полным и убедительным провалом. Но не всех убедила. И в апреле 1985 года была реанимирована Горбачевым в форме «ускорения». В итоге диспропорции, которые прежде устранялись на уровне личных связей директорами предприятий, службами снабжения, оказались непосильными для режима ручного управления экономикой. А никаких автоматических регуляторов в ней не было, поскольку и не могло быть.
В общем, случилось страшное и смешное одновременно. Экономическая система, не затруднив себя даже демонстрацией прежнего неиссякаемого жизнелюбия, приказала долго жить. Смешное в том состоит, что по замыслу эта система должна была явить миру наивысшую из возможных производительность труда. Все эти разговоры о реальном или развитом социализме оказались жалким эпигонством руководителей, которые отказались от провозглашенных некогда целей, убедившись в их недостижимости. Это и смешно, и хорошо. В противном случае получилась бы одна на всех огромная КНДР.
Это предположение можно считать доказанным на практике. То есть имеющим статус научного факта. Может быть, когда-нибудь в далеком будущем, если до него доживет человечество, коммунистические идеалы взбудоражат критическую массу безумных людей, готовых ради торжества социальной справедливости и равного изобилия стрелять, вешать, гноить в лагерях миллионы классово чуждых людей. Но пока для этого не существует объективных условий и нет никакой необходимости проводить опасные для жизни эксперименты. И уж никакой нужды в том нет в современной Беларуси.
А вот андроповщина вездусуща и многолика…. Она живуча, поскольку направлена на устранение «отдельных недостатков» системы, оцениваемой большинством в качестве органичной для данного общества, страны, климатических, геополитических и прочих ложных и не обязательных допущениях. В Беларуси на самом деле андроповщина практикуется давно. Она перешла к Лукашенко в наследство от Кебича, который был типичным представителем «крепких советских хозяйственников», готовых работать «в условиях рынка», но при гарантированном бюджетном финансировании, стабильных ценах и плановых поставках. За соблюдением которых надо установить строгий контроль и персональную ответственность в сочетании с укреплением исполнительской и трудовой дисциплины.
Предпоследний союзный премьер Николай Рыжков был типичным андроповцем. Когда он заявил, что правительство подводит экономику к рынку, но по справедливым ценам, населении смело с прилавков все товары, включая явную некондицию. Виновным объявили само население, поддавшееся ажиотажному спросу, и стали придумывать способы, как у него отнять лишние (с точки зрения правительства) деньги. Способ нашли, деньги изъяли, но оказалось, что лечили не болезнь, а только устраняли внешние ее признаки. Сейчас в Беларуси пробуют осуществить ту же схему в денежно-финансовой сфере. Как пойдут дела — будущее покажет, но вполне очевидно, что от многих прежних завоеваний не останется и следа. Уже сейчас инфляция съела до трети реальной заработной платы, пенсии «похудели» вдвое, поскольку дорожает прежде всего и быстрее всего содержимое потребительской корзинки пенсионера. То есть внутренний рынок сузился, предприятия теряют стимулы, во внешней торговле полный завал, валюты нет и не будет.
История дает уроки, на которых следует учиться во избежание повторения ошибок. Поэтому аналогии уместны и необходимы. Например, сообщают что Минская область, которую «запланировали» на получение в течение года USD1 млрд прямых иностранных инвестиций, сумела получить на данный момент только USD20 млн. Почему? Вопрос риторический. Незалежная Беларусь всегда считалась рискованной для инвесторов страной, теперь она стала просто опасной. Но предприятия тоже не заинтересованы в привлечении инвестиций, поскольку всякий такой проект бросает их в море неопределенностей. А они плавать не умеют и топиться не хотят.
Принять инвестиции значит принять на себя ответственность. А ее принимать никто на себя не желает.
Это своеобразное повторение ситуации начала 90-х. Одними из первых в то время приближение краха почувствовали ученые. В один момент их прежняя и многотрудная жизнь стала легкой и беспроблемной. Если в прежние времена бюрократия всеми силами тормозила научно-технический прогресс, поскольку он угрожал стабильности производства, то теперь на науку и ученых вообще перестали обращать внимание. Система изменилась. Но не сама по себе, а в результате принципиального изменения правил и норм функционирования и развития. Тот, кто раньше побеждал в социалистическом соревновании, не имел шансов выжить в конкурентной борьбе. Место декоративного «обмена опытом», занял вполне реальный промышленный шпионаж.
В конченом итоге восторжествовала народная мудрость: под лежачий камень вода не течет. Своеобразная интерпретация известной философской максимы о движении как способе существования материи.
Не сможешь двигаться в нужном направлении — готовься к тому, что в праве на существование тебе будет отказано.
Как показывает ситуация с инвестициями, белорусские «кіраўнікі» не могут двигаться, но и не хотят.
Хотя законы общественного развития не являются нам в голом виде, как не подлежащие обжалованию приговоры суда, а исключительно в качестве «тенденций», это не должно вводить в заблуждение. Окно возможностей, случается, еще приоткрывается, но всякий раз на более короткий срок.
В том мире, который чем дальше тем быстрее и уцепистей. прихватывает нашу экономику — мера неопределенности в соотношении затрат и результатов — давно уже сведена к предельному минимуму. Как считают эксперты, для выживания в открытой конкуренции по меньшей мере 98% готовой продукции не должно встречать ни малейших возражений со стороны заказчика. В Беларуси открытая экономика. Пока она еще работает на постсоветские рынки. Но они постоянно наращивают требования по качеству и цене, сближаясь таким образом с мировыми. А кроме того, открываются для ведущих мировых производителей. По этой причине не следует преувеличивать те преференции, которые белорусским предприятиям обещает недавно образованный Таможенный союз Беларуси, России и Казахстана. Преференции в лучшем случае окажутся временными, а усугубляемая ими угроза полной потери конкурентоспособности вполне может воплотиться в реальности.
Это худший из возможных вариантов, и он в случае своего воплощения камня на камне не оставит от способов и принципов хозяйствования, практикуемых в Беларуси. Удельный вес белорусской экономики в производстве мирового валового продукта ничтожен. По этой причине «остальной мир», вполне возможно, проигнорирует наши претензии на оригинальность. В этой ситуации самым продуктивным окажется согласие на поглощение белорусских предприятий заинтересованными в том зарубежными фирмами.
Альтернативой в этом случае окажется свойственная странам «третьего мира» самобытность, искусственно поддерживаемая прямой ресурсной поддержкой населения международными организациями.
Разумеется, все выше изложенное не несет на себе отпечатка фатальности. В конечном итоге люди (фирмы) сами определяют цели своей деятельности и находят способы их достижения. Беда в том, что в Беларуси до сих пор (как, впрочем, и прежде, в Советском Союзе) ставка делается на простое заимствование техники, при полном игнорировании тех отношений, условий и способов (механизмов), которые позволяют производить такую технику. По этой причине проваливается любая попытка модернизации экономики (в широком плане — общества). О причинах этого хорошо сказано еще Иваном Крыловым в басне «Мартышка и очки».
Не станем комментировать обидный смысл этой аллегории, но отметим главное. Большинству экспертов не известны белорусские предприятия, которые в 98 случаев из 100 получали бы результаты (продукцию), адекватные стоимости и качеству вложенных ресурсов по качеству.
Иными словами, большинство из них нуждается не в улучшении, не в совершенствовании, а в создании технологий как системы организованным в пространстве и времени мероприятий, осуществление которых с высочайшей степенью вероятности обеспечивает получение продукции, отвечающей требованиям потребителя.
Работа серьезная. И если ее начинать, то надо запастись терпением, должным образом отмобилизоваться, поскольку задача проникновения в чужую культуру, усвоение ее норм и ценностей в качестве основных, сложна. Настолько, что десятки народов и государств даже не ставят ее на повестку дня. Но японцам, финнам, южным корейцам ее удалось решить. С трудом в лоно цивилизации возвращаются восточные немцы, которые приняли эту задачу к безусловному исполнению. Двадцать лет прошло, а пока не решили.
Мы же за цивилизованным миром не пошли. Двинулись с своим путем, уникальность которого состояла в отказе от всякого движения. Сначала пятились назад, в 90-й советский год, а теперь оказались в начале «лихих 90-х». денег нет, а хорошо жить хочется. Но в те времена была надежда, теперь ее нет.