Олег Манаев издал третью по счету книгу в основанной им же серии «Становление гражданского общества в независимой Беларуси». Книга представляет собой выступления автора в прессе в 2006–2010 гг. и по традиции сопровождается подзаголовком «Социологические опыты».
Традиция, как это следует из официальной аннотации, восходит к 1991 году, когда был образован Независимый институт социально-экономических и политических исследований (НИСЭПИ), в числе отцов-основателей которого был и ныне профессор, доктор социологии Олег Манаев. В те почти уже доисторические времена он стал директором института и остается им по сей день.
Отвечая на вопрос, кто истории более ценен, любитель головоломок ответвит: и НИСЭПИ, и Манаев. Продвинутые, как сейчас говорят, пользователи укажут, что Манаев даже важнее. Хотя НИСЭПИ мог возникнуть и сам по себе, подобно опенку на заброшенной лесосеке. Но он появился именно в том месте, куда однажды с лукошком в руке заявился «грибник» Манаев.
Как указывает сам автор, издания серии отражают его опыт в области социологических исследований и анализа становления гражданского общества в независимой Беларуси, а также опыт непосредственного участия в этом процесс. По жанру рецензируемый том презентуется как «аналитические статьи, заметки, интервью на научных и общественных форумах».
И это правильно. Ибо изрядно поистрепавшиеся за два десятилетия после обретения этой самой независимости авторы, работающие в стиле Нострадамуса, бабы Ванги и Павла Глобы, в своих суровых приговорах будущему утратили всякую связь с реальностью. Что касается «опытов НИСЭПИ», то они непреложно утверждают ту нетривиальную истину, что человек всегда осваивает для жизни совершенно незнакомое ему пространство. Бывало, люди селились у подножия потухшего вулкана и, отдавая должное немыслимой щедрости богов, снимали высокие урожаи на плодородных почвах. А северные территории, например, осваивались благодаря слухам о немыслимых запасов золота. При этом единственное достоверное знание, которое определяло их непосредственное выживание, — грядущая суровая и длинная зима– воспринималось ими как неоспоримое свидетельство того, что богатства на самом деле существуют.
Да и вообще (как доказали недавние природные катаклизмы в Японии) люди имеют очень смутное представление об атрибутивных свойствах среды, в которой вынужденно живут.
Хотя географический детерминизм в их практиках безусловно прослеживается. Например, большинство белорусов, которым приходилось служить или участвовать в хозяйственном освоении Курильских островов, воспринимали это или в качестве несправедливого и сурового наказания, или исполнение неприятной, но высокооплачиваемой работы. Которую надо сделать, что возвратиться в сельву родной Свислочи гордым владельцем «Жигулей» и кооперативной квартиры. А для японцев Острова — та же Япония, но лучше ввиду практического отсутствия японцев. По этой причине можно отдохнуть от традиционной перенаселенности, толкотни и необходимой строжайшей регламентации всех и всяких процессов. Появилась бы возможность осмотреться, вздохнуть полной грудью и приступить к освоению новой территории. А после явить миру японское чудо, сотворенное в обычных для большинства цивилизованных государств условиях средней плотности населения.
Возможность заселять и осваивать территории до такой степени, чтобы добывать на них достаточное пропитание для всех, является необходимой предпосылкой прогресса, когда в роли его основного субъекта выступают национальные государства.
Ко времени образования НИСЭПИ процесс распада СССР близился к своему завершению. Если брать только экономическую подоплеку случившегося, то она сводилась к неумению СССР использовать свою необъятную территорию настолько эффективно, чтобы снабжать достаточным количеством ресурсов свое не самое многочисленное (по сравнению с рядом стран) население. Таким образом, предполагалось, что каждая из бывших советских республик, обретя государственную независимость, сможет наладить эффективную экономическую эксплуатацию собственных территорий.
В политической сфере главной тенденцией вполне объяснимо стало отстранение от власти КПСС, партии, некогда гордо принявшей на себя всю ответственность за судьбу страны и создавшей социалистическое государство.
Что касается «положительного упразднения» этих феноменов, то командно-административную экономику должна была заменить рыночная, а абсолютное доминирование государства над личностью преодолевалось в ходе становления гражданского общества.
На всем постсоветском пространстве риторика была одинаковой, но содержательное наполнение словесных конструкций существенно различалась. Одни и те же причины вызывали совершенно различные реакции не только среди политических оппонентов, но и у людей близких по своим социально-политическим и экономическим воззрениям.
То есть любой, отправляясь в поход за золотым руном, которое обещала дать власть над каждым из новых государств, должен был учитывать все сопряженные с этим делом затруднения и риски. Свою вполне плюралистичную точку зрения на сущее и должное имели и белорусы. В рецензии на книгу американского автора Григория Иоффе «Понимание Беларуси, и как промахивается Западная внешняя политика», Олег Манаев отмечает ссылку американца на одиннадцатый тезис Маркса о Фейербахе («философы только по-разному объясняли мир, задача же состоит в том, чтобы изменить его»). В общем, мудрость ставшая расхожей, благодаря вузовскому курсу философии. Но Иоффе, с чем согласен Манаев, подчеркивает: «на фоне безуспешных усилий изменить мир без попыток его понять слово „только“ в тезисах Маркса приобретает горькую иронию».
Впрочем, насколько можно понять аргументы, изложенные Олегом Манаевым, американскому профессору тоже не удалось в полной мере «понять Беларусь». Например, полностью можно согласиться с выводом Иоффе о том, что устойчивый рост белорусской экономики производен от специфической модели, которая имеет определенные перспективы. Определенные перспективы имеют всё, все и каждый. Специфика белорусской модели выражалась в стремлении подменить решение задачи организации эффективной эксплуатации собственной территории за счет внешних преференций. Вытекающих из особых отношений с Россией. Уже по этой причине нельзя было абсолютизировать экономическую устойчивость, а сегодня это «перспективное развитие» превратило Беларусь в натурального политического заложника своей соседки-союзницы.
С точки зрения «понимания» гораздо интереснее выглядит интервью Олега Манаева газете «Свободные новости плюс» от 31 января 2007 г., данное после завершения очередной нефтегазовой войны с Россией. Текст имеет простенькое и одновременно броское название «Просуществует ли Беларусь до 2011 года?», отсылающее к знаменитому эссе Андрея Амальрика, написанному в 1969 г.: «Доживет ли Советский Союз до 1984 года?». Как отмечает Манаев, Амальрик поставил под сомнение жизнеспособность Советской империи, когда никто в мире не высказывал никаких сомнений в ее прочности, и по существу оказался прав. Ошибся на семь лет в сроках, так ведь не астроном, а скромный советский диссидент.
Впрочем, в СССР во времена Амальрика все было понятно: структура, организация, соотношение сил. В том смысле, что никакого соотношения сил не было, поскольку существовало единство «партии и народа». А в Беларуси 2006 г., полагает Манаев, вопрос о будущем неочевиден: «Например: будем ли мы выбирать президента Беларуси в 2011 году?». Наступил 2011-й, президента выбрали в 2010-м, но сказать, что мы его выбирали, на самом деле невозможно. И тут уже претензии следует предъявлять не к социологам, а различным интерпретаторам действительности, которых развелось превеликое множество. Манаева можно уважать хотя бы за то, что он всегда пробует опираться на факты, дойти до сути и оставаться после этого последовательным как в научных работах, так и в публицистических статьях. В указанном интервью он коснулся очень политически волнительной темы для самых различных политических игроков Беларуси — опасности инкорпорации в Россию и вероятности ее осуществления.
Его трактовки интересны. Можно согласиться с тем, что «на все четыре стороны» Беларусь не отпустят». И по принципу «в аптеке должно быть любое лекарство» в проектных мастерских любого российского президента и правительства план инкорпорации Беларуси должен наличествовать.
Однако прав был Олег Тимофеевич, когда утверждал, что «она дорого обойдется России в прямом и переносном смысле. Во-первых, чтобы удерживать контроль над ситуацией, придется менять часть местных управленческих, экономических и культурных элит, перераспределять собственность и т. д. Да и никто цветы на российские танки, если допустить такое развитие событий (хотя я в него не верю), тут бросать не будут, в Беларуси все же есть силы, заявляющие о своей решимости бороться с российской аннексией.
Во-вторых, в чисто экономическом плане сделать Беларусь субъектом Федерации значит на протяжении многих лет вкладывать в нее десятки миллиардов долларов. Ведь у нас разные экономические уклады: в России на частный сектор приходится до 80% всей экономики, а у нас — только 20%. Так что сумма российских дотаций на 2007 г. в 5,8 млрд. долларов, озвученная недавно российским президентом, покажется цветочками по сравнению с тем, что придется затратить на присоединенную Беларусь, чтобы встроить ее в российскую экономику.
В-третьих, инкорпорации Беларуси Россией будет крайне негативно воспринята международным сообществом. Его придется нейтрализовать не только колоссальными дипломатическими, но, возможно и экономическими усилиями — вплоть до снижения цен на поставляемые на Запад российские энергоносители».
Можно соглашаться с автором, можно спорить, можно и соглашаться и спорить одновременно. Об обстоятельствах. Например, отмеченная американским профессором «специфика белорусской модели» заключается среди прочего в том, что она функционирует точно так же, как и обыкновенный субъект Федерации (за счет преференций Центра).Но руководство этого субъекта при внешней лояльности проводит собственную политику. В предельном значении — Чеченская республика. Но Кремлю значительно проще отказать Беларуси в очередном кредите, чем недофинансировать «восстановление» Чечни.
В общем, колонизация Курильских островов, согласись на это Россия, могла бы стать смелым и успешным (возможно, совместным и международным) проектом, в Беларуси такая вероятность практически исключена.
Социологи, в отличие от представителей спецслужб, не вырабатывают рекомендаций правительствам. Это было бы обидным для правительств, и грозило бы социологам моральным и профессиональным вырождением. К тому же в случае «непопадания в прогноз» их приходилось бы наказывать. Но как это сделать, если социологам «рубить головы» нельзя? Можно только спецслужбистам.
Поэтому правительства во всем мире охотно обращается к информации социологов нисколько при этом не ограничивая себя в принятии решений.
В Беларуси, что лишний раз доказывают сложности в понимании ее специфики, для ограничения социологических исследований придуманы способы, которые многое в этой специфике определяют.
Об этом тоже написано в книге.