Особенно, если допустить, что оперативно найденные террористы таковыми вовсе не являются. Поскольку однажды такое уже было: нашли, а потом вынужденно отпустили.
СМИ уже определились с основными версиями относительно заказчиков:
в) отечественные «деструктивные элементы». В терминологии официальных медиа — «уроды»;
б) внешние игроки (спецслужбы Запада или Востока);
в) одна из структур белорусского силового блока. (Цель — запугать главу государства и соответственно расширить свои сферы влияния. Грубо говоря, «принцип 19 декабря»).
Фактически эти же версии воспроизвел глава КГБ Вадим Зайцев. С той лишь поправкой, что пункт «в» по версии КГБ именуется «поступок нездорового человека „не только психически, но и с точки зрения личных амбиций“.
Ну, и что нового в этих версиях? Это классический, джентльменский набор всех громких белорусских терактов. После взрыва в ночь с 3 на 4 июля 2008 года точно также говорили и о «московском следе», и о внутренних разборках внутри силового блока и т. д.
Повторюсь, на данный момент, кто бы это ни сделал — не так важно. Важно другое. Почему это стало возможным? Почему с завидной периодичностью в «самой стабильной стране мира» происходят теракты? Вот, пожалуй, вопросы, на которые сейчас стоит искать ответы.
В любой системе, открытой или закрытой, террористический акт, в первую очередь — акт коммуникативный. Ключевой продукт взрыва — эта ретрансляция некоторых идей. В текущих условиях взрыв — это один из немногих, если не единственный, способ быть услышанным. Это лишний раз говорит о том, что коммуникационные лифты между социальными группами в белорусском обществе не работают. Ни элиты, ни номенклатура, ни граждане в штатном режиме не слышат друг друга, поскольку каналы связи заблокированы. И взрыв в метро, и события 19 декабря, — красноречивые свидетельства этого невеселого обстоятельства. Вместо того, чтобы завершить избирательный алгоритм в конце прошлого года, произошел системный сбой с сотнями задержанных и десятками политзаключенных. Теперь цена ошибок политической коммуникации выглядит еще более ужасающе.
И если раньше вместо терактов мы сталкивались скорее с информационными продуктами локальных и контролируемых взрывов и их медиа-эффектами (взрывы в Витебске и во время празднования Дня независимости), то сейчас произошли принципиальные изменения. Контекст. Вот чем теракт 11 апреля отличается от всех предыдущих историй.
Начиная с 1994 года, электоральная поддержка режима никогда не была такой вялой. Поэтому взрыв в минском метро — это послание лично президенту. Ключевой месседж — власть не контролирует ситуацию в стране; А. Лукашенко не в состоянии обеспечить безопасность граждан Беларуси. Можно пойти несколько дальше, и прочитать данный месседж и таким образом: после 19 декабря власти в Беларуси просто нет. Власть не способна обеспечить ни финансовую, ни продовольственную, ни физическую безопасность своих граждан. Просто потому что этой самой политической власти в стране практически не осталось. Она переварила всё вокруг, включая саму себя. После 11 апреля это уже не власть — это вспоминание о «сытых» 2000-х. Поэтому основная проблема не в том, кто взрывал. Проблема в том, что социально-политическая система в Беларуси деградировала настолько, что способна лишь торговать политическими заложниками и реагировать исключительно на кровь. Другими словами, белорусская система уже давным-давно сама стала террористом № 1 по отношению к своим гражданам.